— Но… — я был растерян. — Но, какого хрена ты ничего не сказал отцу? Он бы нашел лучших врачей! Он…

— Было поздно. Слишком поздно. — Ник вздохнул и сел на мое место. — Кто в двадцать лет придает значение своему здоровью? Ну? — он был прав, и я ничего не мог ему возразить. — А когда все тесты показали… В общем, можно было бы и пройти полный курс лечения, и истратить на это целое состояние, но результат будет один. Так вот, я не хочу остаток дней прожить овощем. Видеть жалость в лицах родных. Слезы… Это еще будет. Я хочу наслаждаться этой жизнью. — он достал из нагрудного кармана пузырек, высыпал на ладонь несколько таблеток и залпом проглотил их.

— Это не витамины? — я кивнул на флакон, — как ты меня убеждал?

— Нет. Не витамины. Это помогает мне продержаться. Но болезнь прогрессирует, я это чувствую. Я и позвал тебя сюда, одного, чтобы все рассказать, поговорить. Я был тебе никудышным братом. Меня должно было быть в твоей жизни гораздо больше, но… Прости меня.

— Простить? Да, но… — моя растерянность перерастала в злость. — Ник, нет я не верю, не хочу верить. Все можно исправить. Давай позвоним отцу. Он хоть и большая задница, но он все может!

— Только не это, — Николас горько усмехнулся. — Марк, пойми, я не хочу. Не хочу лишиться сначала руки, потом ноги, потом еще какой-нибудь части тела. Но и это ерунда. Я не хочу жалости.

Я ревел. Ревел, как девчонка. Навзрыд. Размазывал слезы по щекам, не желая примириться с действительностью. Искал какие-то решения и понимал, что они не помогут. Ничто не поможет. И никто. Я перебивал его, спорил. А потом повернулся, и увидел, что и он плачет. Тихо. Только две дорожки слез на щеках…

— Марк, я хочу, чтобы ты понял одну вещь. Нет, несколько. Но самая главная, это то, что ты останешься у них один. У мамы и отца. Дай мне слово, что пересмотришь всю свою жизнь. Что, как бы тяжело тебе не было, но станешь его достойным наследником. Не надо заменять меня полностью, я этого не хочу. Но быть с ним рядом… И с мамой. С мамой особенно…

Мы говорили. Много говорили тогда. Обо всем. О выборе. О жизни. О долге. Конечно, я дал ему слово. И не одно. Я изменил свою жизнь. Свое отношение к ней. К отцу. Насколько это было возможно. Дал слово, что всегда буду честным самим с собой. И буду жить в полную силу…

Я спросил его:

— Тебе страшно?

— Умирать? — Ник сидел, положив локти на колени и сцепив руки в замок. — Нет. И это правда, Марк. Потому что, я не знаю, как это. Никто не знает. Скорее жаль. Жаль уходить, многого не испытав, не попробовав. Настоящей любви, например. Жаль осознавать, что не оставлю после себе никого. Но, тебе этого еще не понять… — он вздохнул. А потом усмехнулся. — Жаль маминых слез. Жаль, что никогда не увижу её больше. Отца, тебя, обормота, — он взлохматил мои волосы. — Жаль уходить молодым…

С того дня все изменилось. Я изменился. Я дал брату слово, которое стараюсь, как могу, держать.

Когда мы вернулись домой, Ник сам все рассказал родителям. Они были в кабинете отца, а я сидел в гостиной. Не мог пережить это еще раз. Я помню крик мамы. И каким постаревшим сразу на несколько лет вышел из кабинета отец.

Вердикты врачей. Их лица и отрицательное покачивание головой. И вновь убитую надежду во взгляде мамы.

Ника не стало в апреле. Но все это время он занимался со мной. Я стал учиться. И мне это нравилось. Фил потянулся за мной. Мы выигрывали многие престижные олимпиады. В этом была заслуга Николаса. И еще в том, что он поговорил с отцом, заставил и его пересмотреть многое в отношении ко мне. вот только отец сделал это по-своему. Он стал опекать меня. Баловать, ни в чем не отказывать. Как будто старался наверстать упущенное. Или, посадить под стеклянный колпак, чтобы не допустить повторения истории с Ником. Лучший колледж, но только рядом с ним. Лучшая машина, по классу безопасности. Лучшие медицинские центры, потому что, не дай Бог… каждые полгода. Такая опека накладывает на меня определенную ответственность, потому что я знаю, что ждет меня в будущем. Я не могу подвести Николаса.

