Приступ жестокого кашля оборвал речь старика. Альдо пытался сообразить, чем ему помочь, но Георг уже спешил на помощь хозяину, держа в руках бокал с темной жидкостью и чашку с водой. Проследив, чтобы хозяин отпил глоток микстуры и запил ее водой, он обратился к Альдо.

– Ваше сиятельство очень бледны. Могу я предложить вам...

– Только не микстуру, спасибо, – отозвался Альдо, – а вот капелька шнапса мне бы не повредила.

Хагенталь опоминался после приступа и с видимым удовольствием наблюдал, как Альдо, не моргнув глазом, опрокинул ликерный стаканчик крепчайшей водки, подействовавшей на него, словно удар. И хотя ему было интересно, все-таки он не спросил, с помощью какого фрукта был произведен этот огненный напиток.

– Вы согласились выпить вина под крышей моего дома, благодарю вас, – прошептал старый хозяин.

– Почему бы нет? Вы же всеми силами стараетесь стереть следы преступления, в котором абсолютно никак не замешаны. Но почему именно вы, а не ваш отец? Или дядя?

– Я единственный сын и был уже немолод, когда незадолго перед смертью моего отца узнал эту историю. Она давила на него тяжким грузом, но он скрывал ее, отгородившись молчанием. Узнав о случившемся, я начал думать, как нам получить прощение, необходимость которого ощущал все настоятельнее. Как раз в то время я принял швейцарское гражданство. Теперь я настоящий единственный Хагенталь.

– Позвольте задать вам вопрос: а почему вы поселились именно здесь?

– В Грансоне? Это другая история, но, как мне кажется, она тесно связана с той трагедией, о которой я только что вам поведал. Здесь жил наш дальний родственник. Он купил этот дом и провел в нем долгие годы. Его увлекала история Средневековья, и он питал настоящую страсть к тем, кого называли когда-то Великими герцогами Запада, в особенности к последнему из них, который назывался Смелым или просто Смельчаком. Карл был человеком необычным. Он был баснословно богат, смелость его граничила с безумием, но при этом в нем словно бы таился злобный гений саморазрушения. И этот гений, соединившись с гордыней, которая граничила у герцога с болезнью, день за днем, шаг за шагом толкал его к страшной смерти: Карла нашли на берегу замерзшего озера неподалеку от Нанси, города, который он собирался сделать ключом Бургундии, с черепом, раскроенным топором, и телом, растерзанным волками. А он был господином Фландрии, Брабанта, Эно, Голландии, Зеландии, Фрисландии, Гелдерна, Малина, Маастрихта, Анвера, Намюра, Лимбурга, Люксембурга, Австрии, Артуа, Бургундии, желал стать королем, а затем, вполне возможно, и императором, если была бы на то Божья воля...

– Но на своем пути он столкнулся, – подхватил негромко Альдо, – с опаснейшим политиком своего времени, своим родственником, королем Франции Людовиком XI. Этот Вселенский Паук, лишь изредка покидая свой замок Плесси-ле-Тур, двигал шахматные фигурки из золота и хрусталя, держа руку на голове Милого Дружка, белой борзой, которую очень любил, и управлял многими другими фигурами. Видите, я тоже знаю историю, – с улыбкой добавил Морозини. – Эта страница завораживает и меня, и я испытал странное волнение, очутившись в Грансоне.

Хагенталь вновь закашлялся, и Альдо тут же протянул ему ложку тягучего сиропа.

– Спасибо, – поблагодарил больной, переведя дыхание. – Неужели, зная о битве Карла, вы ни разу не побывали здесь? И в Мора тоже? А ведь там случилось второе поражение, после которого произошла трагедия в Нанси!

– Нет, не довелось. Езжу я очень много, но в этих местах впервые.

– Подумать только! А ведь вы не просто специалист по старинным драгоценностям, но и знаток самых известных из них. Исторических! Вы меня удивили. Подойдите-ка к окну, которое выходит на заднюю часть дома, и скажите, что вы там видите.

– Живописный холм с деревьями на фоне далеких заснеженных Альп.

– На этом холме располагался роскошный лагерь Карла Смелого. Он весь был уставлен шатрами. Если вы подниметесь на этот холм, то внизу противоположного склона увидите большой камень. Он остался, а обширный пруд, который выкопали бургундцы, чтобы поить своих лошадей, исчез. Камень до сих пор называют "Камнем дурного совета", потому что, именно сидя на нем, герцог решил повесить на стенах замка и ближайших деревьях защитников города. Повесить, а когда места оказалось недостаточно, то и утопить. Вы... Я думаю, вы знаете, что за этим воспоследовало?

Голос барона совсем ослабел. Альдо поспешно наклонился к нему.

– Наша беседа вас утомила, простите и позвольте мне откланяться.

