Карен Брэйди

Такой прекрасный, жестокий мир

Пролог

Лондон, 25 июня 1993

Синтия Харгривс выглянула из окна своего кабинета на пятнадцатом этаже и снова испытала приступ ностальгии по Флит-стрит. Она очень неохотно дала согласие на переезд в район бывших доков, но, поскольку конкуренты один за другим перебирались в многоэтажные безликие здания у реки, ей пришлось признать, что ее корпорация «Геральд» не может дольше быть среди них белой вороной.

Однако сразу после переезда выяснилось, что у правительства закончились средства на возведение нового делового центра на востоке столицы. От сверкающей мечты остались продуваемые ветрами пустыри с недостроенными небоскребами, мародерствующие банды и постоянное ощущение чьей-то колоссальной ошибки.

«Что за отвратительное место», – в который раз подумала Синтия, поворачиваясь лицом к человечку в очках, робко ожидающему, когда она соизволит обратить на него внимание.

– Джеральд, официальное оглашение завещания на следующей неделе. Неужели нельзя было подождать? – спросила она, садясь за стол. – Мне пришлось отменить несколько важных встреч.

Ее муж умер всего два дня назад, однако Синтия была такой, как всегда, то есть суровой и деловитой. Ничто в ее облике не намекало на недавнюю тяжелую утрату, тем более что черные костюмы она считала обязательными для деловой женщины. Сухая кожа в мелких морщинках туго обтягивала скулы, и тонкие губы неизменно изгибались в странной усмешке – результат чрезмерного увлечения пластической хирургией, как шептались за спиной Синтии. Глубоко посаженные глаза с тяжелыми веками были почти безжизненными, и вряд ли за последние дни из них пролилось много слез. Коротко стриженные седые волосы лишь усиливали ее сходство с мумией.

Взмахом руки Синтия предложила Джеральду сесть. Его всегда удивляло, как такое тощее запястье может выдержать столько браслетов.

– Как я понимаю, речь пойдет именно о завещании, – сказала Синтия, закуривая.

Джеральд молча кивнул. Он был семейным поверенным Харгривсов много лет, однако так и не привык к бесцеремонным манерам Синтии и в ее присутствии с трудом собирался с мыслями. Синтия Харгривс не выносила дураков, а, по ее мнению, все вокруг были дураками.

– Синтия, Стюарт когда-либо говорил с вами об условиях своего завещания? – спросил Джеральд, прекрасно понимая, что если бы Стюарт это сделал, то Синтия не вела бы себя сейчас так спокойно. Даже когда Синтия полностью контролировала себя, никто не назвал бы ее приятной женщиной, в гневе же она была сущим дьяволом.

– А о чем говорить? – Синтия глубоко затянулась сигаретой. Детей у них нет. Кому еще мог бы Стюарт оставить свою собственность? – Все переходит ко мне, кроме того, что он оставил партии.

Джеральд откашлялся и заговорил, тщательно подбирая слова.

– Он… э… ничего не оставил партии. Он считал, что у них и так достаточно денег.

Синтия поджала губы. Начиная с 1970 года Стюарт занимал в правительствах консерваторов важные министерские посты, но к концу своей карьеры – из-за увлечения либеральными идеями, как считала Синтия, – превратился почти в ничтожество.

– Тогда в чем проблема?

Джеральд видел, что ее терпение на исходе, но как же сказать ей?

– Безусловно, недвижимость переходит к вам.

Синдикат Харгривсов владел недвижимостью по всему свету, по большей части в Южной Америке и Юго-Восточной Азии, но Джеральд говорил сейчас о семейной собственности: доме в Кенсингтоне, вилле с виноградниками в Бордо и большом поместье в Норфолке.

– Не сомневаюсь. И не будем забывать, что Стюарт купил все это на мои деньги.

Синтия никому не позволяла забывать, что Стюарт, отнюдь не бедный сам, большую часть своего состояния приобрел, женившись на ней, дочери Артура Карстерса, одной из богатейших женщин Англии. Контроль над газетной империей, созданной Карстерсом буквально на пустом месте, после его смерти перешел к Синтии и ее мужу. Стюарта вполне устраивала роль пассивного партнера. Он получал приличные дивиденды и занимался своей карьерой политика, а Синтия управляла синдикатом с такой безжалостностью, что быстро стала легендой на Флит-стрит.