Я рассказал тебе все. И ты молчишь…

Джейсон подняла голову и вытерла слезы:

— Я… я не хочу говорить банальности, но… Терять родителей страшно. Но это неизбежно. Но вот потерять своего ребенка… — она выпрямилась, на миг прикрыла глаза. — Я поеду с вами, я хочу. То платье, в котором я приехала, подойдет? — я кивнул. — А сейчас, можно я пойду к твоей маме?

Она подошла ко мне, быстро прижалась щекой к макушке, а потом вышла.

Я знаю, что Джейс весь день провела с моей мамой. Помогала ей на кухне, потом пошла с ней в оранжерею, чтобы срезать цветы для Николаса, которые мама выращивает сама. И по кладбищу она шла под руку с Региной.

— Похоже, наша мама не на шутку привязывается к этой девочке, а?

Отец шел рядом со мной и смотрел на склоненные друг к другу головы наших дам.

— Джейс не может не нравится. К ней тянет.

— Это-то меня и пугает…


Это было самое необычное мое Рождество. Джейсон делала его таким. Каким-то, по-особенному домашним.

В церкви она сидела рядом со мной. Вся такая одухотворенная, неземная. Пусть и украдкой, но я не мог не смотреть на неё. А она замечала это. Сердилась, так по-детски недовольно хмуря брови. И, словно строгий учитель, стискивала мою ладонь в знак неодобрения. А мне оставалось только закусить нижнюю губу, боясь рассмеяться.

Удивительное Рождество. Самое праздничное и самое правильное за последние годы. Умиротворенное. Такое правильное. Вот она сидит тут, рядом со мной. С моими родителями. И это наполняет душу таким спокойствием.

А утром я проснулся от того, что ужасно захотел пить. И шлепая по полу босыми ногами, я спускался вниз, прислушиваясь к голосам и смеху, что доносились из кухни. Странно, я знаю точно, что мама отпускает Консуэллу на все рождественские каникулы. Тогда…

Но гадать долго не пришлось. Я застыл в дверях от увиденной картины: Джейсон, одетая в мягкий трикотажный костюм, состоящий из курточки и свободных брюк, с двумя косичками, лежащими на плечах, стояла у плиты и, зачерпнув тесто, выливала его на разогретую сковородку, что-то рассказывая моим родителям, которые сидели рядом за кухонным островком.

— …да, и стал настаивать, что я этот самый скейт украла. — Джейс ловко подцепила лопаточкой готовый блинчик и выложила его на большое блюдо. — При этом он так был уверен, что я вовсе и не девчонка. Ой!

Она развернулась и увидела меня. Легкий румянец расползался по её щекам.

— Всем доброе утро.

Я поцеловал мать в щеку и потянулся за стаканом с водой.

— Марк, солнышко, — мама ласково улыбнулась мне. — Доброе.

— А я тут твоим родителям рассказываю, как мы… познакомились, вот.

— Да, сын, — отец хмыкнул. — Забавная история! Спутать девчонку с пацаном!

— И вы туда же! — я фыркнул. — Ребята вечно подначивают…

Я потянулся за блинчиком, что высокой горкой лежали на блюде, но так внезапно получил по рукам от Джейс:

— Эй! — но блин я схватить успел. — За что?

— А нечего хватать! Надо садиться за стол всем вместе!

Вот с такого беззаботного смеха и началось это рождественское утро.

Но я все еще не знал, как мне вести себя с Джейс. И поэтому, старался избегать её, придумывая всякие важные, срочные и неотложные дела. Мама готовилась к приходу маленьких гостей из приюта, что завтра заполонят весь дом, а я сидел в своей комнате, бесцельно смотря в окно.

— Можно? — Джейсон приоткрыла дверь без стука, но входить не решалась. — Я тут хотела…

— Проходи, — я встал и пошел к ней навстречу, шире открывая дверь. — Не стесняйся.

— Я «спасибо» хотела тебе сказать, ну, за праздник. — она несмело топталась у двери. — Настоящий праздник. Столько впечатлений и подарков.

Я сел в кресло, а Джейс прошла к окну и присела на край стола:

— Твой отец сказал, — она вытянула ко мне руку, на запястье которой висела золотая цепочка, — чтобы я оставила его себе. Это его подарок мне. Золотой. Я хотела вернуть, но…

— Он настоял.

— Ну, да, — она кивнула. — Мне никто никогда не дарил таких подарков. Я боюсь его потерять… А твоя мама преподнесла целый пакет всех этих замечательных и так вкусно пахнущих шампуней и бальзамов! Какие-то крема и маски! Она сказала, что все подробно расскажет мне. А я смогла им подарить только завтрак… — она вздохнула, — Но самый лучший подарок твой. Вечер, и праздник, и платье, и… — Джейс опустила глаза, и тут я заметил маленькую коробочку в её руках. Она нервно вертела её, а потом нерешительно протянула мне. — Вот. Это мой подарок. Он, конечно, не такой шикарный, но… И стоит всего несколько долларов… Я увидела его и вспомнила о тебе.

