— Да, пап, — я улыбнулся ему, — все в порядке, в полном.

Глава 7


Марк


Ни черта не в порядке. Наоборот, мой мир катится в какую-то пропасть с невероятной быстротой.

Я лежал без сна, закинув руки за голову и скрестив ноги, и смотрел в молочного цвета потолок своей спальни. Давал себе слово не думать об этих губах, вкуса спелой вишни в шоколаде. О пальчиках, что запутались в волосах на затылке. О хихиканье и двух словах, что не давали уснуть. «Мне понравилось…»

Херня. Полная. И я тону в ней все глубже и глубже.

Эта девчонка поселилась в моем мозгу, в каждой его извилине. Её образ всплывал за закрытыми веками, стоило только на миг дать себе слабину. Её смех колокольчиком звенел в барабанных перепонках. Ощущение её тела в своих руках заставляло кровь быстрее бежать по венам.

Но в реальность возвращали её слова. Совсем другие слова. «Правильно ли это?.. Я не знаю… Мы же будем друзьями?»

Друзьями. Но я не хочу быть ей другом. Просто другом.

Другом, который стоит, делает вид, что реагирует спокойно, а на самом деле кусает губы от злости, потому что видит, как та, что он целовал несколько минут назад, танцует с Филом? Да, просто танцует, но… А потом еще с каким-то парнем. И еще с одним. И ему она улыбается. И совсем не смотрит в мою сторону. Хорошо. Отлично. Я буду ей другом. Я смогу. Справлюсь.

И именно поэтому, спустившись утром к завтраку и застав за столом всех, я улыбался своей самой искренней и счастливой, как мне казалось на тот момент, улыбкой. Поцеловал маму; перекинулся кивком с отцом и мило улыбнулся Джейс. Она кивнула мне в ответ и тут же снова уставилась в свою тарелку.

— Марк, мальчик мой, — мама ласково посмотрела на меня, — Надеюсь, ты помнишь? В шесть будешь готов?

— Да, мам, — я прокашлялся, делая глоток крепкого кофе, — Конечно.

И на вопросительный взмах в мою сторону длинных ресниц, пояснил Джейсон:

— Это наша семейная традиция. Я потом тебе объясню.

— О! — она перевела взгляд на мою маму, — Тогда, может, мне лучше уехать? Марк, ты отвезешь?..

— Нет, милая, нет, — во взгляде мамы сквозило столько теплоты и заботы. — Останься. Мне очень приятно, что ты здесь, как будто, у меня наконец-то появилась дочь.

Если уж Джейс была смущена таким признанием, то каково было мне? видимо, есть в этой девчонке что-то такое, что пленяет окружающих после нескольких минут общения с ней. Всех. Кроме моего отца. Не знаю как, но мне удалось перехватить его недовольную ухмылку. Видимо, он следил за моей реакцией. Доля секунды, и он снова уставился в газету.

Ладно, если Джейс, что с одной стороны меня радовало, будет занята с мамой, то я могу держаться от неё подальше. Я вытер губы салфеткой, отодвинул стул и предупредил:

— Если что, я буду в библиотеке.

Я так сделал. Сидел, закинув ноги на стол и делал вид, что листаю бумаги. А на самом деле не мог решить, как мне следует вести себя с Джейс.

Но стук в дверь, а потом и сама нарушительница моего спокойствия, показалась в приоткрытой створке:

— Можно?

— Да, — я махнул рукой в знак приглашения. — Валяй, проходи.

Но ноги со стола убирать не спешил: мне так было удобнее. А Джейсон не спеша осмотрелась вокруг, а потом прошла к столу, встала почти передо мной, только ближе к углу стола, и присела на его край.

— Что ты делаешь? — она указала пальчиком на бумаги, что я держал в руках. — Я не помешала?

Несколько секунд я внимательно рассматривал её, пытаясь понять. Она ведет себя так, как будто ничего не было. Ни этого поцелуя. Ни её реакции. Что ж, тем лучше. Вернемся к старому и «будем друзьями».

— Это контракты, которые отец собирается заключить. Он попросил меня посмотреть их, так сказать, свежим взглядом. С недавних пор я помогаю ему.

— У, понятно, — но на самом деле ничего ей понятно не было. Она поерзала на столе, усаживаясь глубже, и делала вид, что смотрит в окно. — Я хотела спросить. У твоей мамы не решилась, не знаю почему. Может, ты?..

