Вера и Марина Воробей - Так не бывает

Тогда они поцеловались, впервые после операции…

Потом ей вспомнился другой эпизод. Зима, на улице метет метель, Игорь лежит с высокой температурой, у него ангина. А она подогревает в эмалированном ковшике молоко. Потом добавляет туда мед, немного соды и чайную ложку сливочного масла.

– Ну, пожалуйста, – начинает уговаривать Галина. – Выпей, это не так уж и противно, ты попробуй. Мне в детстве всегда такое давали… И ничего, как видишь, живой осталась. Учти, пока не выпьешь, я никуда отсюда не уйду, а мне, между прочим, еще сочинение про Чацкого писать нужно…

– Знаешь, что я сейчас представил? – спрашивает Игорь, принимая из ее рук огромную кружку. – Вернее, не представил даже… Само как-то возникло, как наваждение. Мне показалось почему-то, что мы с тобой… – Он сделал паузу, вероятно, стараясь подобрать нужное слово. – Будто нам уже лет по тридцать и мы давно живем вместе. В соседней комнате дочка спит маленькая… И не сын почему-то, а именно дочка. Я даже знаю, что ее Ксюшей зовут… Будто бы я заболел, ну, как сейчас, а ты за мной ухаживаешь… И так тепло мне на душе стало, ты себе не представляешь, как… Галь… А давай сразу после школы поженимся, а? В институт же можно и расписавшись поступать…

Снегирева тогда ничего не ответила Игорю, она лишь присела на краешек кровати и приказала, сурово сдвинув брови:

– Пей давай, а то ты не доживешь до нашей свадьбы.

Игорь послушно выпил молоко до последней капли. Галя отнесла на кухню кружку, а потом долго сидела рядом с Игорем и молча гладила его темные, удивительно приятные на ощупь волосы.

Девушка не заметила, как заснула. И во сне она тоже видела Игоря и себя рядом с ним, легкую, счастливую, смеющуюся…

Проснулась Галина с удивительно радостным ощущением, обновленной какой-то проснулась. Мысленно Галя благодарила Валентина, ведь это он дал ей такой замечательный совет: постараться забыть о плохом и вспоминать самые радостные события.

«Вот выпью кофейку, – умываясь, думала Снегирева, – проглочу пару бутербродов и позвоню Игорю». Она почему-то не сомневалась, что Игорь ее звонку обрадуется. Но даже этого Галине делать не пришлось. Не успела она проглотить последний кусочек, как зазвонил телефон.

– Игорь, как хорошо, что ты позвонил! – прокричала девушка, услышав в трубке знакомый, немного неуверенный голос. – Давай сходим куда-нибудь?

– Правда? – не смог скрыть своей радости Игорь. – Ты правда хочешь, чтобы мы встретились?

– Ну да, – ответила Галя, отметив про себя незнакомые интонации его голоса. – А что в этом удивительного?

– Тогда давай на «Спортивной» через сорок минут. Нет, через полчаса!

– Да ведь ты не успеешь доехать, – попыталась возразить девушка.

– Успею, – уверенно заявил Игорь и, наскоро попрощавшись, повесил трубку.

На это свидание Галина отправлялась с таким чувством, будто, столкнувшись с какой-то сложной, почти неразрешимой проблемой, она неожиданно для самой себя одержала победу. Галина не знала, над кем она одержала эту победу: над Игорем или над собой. Но ощущение было таким явственным, что девушке казалось, что она чувствует запах своей победы. Она почему-то пахла фиалками…

Где в ноябре Игорю удалось раздобыть фиалки, так и осталось для Снегиревой загадкой. Даже спустя две недели, когда, вспомнив об этом их радостном, словно бы после долгой разлуки свидании, она попыталась выпытать у Игоря его тайну, он лишь отмахнулся, ответив:

– Да они не настоящими были. Ты что, не заметила?

– То есть как это? – обиделась было Снегирева. – Ты подарил мне бумажные цветы? Но ведь они пахли…

– Сейчас чего только не придумают, – продолжал разыгрывать ее Игорь.

– Ну вот… – совсем сникла Галина. – А я-то думала!

Тогда она забыла маленький букетик в каком-то кафе и потом долго сожалела об этом. Но не возвращаться же туда спустя два дня. Впрочем, девушка прекрасно помнила свои ощущения: вот она сжимает в руке пучок прохладных стебельков, которые оканчиваются извилистыми линиями корешков, зарывается носом в нежные, источающие весенний аромат фиолетовые лепестки… Нет, она не могла ошибиться: фиалки были самыми что ни на есть настоящими. И зачем только Игорь пытается ее разозлить?