Синтия взглянула на фотографию Стюарта, стоявшую на ее столе. Даже будучи уже немолодым, Стюарт был неотразим. Синтия понимала, что, кроме богатства, практически ничего не могла предложить ему, и именно по этой причине постоянно напоминала о своих деньгах. В молодости с помощью денег она легко поддерживала иллюзию красоты, однако Стюарт не обманывался. Он едва терпел Синтию за полное отсутствие сострадания, но слаб человек! – и Стюарт позволил купить себя. Сорок лет продолжался этот брак по расчету, взаимовыгодная сделка, принесшая Синтии вес в обществе, а Стюарту – роскошную жизнь.

Воспоминания вызывали лишь раздражение, Синтия вернулась к неотложному делу.

– Ну, Джеральд, выкладывайте. Пожертвования на кошачий приют? Бордель? Больницу?

Джеральд приготовился к неминуемой вспышке гнева.

– Дело касается акций компании.

К его удивлению, Синтия осталась невозмутимой.

– Согласно цифрам, – сказала она, вынимая из ящика стола папку, – в конце прошлого месяца он держал чуть более двадцати двух процентов.

Собственные тридцать процентов обеспечивали Синтии контроль над компанией. Она знала, что в течение предыдущих нескольких лет Стюарт потихоньку продавал свои акции, как он говорил, «на содержание виноградников». Продажа первых десяти тысяч вызвала у нее подозрение. Она решила, что Стюарту понадобились деньги для одной из его девок, и прямо сказала ему об этом, но он только рассмеялся ей в лицо. К тому времени Стюарт был единственным человеком в мире, который ее не боялся. Над ним она не имела власти. И если он сказал, что деньги нужны на виноградники, ей оставалось лишь смириться.

Джеральд больше не мог тянуть и увиливать.

– Синтия, цифры вы знаете лучше меня, однако, по завещанию Стюарта, все его акции должны быть проданы.

– Что? – взвизгнула Синтия, вскакивая и перегибаясь через стол к перепуганному поверенному. Ее лицо оказалось так близко, что он почувствовал ее прокуренное дыхание. – Кому?

Джеральд вцепился в подлокотники и вжался в кресло. На лбу выступили бисеринки пота. Он глубоко вздохнул и попытался вложить в голос побольше сочувствия. Мегера еще не слышала худшего.

– Стюарт не имел в виду определенного покупателя, он просто завещал ликвидировать свой пакет акций.

– У него были долги? Я не позволю ублюдку подорвать бизнес.

– Синтия, насколько я знаю, никаких долгов нет. Стюарт поставил условие: сумму, вырученную от продажи акций, наследует Сара Мур.

– Та шлюха? – выкрикнула Синтия, падая на стул и теряя последние остатки и без того еле заметного румянца.

Джеральд вскочил на ноги.

– Налить вам воды?

Синтия так и сидела с раскрытым ртом, впервые в жизни лишившись дара речи.

Джеральд воспользовался этой паузой.

– Мне придется известить мисс Мур. Она должна присутствовать при чтении завещания. И…

Голос вернулся к Синтии:

– Убирайтесь! Немедленно убирайтесь!

В третий раз ей повторять не пришлось. Джеральда уже не было в кабинете.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Лондон, июль 1986

Сара Мур поправила бретельку мини-платья из золотой парчи и попыталась отстраниться от мужчины, с которым танцевала.

– Ведите себя прилично, – процедила она сквозь зубы.

В ответ он лишь крепче обхватил ее тонкую талию и притянул еще ближе к себе. Рост Сары был за метр восемьдесят, а каблуки добавляли еще десять сантиметров, что позволяло мужчине – далеко не коротышке – уютно устроить плешивую голову между ее крепкими грудями. Погрузив руку в рыжие локоны, струившиеся по спине партнерши, он поднял голову и прошептал:

– У тебя отличные сиськи.

В зеленых миндалевидных глазах Сары вспыхнуло едва скрываемое отвращение.

– А у вас поганый язык, – сказала она, отталкивая его.

– Кто-нибудь говорил, что из тебя вышла бы классная манекенщица? – спросил он, проводя пальцем по ее усыпанному веснушками носу.

– Да, – ответила Сара, крепко сжимая полные губы, чтобы спасти от грязного пальца рот. И правда. Ей это говорили постоянно. Несколько раз представители модельных агентств останавливали ее на улице, и она равнодушно брала их визитные карточки, которые тут же выбрасывала. Карьера манекенщицы не входила в ее жизненные планы.

– Настоящей манекенщицей, – продолжал мужчина, обхватывая влажной ладонью ее руку, словно желая подчеркнуть свою искренность. – Не такой, как весь этот мусор вокруг. Не успеешь ступить в Сохо, за каждой дверью поджидают так называемые модели. Но ты, ты – что-то особенное.