Я прикрыл рот ладонью, сидел, молчал и смотрел на неё. Не могу понять, не могу. Неужели эта девчонка не понимает, что она творит со мной? Сидит в такой близости от меня и делает вид, что так и надо. Небрежно смотрит в окно. Болтает ногами. Или она в самом деле еще настолько не искушена в жизни, что ведет себя столь наивно и доверчиво, совершенно ничего, кроме дружеских чувств не испытывая ко мне, или эта месть и издевательства? Она ведь, хоть и маленькая, но все же женщина.

— Что ты хочешь знать?

— Твой брат. Его не было вчера на приеме. Он приедет на Рождественский ужин? Мне бы хотелось с ним познакомиться. Ты столько рассказывал…

Брат… Я набрал полную грудь воздуха и медленно выпускал его, закрыв глаза.

— Николас не придет. Если ты хочешь с ним познакомиться…

— Вы в ссоре? Он поссорился с родителями? Но Рождество как раз…

— Джейс, — я устало вздохнул, — послушай. Я пригласил тебя на Рождество и ты, так или иначе, окажешься втянутой во все это. У нас есть семейная традиция. — я должен был пояснить. И должен был сказать правду. — Одна — давняя. Это — каждое Рождество, мама настаивает на этом, ходить всем вместе в церковь, на ночную службу. Я не спросил, ты католик? — она кивнула. — Тогда, ты тоже поедешь с нами, если, конечно, захочешь. Но это к полуночи. А вот в шесть вечера…

— Так твой брат священник? И поэтому?..

— Нет, — я грустно усмехнулся. — Не священник. И это вторая традиция. Она появилась не так давно. Мы ходим на кладбище, все вместе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Ой, — она догадалась. Моргнула несколько раз, хотела что-то сказать, но только в немом молчании открыла рот. Но, придя в себя, тихо произнесла, — Прости, я не знала… Расскажешь?

Рассказать? Я снова вздохнул, почему бы и нет? я не мог ни с кем откровенно поговорить об этом. С отцом и матерью? У них своя боль. С Филом? Мог, но не обо всем. Он и так был в курсе всего, видел сам. Уж не знаю, почему, но Джейс я мог доверить все, не боясь быть осмеянным. И почему-то вспомнилось, как она так доверчиво сообщила мне о том, что разговаривает на кладбище со своими родителями. Я и сам говорил с Ником, часто. Но не на кладбище. Дома, в своей голове.

— Иногда я думаю, что если бы не такая разница в возрасте, как была у нас с Ником, мы были бы ближе. Такими настоящими братьями. Мне не хватает его. Всегда не хватало, а сейчас особенно. — я немного помолчал, а Джейс в это время перебралась в кресло напротив стола. Села, поджав под себя ноги, опустила голову на сложенные на краю стола руки. — Думаю, ему тоже было со мной нелегко, первое время. Николас был гордостью родителей, их первенцем, наследником. Он заслужил это, по праву. Всегда и во всем первый. Ему все давалось легко. Лучший в учебе. Куча грамот и призов в престижных научных олимпиадах. Медали за успехи в спорте. Бейсбол? Он лучший питчер. Плавание? Придет к финишу если не первым, то вторым это точно. Гольф? Победитель округа среди юниоров. Он отлично ходил под парусом. Брал призы в легкой атлетике. Тот теннисный корт, что за домом, отец построил для него. Он был прирожденный лидер, его всегда окружало много друзей. К нему тянулись. Его любили. Ну и какой резон был подростку тринадцати лет таскать за собой сопливого брата? Но, он возился. Затевал игры, знаешь, такие, с развитием сюжета, с продумыванием тактики, ходов. Многому учил меня: читал, рассказывал. Но этого времени было мало, только каникулы. Как ты догадываешься, Ник учился в частной закрытой школе. Полный пансион. Я восхищался им, но… Мне всегда казалось, что я все равно вечно буду в его тени. Ребенок, до которого никогда никому не было дела. Отец вечно занят с работой. Мать носится по благотворительным приемам или сама организует их. Только старший брат. Но и он бывал только на каникулах или больших праздниках.

А в выпускных классах Ник стал привозить домой своих друзей. Отдохнуть, развлечься. И ему стало тоже не до меня. Он приезжал, предки собирали кучу гостей по такому случаю, и все восторгались успехами Николаса. Я был в тени. И как бы не лез из кожи вон, как бы не стремился учиться хорошо, переплюнуть брата в спорте, это оставалось незамеченным. Ну, может мамой. Ну отцом уж точно нет. — я усмехнулся. — Ник, Ник, Ник… Он всегда ставил мне его в пример, с долей укоризны, что мне никогда не дотянуться до него. И в четырнадцать я перестал стремиться. Была ли это ревность? Обида? Не знаю. Мне просто стало наплевать. Зачем стремиться к чему-то, если это никому не нужно, и никто это не оценит? Даже я?