– Да не дуйся ты! – Он осторожно дотронулся до ее локтя. – Я пошутил.

– Ну и где же ты нарыл фиалки среди осени?

– В лесу, – снова принялся шутить он.

– Все! Если не скажешь правду, я сейчас же развернусь и поеду домой.

Видимо, он услышал в ее голосе нешуточную решимость, потому что, подумав немного, сказал вдруг:

– Вообще-то я и сам тогда дико удивился, когда увидел в переходе эту особу. И не похожа она была на обычную торговку… Совершенно то есть не похожа… Представь, стоит такая в норковом манто роскошном, на голове легкий шарфик повязан фиолетовый, развевается весь, так и трепещет, хотя никакого ветра и в помине не было, а в руках этот букетик… «Сколько стоит?» – спрашиваю, а она глаза опустила и называет какую-то цену смешную, то ли десять рублей, то ли пятнадцать, не помню уже… Но самое удивительное в конце было. Беру я из ее рук цветочки, лезу за деньгами в карман, поднимаю глаза, а ее уже и след простыл. Я так и замер с раскрытым ртом. Стою и как дурак фиалки в кулаке сжимаю. Думал, и они сейчас в воздухе растворятся. Но нет, минута прошла, другая, а они никуда не исчезли… Видимо, это добрая волшебница была, которая пришла с цветами, чтобы нас с тобой помирить… Я потом даже стихотворение написал… – Игорь наморщил лоб, пытаясь припомнить написанные уже давно строчки:

– Как мертвые ночные мотыльки,

Лежали на ее руке цветки.

И ветер шевелил их крылья…

Чем было то виденье: сном иль былью?

Не помню, что-то такое… – Парень небрежно махнул рукой. – Словом, дурацкие какие-то стишки я тогда накропал… Даже, помню, сразу их уничтожил в компьютере. Но фею эту я на всю жизнь запомнил.

Почему-то сейчас, поднимаясь к себе на третий этаж, Снегирева вдруг в деталях припомнила тот разговор. А ведь с тех пор уже недели три минуло. И тут она почувствовала, как сбилось дыхание.

«Что это со мной? – удивилась девушка. – Сколько себя помню, одышкой вроде не страдала… Да и рановато еще».

В следующую секунду горячая волна крови ударила ей в лицо. Снегирева прижала к щекам холодные ладони.

«Да ведь я… А может, все-таки нет? Нечего тянуть, – разозлилась на себя девушка. – Завтра же пойду в поликлинику… В поликлинику? Нет, в поликлинику ни в коем случае нельзя, ведь тогда…»

О том, что может случиться, узнай о ее тайне родители и учителя, и подумать было страшно.

Пару дней назад, на уроке химии, она впервые заподозрила неладное. Все сосредоточенно занимались лабораторной работой, смешивая какие-то реактивы и занося свои наблюдения в тетрадь. По всему классу распространился удушливый, едкий запах, и в какой-то миг Снегиревой стало так плохо, что она едва не потеряла сознание. Голова вдруг пошла кругом, все окружающие предметы начали медленно расплываться перед глазами, а к горлу подступил горько-кислый комок тошноты. Тогда она попросилась выйти из класса и, оказавшись в коридоре, постепенно пришла в себя. Потом похожий приступ дурноты повторился на следующий день, на уроке физкультуры. И вот сейчас, поднявшись на третий этаж, она почувствовала, что задыхается.

«Надо позвонить Валентину, – подумала вдруг девушка. – Хотя стыдно. Ведь с тех пор я так ни разу ему и не позвонила».

Да, с того самого дня Валентин и Галина так и не виделись больше и даже по телефону не разговаривали. Она как-то закрутилась… С Игорем они теперь встречались как и прежде, до этой ссоры, каждый день. Ходили на концерты, выставки, гуляли по городу… Словом, свободного времени у девушки почти не оставалось. А ведь еще существовала и школа, и уроки, которые надо было делать каждый день: ведь Снегирева уверенно шла на медаль и сворачивать с этого курса не собиралась.

Конечно, звонок Валентину много времени бы у нее не отнял. И дело тут, наверное, было в том, что, открывшись перед парнем, Галина уже на другой день начала терзать себя упреками: «Стыд-то какой! Ну и зачем ты это сделала? Зачем рассказала случайному человеку то, что и самому близкому говорить не следует». Вот если бы дело происходило действительно в поезде, тогда Снегиреву не мучили бы сожаления. А так, вспоминая о случившемся, она всякий раз заливалась краской и, хотя понимала, что следует все-таки позвонить парню, никак не могла заставить себя набрать его номер. Потом, по прошествии недели, она стала оправдывать себя тем, что Валентин и сам ей не звонит.

