Пылая решимостью любой ценой стать девушкой Френсиса, она вышла из машины и подошла к двери Сертизов, собираясь постучать. Но этого не потребовалось. Завидев приближающийся «роллс-ройс», мать Примми в переднике и шлепанцах уже бежала по дорожке, чтобы приветствовать гостей. Раскаты ее голоса, должно быть, были слышны в Перли.

— Рада тебя видеть, Артемис, дорогуша. И вас, мистер Лоудер. Ваш «роллс» сегодня смотрится прям бесподобно, а? Не заглянете к нам на чашку чаю?

Глава 7

Март 1968 года


Джералдин откинулась на спинку старого, потертого плюшевого диванчика в «Барабане». Слева от нее Примми весело смеялась над чьей-то шуткой, а справа миссис Сертиз громко через весь зал кричала официанту, заказывая напитки.

Родители Джералдин, естественно, не знали, что каждую субботу, когда их дочь оставалась ночевать у Примми, подруги ходили в «Барабан» с мистером и миссис Сертиз. Обеим девушкам оставался еще год до совершеннолетия, но владельца «Барабана» это не слишком-то волновало в отличие от хозяина «Трех лисиц» в Чизлхерсте.

Когда неразлучная четверка попыталась войти в паб, владелец хмурым взглядом окинул Примми и мрачно заметил:

— Эта точно несовершеннолетняя. А если она малолетка, а вы трое ее подружки, то, значит, и вы тоже несовершеннолетние.

В пабе вовсю играла музыка, и было полно шестиклассников из Далидж-колледжа и Сент-Данстана. Не хватало только, чтобы подружек вытолкали из бара у всех на глазах. Джералдин едва не задохнулась от бешенства. Положение, как всегда, спасла Кики.

— Это моя младшая сестренка, — заявила она. — Дома никого нет, не могу же я оставить ее одну, верно? Ей всего-то и надо, что стакан апельсинового сока и пакетик чипсов.

Поскольку Кики пела в «Трех лисицах» в первую пятницу каждого месяца вместе с новой группой Тая, хозяин нехотя согласился, проворчав, что Примми может остаться, если никто не станет тайком заказывать ей алкоголь. Примми, которую публично оскорбили, приравняв едва ли не к малому ребенку, буквально кипела от злости, но даже и не подумала отказаться пойти в бар вместе со всеми. Если не считать случаев, когда Кики проводила время с Таем, а Джералдин отправлялась в Суссекс к родственникам или оставалась ночевать у Примми, вся четверка держалась вместе. Всегда.

— Нате вам, девчонки, — объявил официант. Он с грохотом поставил поднос с заказанными матерью Примми напитками на стол, за которым, тесно прижавшись друг к другу, сидела вся компания, и принялся проворно сгружать с подноса наполненные до краев бокалы. — Хозяин хочет знать, когда эта твоя рыжеволосая подружка появится здесь снова, Примми. У малышки неплохой голосок?

— Она поет с профессиональной группой, — отозвалась Примми, составляя на поднос пустые бокалы, чтобы освободить место на столе. — Они не выступают бесплатно.

— Ну здесь-то им не заплатят как пить дать. Но они могут рассчитывать на бесплатную выпивку, да и посетители готовы скинуться для малышки и ее дружков. Попроси ее обмозговать это дело, Примми. Твоя подружка поет что надо, ей самое место в одной из этих поп-передач.

Когда официант удалился, Джералдин спросила:

— Ты не передумала насчет воскресенья, Прим?

— Ты о митинге?

— Ну да. Там будет много народу. Френсис и его друзья специально приедут из Суссекса. Антивоенные демонстрации пройдут по всей стране. Вполне возможно, будут столкновения с полицией, так что если ты не уверена…

— Конечно, я уверена! — возмущенно воскликнула Примми. — Если я не расхаживаю с антивоенными плакатами и не устраиваю акций в поддержку Вьетконга, это не значит, будто мне безразлично, что происходит во Вьетнаме! Эта война волнует меня ничуть не меньше, чем тебя и Артемис! Я буду на митинге в следующее воскресенье, Джералдин. Даже если вы трое не пойдете. Я буду там непременно!

Джералдин довольно ухмыльнулась. Ее всегда чрезвычайно забавляло, когда обычно невозмутимая Примми выходила из себя.