Старик поднял к нему изможденное лицо.

– Задержитесь еще немного... Я... не сказал главного.

– Но я могу вернуться.

– Нет. Мои минуты сочтены.

Рука его исчезла в кармане бархатного одеяния и вновь появилась, держа замшевый футляр с раздвижной крышкой. Отодвинув ее, барон достал нечто особенное, что мгновенно приковало к себе взгляд гостя. Для любого другого предмет смутно напомнил бы цветок из золота, но опытный взгляд Морозини сразу увидел, что перед ним оправа особого украшения, которое укрепляли на мужском головном уборе, закрытой короне или парадном шлеме. Украшение это иногда называли "колосом", иногда "гребнем", что, по существу, было неправильно, потому что "гребни" делались на шлемах, и к ним прикреплялись перья.

Барон высказал относительно него свои соображения.

– Это застежка, но название не кажется мне разумным, ведь она ничего не застегивает. Однако это все, что осталось от головного убора, который Смелый считал своим талисманом. И не без оснований! С той минуты, как он потерял его здесь, в Грансоне, военная удача от него отвернулась. После Грансона его ждал Муртен[11], а затем смерть в Нанси[12].

Альдо уже ничего не слышал, ласково касаясь длинными тонкими пальцами чудесного призрака, вынырнувшего из тьмы веков. В его памяти, словно на засветившимся экране, всплыли страницы из книги его венецианской библиотеки, рассказывающие о фантастических сокровищах, которые оставил на берегу этого озера герцог, желавший стать самым могущественным государем Европы. Искусство художника воскресило это украшение таким, каким оно было, когда украшало гордого победителя, въезжавшего в покоренный город. Никогда – за редчайшим исключением – герцог не въезжал в города в шлеме. Он всегда надевал расшитую жемчугом шапочку, символ сопутствующей ему удачи. Появляясь в ней, он словно бы объявлял своим новым подданным, что их господин не нуждается в их жалком добре.

Альдо так бережно держал драгоценную оправу, будто она была хрустальной, и сам не заметил, как задал вслух совершенно детский вопрос:

– Неужели вы пригласили меня к себе, чтобы подарить мне эту драгоценность?

Новый приступ кашля помешал барону ответить сразу.

– Мне бы очень хотелось подарить вам эту штуку со всеми камнями... Но к ней у меня есть еще кое-что...

Он достал из футляра маленький мешочек и выложил его содержимое на ладонь.

– Один из "Трех братьев", он достался мне по наследству. Я знаю, вы антиквар, и мне показалось правильным перед тем, как я предстану перед Господом, отдать в ваши руки это чудо. Жалкое возмещение за те несчастья, которые один из ваших предков претерпел от одного из моих.

Затаив дыхание, Альдо смотрел на великолепный рубин, играющий пурпурными огнями в красноватом свете камина.

– Но это невозможно... – проговорил он наконец и замолчал, не в силах продолжать.

Рука его дрогнула, когда на ее ладонь опустился камень. Другой он судорожно шарил в кармане, разыскивая лупу. Наконец вставил ее в глаз и принялся рассматривать чудо, мерцающее перед ним.

– Сомневаетесь в его подлинности? – печально прошептал Хагенталь.

– Нет, нисколько! – живо отозвался Альдо, продолжая изучать камень.

Ошибиться трудно, все было на месте: огранка того времени, вес, цвет, небольшие царапинки, которые можно рассмотреть только в лупу, – следы веков. Не будь Альдо опытнейшим экспертом по старинным драгоценностям, он счел бы этот камень даром небес, так он был великолепен. Но речь шла о "Трех братьях". Неужели рубин был, в самом деле, одним из них? Но ведь вся троица, и он это знал с полной достоверностью, покоится в одном из ларчиков Морица Кледермана, банкира-миллиардера, его тестя... Между тем подлинность этого рубина была очевидной!

Именно это и произнес Альдо вслух, но не дал своему хозяину вставить ни слова, потому что тут же засыпал его вопросами:

– Как случилось, что камень оказался у вас? Вы сказали, что получили его по наследству? От вашего отца, конечно, не так ли?

– Нет, от моей покойной супруги, умершей два года тому назад. Она была старшей дочерью голландца барона Кирса.

– Известное имя в мире коллекционеров! И известно давно.

– Да, у него была значительная коллекция, но после его смерти собранные им драгоценности были распроданы его женой, англичанкой.

Обстановка не располагала к шуткам, но Морозини не мог сдержаться.

– Ваша семья имеет немало сходства с Лигой Наций, – с улыбкой прознес он.