Я встал и сделал несколько шагов к ней, надеясь забрать свой подарок:

— Позволишь?

— Что? — она как-то испуганно, и, как мне показалось, с какой-то надеждой, посмотрела на меня. — Да, конечно. — она протянула мне коробочку. — Я помню, у тебя брелок был сломан. И вот…

Я аккуратно снял обертку с плоской небольшой картонки и открыл её. Внутри лежал брелок для ключей в виде маленького скейта. Я вытащил его и рассматривал с легкой улыбкой. Коснулся колес. Надо же! Они крутятся.

— Спасибо. — я играл скейтом, вертя его в руках. — Это так…

— Тебе понравилось? Правда? я рада. — она облегченно выдохнула, а потом добавила. — Я не знала, что подарить лучшему… другу.

Другу. Я на миг закрыл глаза. Значит, другу. Ну, что ж, так тому и быть. Если она сможет делать вид, что ничего не случилось, то и я смогу. Смогу.

Глава 8


Марк


Не смог. Или не мог.

Сразу после Рождества мы с Филом укатили на новогодние каникулы в небольшой, но вполне комфортабельный горнолыжный лагерь на озере Тахо. Сняли номер с одной спальней, в которой стояли две кровати, и гостиной, с примыкающей к ней небольшой кухонной зоной. И наслаждались солнцем и пушистым снегом.

Но вот только сейчас сидели на ограждении у самого спуска с гор, и, молча, смотрели на снежные пики, что были покрыты белыми дорожками морщин. Наши борды стояли рядом, воткнутые в высокий сугроб.

— Что, не отпускает? — Фил первым нарушил тишину.

— Нет. — Я покачал головой, все так же смотря вдаль. — «Подарок для друга…» Вот как так, Фил? Почему из семи с лишним миллиардов людей, живущей на этой планете, именно она?

— Не знаю, — мой друг пожал плечами, — но где-то слышал, что из крепкой дружбы рождаются самые прочные и преданные чувства. Такие, что на всю жизнь. Послушай, старик, ну, дружба, и дружба. Наплюй в конце концов, кто запрещает тебе быть с ней рядом? да, пусть, как гребаному другу? Как брату?

Я ничего не сказал в ответ. А что было говорить? Видимо, только это мне и оставалось: быть с ней рядом в качестве еще одного старшего брата. Уж если за столько дней вдали от этой девчонки я так и не смог выкинуть её из головы, как ни старался.

Горнолыжный лагерь был полон молодыми парнями и девушками, такими же, как мы, кто приехал сюда на зимние каникулы. Почти каждый вечер местные бары были полны народа, и мы с Филом отрывались. Знакомились с девчонками, что приехали сюда со всех концов Калифорнии, и проводили с ними вечера, со всеми вытекающими из купленного для них в баре коктейля, приключениями. Вечером и ночью было весело. А вот утром… утром наступало отупение. И становилось мерзко от самого себя. Как будто, я дал клятву верности, и как только переступил порог, тут же о ней и забыл.

— Знаешь, дружище, я тут вот о чем подумал. — Фил толкнул меня в плечо. — мне кажется, что если человек неплохо справляется со скейтом, то и на сноуборде может устоять. Неплохая тренировка перед соревнованиями, а, как считаешь?

Я повернулся к нему с открытым ртом. Не сразу до меня стал доходить смысл произнесенного другом. Но он не обращал на меня внимания и продолжал:

— Ну сделай ты ей еще один подарок: привези сюда. Подумай сам, когда еще ей выпадет такая возможность? Поступит она в этот твой универ, и будет пахать, как проклятая. Год, чтобы успешно сдать экзамены в медицинскую школу. Еще два, чтобы сдать экзамены на специализацию. Сколько еще ей учиться? А потом эта практика в больнице, вечно забываю, как она называется.

— Интернатура.

— Вот-вот! И все ради чего? Чтобы годам к сорока, когда она сможет открыть свою практику, она приехала вот на такую базу со своими детьми, которые вечно будут её донимать, и муженьком. На сноуборд, она, конечно, уже не встанет. Останутся ей только лыжи на зеленых спусках.

— И что ты мне сейчас предлагаешь? — я недоверчиво ухмыльнулся.

— Предлагаю, катить в Калифорнию. Несколько дней, как-нибудь, перекантуется на диване в гостиной твоя Джейсон, не умрет. Только пусть возьмет пижаму, нормальную пижаму, а не эти крохотные шортики, в чем девчонки так любят спать.