В последние несколько месяцев внутри четверки нередко возникали разногласия по политическим вопросам. К примеру, Примми повергла в изумление своих подруг, не пожелав поддержать кампанию за легализацию абортов, а Артемис едва не лишилась уважения остальных, когда обнаружила полное безразличие к нарушению гражданских прав в Америке. Впрочем, в отношении американского вторжения во Вьетнам все четверо проявили редкостное единодушие. Американцы обязаны немедленно убраться из Азии, и воскресная демонстрация призывала именно к этому. Митинг должен был начаться на Трафальгарской площади выступлением активистов антивоенного движения, а оттуда толпа намеревалась прошествовать к Гросвенор-сквер, чтобы провести акцию протеста перед американским посольством.

— Не надевай в воскресенье обувь на каблуках, — шепнула Джералдин, когда все за столом, кроме них с Примми, в очередной раз покатились со смеху. — Если произойдет стычка с полицейскими, нам придется спасаться бегством.


— Похоже, с воскресеньем у меня трудности.

Они сидели на лестнице, перед дверью в класс рисования. Урок только что закончился, и до начала следующего оставалось еще десять минут. Остальные ученицы шумной стайкой направились в школьный магазинчик, чтобы купить банку кока-колы или плитку шоколада.

Джералдин удивленно изогнула идеально ровные брови. Фраза принадлежала Кики, а не Артемис. А у Кики никогда не бывало трудностей, особенно сейчас, когда все выходные она проводила, как ей заблагорассудится. Внимательно приглядевшись к подруге, Джералдин заметила, что Кики не просто кажется непривычно вялой и апатичной, но выглядит по-настоящему больной.

— Почему? — настойчиво спросила она, не обращая внимания на жалобы Артемис, боявшейся запачкать юбку, сидя на грязных ступеньках.

— Потому что у меня есть заботы поважнее, чем какой-то антивоенный митинг.

Артемис замерла, перестав отряхивать юбку.

— Что ты такое говоришь! Какая мелочность! — воскликнула она тоном обвинителя. — Нет ничего более важного, чем защита своих убеждений. Нужно уметь постоять за то, во что ты веришь. Я думала, мы все с этим согласны. Если бы папочка узнал, что я собираюсь в воскресенье на митинг, он бы пришел в ярость, и все же я иду.

— Ну да, все так, Артемис. Но ты ведь не беременна, верно? В отличие от меня.

Все потрясенно замолчали. Долго никто не решался нарушить тишину. Васильково-синие глаза Артемис округлились, превратившись в блюдца. Лицо Примми стало пергаментно-серым. Даже Джералдин, для которой отношения Кики с Таем давно не составляли тайны, недоверчиво прищурилась, сраженная неожиданной новостью.

— Но ведь тебе всего семнадцать! — первой заговорила Примми, душка Примми.

— Я знаю, сколько мне лет, Прим! — Казалось, Кики вот-вот взорвется от душивших ее чувств. — Вопрос в том, что мне теперь делать?

Где-то вдалеке зазвенел звонок, означавший конец перемены, но никто из подруг даже не шелохнулся.

Артемис сделала безуспешную попытку принять невозмутимый вид, будто ее ничуть не смущал тот факт, что Кики намного опередила их всех по части сексуального опыта.

— А ты уже сказала Таю? — Кики не ответила, и Артемис поспешно добавила: — Я хотела сказать, это ведь ребенок Тая, да?

— Разумеется, черт возьми! Чей же еще, Артемис? Мистера Херста?

Мистер Херст был их шестидесятилетним учителем естествознания.

— Думаешь, Тай женится на тебе? — В голосе Примми звучало сомнение.

У Кики вырвался хриплый стон, по щекам потекли слезы — то ли слезы ярости, то ли муки.

— Может, женится, а может, и нет, но это совершенно не важно, черт побери! Я не хочу за него замуж! Мне не нужен этот ребенок, Прим! Может, до тебя не дошло, но я собираюсь стать поп-звездой! А незамужних матерей-подростков не приглашают выступить в «На старт, внимание, марш!».

Джералдин попыталась справиться с паникой. Нужно было во что бы то ни стало успокоить Кики, пока она не впала в буйство.

— Все не так уж плохо, могло быть гораздо хуже, — заметила Джералдин. — По крайней мере нынче аборты разрешены.

— Только если наш семейный врач даст направление, — с горечью выпалила Кики. — А кто наш домашний доктор? Это человек, который работает вместе с Саймоном. Думаешь, он даст мне направление на аборт и не скажет отцу? Лично я уверена в обратном, а ты?