«Значит, он не хочет продолжать знакомство, – уговаривала Галина саму себя. – Телефон-то мой у него есть, мог бы и позвонить».

Но сейчас, когда с каждым днем тревожные мысли и дурные предчувствия все больше одолевали ее, первым, о ком Галина вспомнила, оказался почему-то Валентин. Хотя в книжках часто пишут, что о друзьях люди вспоминают только тогда, когда им становится плохо.

«Да он уж, наверное, и забыл, кто я такая! – мысленно терзалась сомнениями Снегирева. – А как напомнить? Ну, та Галя, которая в драку полезла… Нет, это крайне глупо. Скажу так: помнишь девушку, которая купила тебе сигареты? Вообще дурь какая-то получается. Еще решит, что я намекаю на то, чтобы он вернул деньги…»

Так и не решив окончательно, как именно она о себе напомнит, Галя отыскала в блокноте телефон Валентина, и в следующий миг ее пальцы быстро забегали по квадратным черным кнопкам. Каждое нажатие сопровождалось тихим механическим попискиванием.

– Алло, здравствуйте, – бодро затараторила Снегирева, услышав в трубке женский, слегка встревоженный голос. – Позовите, пожалуйста, Валентина.

– А Валика нет… – последовал тихий ответ.

– А когда он придет, вы не подскажете?

– Девушка, – вздохнула на том конце невидимая собеседница, – Валик наш уже почти две недели как в больнице лежит…

– Как в больнице? – воскликнула Снегирева, чувствуя частые и громкие удары сердца. – А что с ним случилось?

– Подрался с кем-то, – ответила женщина. – Ключица у него сломана и ушибы сильные… Я думаю, на него двое или трое напали… А вы кто? – запоздало спохватилась женщина.

– Я его знакомая… – сказала Галина. – Кажется, я знаю, чья это работа… А сам-то он что говорит, кто его избил?

– Молчит, – снова тяжело вздохнула женщина. – А то вы Валика не знаете… А откуда вам известно, кто это сделал? Приезжайте к нам, расскажите. Я его мама, меня Ирина Антоновна зовут. А вас как?

– Галина, – сказала Снегирева. – Знаете, Ирина Антоновна, вы не обижайтесь, но сначала я должна с Валентином встретиться… Скажите, пожалуйста, в какой больнице он лежит и номер палаты, если можно…

– Я так и думала, что вы не станете со мной разговаривать, – с досадой протянула Ирина Антоновна. – А зря… Валентин, конечно, запретит вам говорить, кто это сделал… Если бы хотел, давно бы сам рассказал. Но если вам и вправду известны имена этих подонков…

– Я все понимаю, Ирина Антоновна, – перебила Снегирева. – Но сначала я все-таки должна поговорить с Валентином.

Увидев ее в дверях палаты, Валентин так искренне обрадовался, что Галине даже стыдно стало, что она за все это время так и не нашла в себе сил позвонить ему. Ведь давно бы уже могла приехать в больницу.

Голова парня была перевязана, на лице виднелись множественные ссадины и следы от недавних синяков, правая рука, выше локтя и до самой шеи, была в гипсе и торчала вверх, опираясь на металлическую подпорку.

– Ну как ты? – тихо, почти шепотом спросила Снегирева.

– Да нормально… Не знаю, чего меня только тут держат! Чувствую я себя отлично. Только вот к этой фигне привыкнуть никак не могу, – постучал по гипсу Валентин. – Знаешь, а я только сегодня о тебе вспоминал…

А она-то по дороге сюда изволновалась вся, ломая голову, с чего начать разговор, какие слова произнести, чтобы не поставить в неловкое положение ни себя, ни Валентина. А все оказалось так просто! И объяснений никаких не потребовалось. Снегирева была благодарна Валентину за то, что он не стал спрашивать, почему она не звонила.

– Скажи, – Галина принялась выгружать из сумки сок, бананы и яблоки, – это Гром тебя так разукрасил?

– Его-то самого там не было, – чуть помедлив, отозвался Валентин. – Но это, конечно, его ребята. Только раньше я их не видел…

– А сколько их было? – Снегирева заглянула парню в глаза.

– Четверо, – буркнул тот. – Да ну их к лешему! – махнул рукой Валентин. – Расскажи лучше, как у тебя дела? Помирилась с Игорем?

– Знаешь, а я твоей маме сказала, что знаю, чья это работа, – призналась Снегирева, проигнорировав вопрос Валентина.