Саре все это надоело. Она много раз слышала подобные речи, причем произнесенные с гораздо большим чистосердечием и без надежды на вознаграждение, как в данном случае. Ее мало интересовала собственная внешность. Если она красива, в этом нет никаких ее заслуг. Внешность – просто результат случайного сочетания генов. Сара вздохнула:

– Послушайте, принести вам еще что-нибудь?

Он осклабился и обхватил рукой ее грудь.

– Ты знаешь, чего я хочу.

– Если вы сию же секунду не уберете руки, вас выведут из заведения, – прошипела Сара, подхватывая поднос с пустыми стаканами.

Мужчина успел щипнуть ее за попку, и Сара с трудом подавила желание опустить поднос на его потную плешь, однако она знала, что Бренда наблюдает за ней в зеркало. Сара работала в баре «У Микки» больше двух недель, но пожилая неряшливая администраторша, почему-то предпочитавшая полупрозрачную одежду, обтягивающую ее обвислые телеса, до сих пор относилась к новой официантке настороженно. Не хватало еще на ее глазах ударить подносом одного из клиентов.

– Держите, – сказала Сара, выуживая из декольте десятифунтовую банкноту и бросая ее на стойку бара.

Бренда убрала деньги в кассу и вернула Саре пятерку. Таковы были местные порядки. Все чаевые делились поровну между заведением и официантками. И горе любой девушке, пойманной на утаивании чаевых. Конечно, деньги, заработанные сверхурочно, – личное дело каждой, и, как говорила одна из официанток, для желающих заработать «сверхурочные» проблем нет. Сару тошнило от одной только мысли об этом.

– Тихий вечер выдался, – сказала Бренда, зажигая новую сигарету от окурка предыдущей. – Не хочешь взять перерыв?

– Я жду Билли, – ответила Сара, оглядывая зал.

Трудно было различить лица в тусклом свете, отбрасываемом несколькими лампами без абажуров. Подвальное помещение без окон казалось мрачным и унылым. Вдоль задней стены, терявшейся в темноте, тянулся ряд отдельных кабинок, обитых красным бархатом. Почти все официантки втиснулись в одну из них и увлеченно играли в карты. Никто не обращал внимания на потного лысого посетителя, так как всем было ясно, что здесь настоящих денег не заработаешь.

– Он сегодня придет, – сказала Бренда, давясь кашлем. – Микки вернулся.

Обнаженные руки Сары покрылись гусиной кожей. Микки Нэш объявится в баре сегодня вечером! Эту новость она ждала с того самого момента, как приступила к работе.

– Пожалуй, я действительно передохну, – стараясь выглядеть невозмутимой, произнесла Сара. – Можно сказать Мэгги и Кейти?

Прищурившись, Бренда взглянула на женщин, играющих в карты.

– Тогда быстрее. Сорок пять минут. Опоздаете – удержу из зарплаты.

Сара не стала напоминать, что она, как и все девушки, получает не зарплату, а лишь половину чаевых. Неудивительно, что в такие бесперспективные вечера, как сегодняшний, официантки подрабатывают проституцией. Сара была уверена, что Бренда прекрасно это знает и, вполне вероятно, получает свою долю.

– Мэгги! Кейти! Я иду к Алу. Встретимся там, – крикнула Сара, быстро направляясь к выходу. Она почти взлетела по лестнице, не желая находиться в баре ни одной лишней секунды.

Оказавшись на улице под красной неоновой вывеской «У икки», поскольку буква М перегорела, Сара с удовольствием вдохнула загазованный воздух Сохо. После въедливых запахов, царящих в баре – смеси сигаретного дыма, дезинфецирующих средств, несвежего пива и немытых тел, – даже автомобильные выхлопы казались освежающими. Сара понюхала прядь волос. Сколько бы она ни стояла под душем после смены, невозможно было избавиться от мерзкого запаха.

Вечер был теплым, и Бруер-стрит кишела народом, как днем. Сара легко лавировала между сутенерами, проститутками, мелкими жуликами и туристами, однако сдержанные точные движения не могли скрыть ее внутреннего огня. Не пройдя и ста метров, Сара метнулась на проезжую часть и перебежала улицу перед мчащимся такси.

Прохожие оборачивались ей вслед, но, казалось, Сара совершенно не замечает ни пристальных взглядов, ни восхищенного свиста. Даже в джинсах и просторной футболке она могла остановить дорожное движение, но оставалась совершенно безразличной к впечатлению, производимому на окружающих: как мужчин, так и женщин. Она была равнодушна к своей красоте, и это равнодушие лишь делало ее еще более привлекательной.