Я связался с плохой компанией. Не знаю как, но мой первый привод в полицию отцу удалось замять. Мы с Филом и еще с несколькими ребятами были пойманы поздно ночью за распитием виски в городском парке, куда, как ты понимаешь, проникли незаконно. Нас отмазали, а тех ребят взяли «на карандаш». Отец орал. Говорил, я позорю семью, что мне надо взяться за ум, что меня ждет суровое наказание. А мне было плевать. Второй залог, который внес за меня отец, я отработал сполна. Разгружал фуры на пару с Филом с каким-то дерьмом на отцовской фабрике. Хочешь знать, за что? — Джейс кивнула, но ничего не спросила. — За акт вандализма и порчу городского имущества. Пьяные в хлам, мы разрисовывали граффити стены городского муниципальной школы. Но на слушанье по нашему делу было доказано, что мы с Филом просто проходили мимо. А баллончики с краской нам всучили ребята. Они же были настолько пьяны, что запах алкоголя впитался и в нашу кровь. Бред! Но, отец постарался. Я сидел под домашним арестом. Для того, чтобы отвозить меня в школу и забирать из неё, был нанят специальный водитель. Громила, которого я, по правде сказать, побаивался.

Тем ребятам, что были с нами, дали условный срок, и мы их не видели. Почти год я мог нормально разговаривать с Филом только в школе. Все под неусыпным контролем. Школа, домашнее задание, спорт и работа у отца. И так по кругу. Стали ли наши отношения с отцом лучше? Нет. Я молча ненавидел его. Он меня. А мама металась между двух огней. А Николас заканчивал колледж…

Я помню его выпускной. Очень хорошо помню. Мы прилетели в Гарвард всей семьей. Отец, как всегда, гордился старшим сыном. Нарисовал ему такие перспективы, о которых никто в своей жизни и мечтать не может. Он сразу решил ввести его в совет управления корпорацией. Но Николас прокашлялся и попросил отца не спешить. И дать ему полгода каникул. Летом особенно. А еще попросил у отца отпустить меня и Фила с собой. И сказал, что через эти полгода мы изменимся. И все изменится…

Отец согласился. Он тогда не придал особого значения словам Ника. Никто не придал. Мы с Филом были в восторге и рассматривали эти каникулы как самое забавное и отрывное приключение. Трое однокурсников Ника и мы.

Мы улетели в Чили. Сначала на юг. Какое-то бунгало на побережье. Никаких цивилизованных условий. Все делаем сами: и готовим, и убираем. И находим деньги на пропитание, соглашаясь на любую работу. И так все. И сёрф. Потрясающие волны. Я восторгался Ником, его бесстрашием перед необузданной стихией. Он был мой герой. Ловил волну высотой с трехэтажный дом. А однажды сиганул со скалы, не просто сиганул, а нырнул! Я накинулся на него. а он сказал, что это не самое страшное, что может быть в жизни… А потом мы отправились в горы. Лыжи, сноуборд… Это были самые потрясные каникулы в моей жизни. С настоящим старшим братом. Он сказал мне тогда, что если в жизни не хватает экстрима, то он может быть вот таким, с выбросом адреналина в спорте, в увлечениях. Хочется протеста? Протестуй. Но не нанося вред другим, а помогая. И мы две недели работали волонтерами в детском лагере, с неизлечимо больными ребятами.

А в конце лета мы отправились в Перу. Я до мельчайших подробностей помню тот день. Мачу-Пикчу. И Николаса, который остановил ребят, сказав, что хочет прогуляться только со мной. Он избрал тропу явно не для туристов. Подъем был трудным: разряженный воздух отнимал силы. Но вид, что открывался с той площадки, куда мы поднялись, был прекрасным. Ник заставил меня сесть и перевести дух. А сам отошел на несколько шагов, засунул руки в карманы штанов и тихо сказал:

— Я умираю, Марк.

— Все умирают. — я усмехнулся, — С самого рождения…

— Мне осталось не больше года. Думаю, даже меньше. — он повернулся ко мне. и по его лицу, я понял, что он не врет. — Только дай слово, что ничего не скажешь маме и отцу. Не хочу ни жалости, ни слез, ни бессилия. И сам…

— Да ты издеваешься надо мной? — я начинал злиться, встал, сжав руки в кулаки. — говоришь все это специально! Наставляешь меня на путь истинный? Это не самый лучший…

— На первом курсе я получил пустяшную травму, на первенстве среди университетов, по теннису. Какой-то придурок так размахивал ракеткой, споря с арбитром, не заметил меня и заехал по руке. Ушиб. Сильный, но не опасный, так сказали врачи. Но он все не проходил. А спустя год перерос в опухоль.