Хорошо понимая, что ответ написан у нее на лице, Джералдин промолчала, пытаясь привести в порядок мысли и найти хоть какое-нибудь решение.

Примми тоже не проронила ни слова и молча смотрела на Кики, закусив губу.

Артемис робко предложила:

— А может, тебе стоит рассказать все матери…

— Моя мать в клинике для алкоголиков, и тебе это отлично известно, Артемис. Нужно быть законченной эгоисткой, чтобы вывалить на нее такое дерьмо, когда впервые за долгие годы у матери появилась надежда начать новую жизнь. Даже я на такое не способна.

— Тогда что же ты собираешься делать? — растерянно спросила Примми.

— Не знаю. — Кики вытерла нос рукавом вязаной кофты. Ее плечи безвольно поникли. — Хотела бы знать, но не знаю. Черт, даже представления не имею.


Джералдин до конца дня не могла сосредоточиться. Новость Кики оказалась настоящей бомбой и потрясла Джералдин гораздо сильнее, чем та готова была себе признаться. И не только потому, что Кики действительно попала в жуткую историю. Просто на ее месте легко могла оказаться и Джералдин. Конечно, у них с Френсисом дело еще не дошло до самого главного, но они были к этому очень близки.

— Так вот, именно тем нововведениям Карла Первого, которые вызвали наибольшее недовольство и возмущение, и суждена была самая долгая жизнь, — бубнила мисс Фодергилл, учительница истории, дергая плечом, чтобы поправить бретельку платья.

Джералдин, все мысли которой были заняты Френсисом, осталась совершенно равнодушной к политическим затруднениям короля Карла. Она хотела быть с Френсисом и не представляла жизни без него. Сколько Джералдин себя помнила, Френсис всегда был рядом. В детстве они с кузеном были неразлучны, а когда ей исполнилось пятнадцать, а ему восемнадцать, они уже твердо знали, что поженятся. Иногда искушение уступить настойчивым просьбам Френсиса и решиться на сексуальную близость становилось просто нестерпимым, но теперь, узнав о том, в какой переплет попала Кики, Джералдин начала терзаться сомнениями.

— Карл Первый и архиепископ Лод изменили лицо англиканской церкви, — не унималась мисс Фодергилл.

Джералдин у себя в черновике написала большими буквами два слова — «противозачаточные пилюли» — и обвела их кружком. Если бы она смогла достать рецепт, это решило бы все проблемы, но, как успела выяснить Кики, приобрести пилюли, когда тебе всего семнадцать, — задача отнюдь не простая. Стоит обратиться в клинику по контролю над рождаемостью, как они тут же оповестят твоего семейного врача, а он непременно доложит все родителям. Джералдин слышала немало подобных душераздирающих историй. Нет, на это она никак не может решиться.

— …и хотя возрожденную англиканскую церковь уже нельзя было назвать церковью Лода, скорее — церковью Эразма Роттердамского, она знаменита своей самобытностью во многом благодаря этой давней странице истории…

Мисс Фодергилл продолжала свою прочувствованную речь, представляя Карла I великомучеником и страдальцем, и Джералдин невольно задумалась, слушают ли Кики, Артемис и Примми ее пылкое выступление. Вряд ли, решила она. Кики явно не до того, а Артемис никогда не была особенно сильна в истории. Что же касается Примми… она скорее всего старается вслушиваться в объяснения учительницы, но так сильно переживает из-за Кики, что едва ли будет в состоянии написать после урока первоклассное эссе об эпохе Карла.

Джералдин принялась машинально рисовать каракули на обложке черновика, раздумывая, стоит ли рассказывать матери о затруднениях подруги. Примми, Артемис и Кики, хотя и по разным причинам, не слишком-то откровенничали со своими матерями, но мама Джералдин всегда отличалась широтой взглядов. Она преподавала в университете, и поэтому ее чрезвычайно трудно было чем-нибудь удивить, к тому же она, как и родители Кики, была довольно молода. Если матери Примми уже перевалило за пятьдесят, а матери Артемис — за сорок, то Жаклин Грант, как и миссис Лейн, было всего лишь тридцать восемь. Упоминая об акциях в поддержку Вьетконга, Примми имела в виду сбор денег, который организовала мама Джералдин, сумев привлечь на свою сторону множество друзей с левыми взглядами.

Может, она бы узнала насчет клиники, где Кики помогут сделать аборт, не оповещая об этом семейного врача Лейнов? Теперь, когда новый закон, разрешающий аборты, уже вошел в силу, таких клиник скоро станет полным-полно.