– Да, совершенно верно, – очень серьезно отозвался барон. – Вы даже представить себе не можете, до какой степени. Мой тесть прекрасно понимал, что произойдет после его смерти. И чтобы спасти то, что он справедливо считал самым драгоценным своим достоянием, раздал три рубина Карла Смелого своим трем дочерям: моей жене Хильде, ее сестре Элеоноре, вышедшей замуж во Франции и ставшей француженкой, баронессой де Гранльё, и младшей, Луизе, которая спустя недолгое время вышла замуж за шоколадного магната Тиммерманса. Он запретил продавать эти драгоценности. Всю свою жизнь тесть мечтал собрать все камни знаменитого талисмана, и, раздав дочерям эти великолепные рубины, надеялся таким образом сохранить хотя бы их.

Изумленный фамилией, которую стала носить третья дочь барона Кирса, Альдо не сразу заметил, что его хозяин внезапно стал сползать с кресла, хватая ртом воздух. Услышав хрип, он склонился к умирающему и поспешил к двери, чтобы позвать Георга, который тут же явился.

– Марта! Пошли за доктором, – сразу же распорядился старый слуга. – Но сначала нам нужно положить его в постель.

– Я помогу вам, – тут же предложил Альдо.

По правде говоря, Альдо мог бы справиться и один, без всякой помощи: несмотря на высокий рост, барон стал легче легкого. Бледное лицо барона побелело еще больше. Он уже не дышал, а хрипел, и старый слуга поднял на Морозини взгляд, в котором блестели слезы, а тревогу сменила боль.

– Боюсь, Ваше Высочество, что конец близок. Только силой воли он отодвигал свой смертный час, но теперь...

– Смерть вступила в свои права... Если вам нужна моя помощь, я могу задержаться.

– Мы были бы вам благодарны за помощь. Я попросил бы вас известить о происходящем барона Карла-Августа фон Хагенталя, дальнего родственника нашего барона... И его наследника, как я думаю! – неожиданно сердито объявил старый слуга, и Альдо понял, что Георг не жалует этого родственника.

– Он живет где-то неподалеку?

– Нет, в Австрии. В...

– Ты слишком много говоришь, Георг! – одернула его жена, входя в комнату с подносом, на котором стояла чашка с горячим питьем.

– Вам нечего меня опасаться, сударыня, – успокоил ее Альдо. – А для подобного рода извещений вам лучше всего обратиться к мэтру Массариа, нотариусу. Вам не понадобится даже адрес, его знает вся Венеция, а главное, он всегда на месте, чего не скажешь обо мне. И позвольте мне вручить вам вот это, – добавил он, доставая из бумажника купюру в двести франков. – Если деньги не пригодятся вам на другие нужды, украсьте могилу цветами, а я помолюсь за усопшего.

После того, как барона перенесли на постель, у Альдо не было никакой необходимости оставаться возле больного. Но ему не хотелось расставаться так скоро с этим незаурядным человеком, истинным рыцарем, который не считал себя вправе умереть до тех пор, пока не исполнит своего долга: хоть как-то возместить невинно пролитую кровь. И хотя она была пролита не им, эта кровь всю жизнь не давала ему покоя.

Однако Альдо понял, что его присутствие смущает Марту. Взгляд у нее был встревоженный. Еще он понял, что она боится встречи с наследником. Но почему? Нелепый и неуместный вопрос. Что ему за дело? Альдо в последний раз поклонился старику в черном бархатном одеянии, распростертому на кровати, и удалился.

Он уехал из замка по дороге, которая прямиком вела на холм Герцога Бургундского, как без затей окрестили его местные жители. Альдо остановил автомобиль и пешком направился к купе деревьев на вершине. Его охватило невольное волнение: он шел по той самой дороге, сейчас едва заметной, по которой когда-то следовал Карл. Альдо вообразил себе яркие шатры – плотный шелк поверх полотна, который делал их непроницаемыми для дождя – и развевающиеся флажки над ними. Сказочный город, внезапно возникший в этих местах, таил в себе множество сокровищ, и среди них самую удивительную драгоценность того времени... А сколько еще великолепных вещей, принадлежавших самому Карлу Бургундскому, – его трон, парадный меч, походная часовня с золотой, украшенной драгоценными камнями, священной утварью, реликвариями, шитыми золотом и серебром пеленами, несметное количество одежды, белья, дорожных сундуков, ларцов, полных драгоценностей... Любая обыденная вещь была украшена драгоценностями и могла считаться предметом искусства. Морозини не без улыбки представил себе одетых в кожу горцев с голыми руками, их молчаливое изумление, когда они проникли в этот сказочный город... А когда разграбили его, то и понятия не имели о ценности захваченных сокровищ. В этих краях не забыли истории, что передается из поколения в поколение, о горце, который нашел великолепный бриллиант с жемчужной подвеской, положил его обратно в ларчик и пошел за тачкой, собираясь увезти вместе с остальным добром. А потом раздумал и продал безделушку за флорин пастору, а тот за три франка своим сеньорам...