Билл тяжело вздохнул.

—Никто не виноват, Гейдж, тут нет ничьей вины. Просто все пошло не так, и она умерла. А когда она умерла, я перестал быть мужчиной. Перестал быть отцом. На то, что от меня осталось, твоя мама даже не взглянула бы. Вот почему. Такой длинный ответ на твой вопрос. Я не жду, что ты меня простишь. Или забудешь. Просто хочу, чтобы ты поверил: я знаю, что сделал, и сожалею об этом.

—Я верю, ты знаешь, что сделал, и жалеешь об этом.

Кивнув, Билл опустил взгляд и открыл дверь.

—Я не буду путаться у тебя под ногами, — сказал он, не поворачиваясь к Гейджу. — Можешь приходить к Кэлу или пить пиво в баре — я не буду тебе мешать.

Когда Билл закрыл за собой дверь, Гейдж прислонился к стене. Что он должен чувствовать? И что теперь должно измениться? Никакие сожаления не компенсируют даже одну минуту из тех лет страха, горечи и гнева. Не заглушат стыд или печаль.

Итак, старик облегчил душу, размышлял Гейдж, возвращаясь на кухню. Отлично. Теперь между ними все кончено.

В окне он увидел Сибил — она сидела на выходящей во двор веранде и пила чай. Гейдж рывком распахнул дверь.

—Какого черта ты его впустила? Это твое хваленое воспитание?

—Вероятно. Я уже извинилась.

—День извинений, черт бы его побрал. — Гнев, который он сдерживал в присутствии отца — старик его не заслуживал, — вспыхнул с удвоенной силой. — Сидишь тут и думаешь, что я могу простить и забыть. Бедняга теперь трезв и пытается навести мосты к единственному сыну, которого он регулярно лупил до полусмерти. Причина в алкоголе, а алкоголь был реакцией на скорбь и чувство вины. Кроме того, алкоголизм — болезнь, и он подхватил ее, словно рак. Теперь у него ремиссия, по одному дню, и поэтому все, черт возьми, уже в прошлом. Я должен все забыть и простить. Твой отец, прежде чем прострелить себе мозг, бил тебя по лицу?

Гейдж слышал, как у нее перехвалило дыхание, но голос Сибил не дрогнул.

—Нет.

—Он бил тебя ремнем до крови?

—Нет.

—Вот что я имею в виду, когда говорю, что у тебя недостаточно опыта, чтобы сидеть тут и думать, что я должен все это забыть и броситься в объятия к старику.

—Ты абсолютно прав. Но есть еще одна маленькая деталь. Ты вкладываешь мне в голову мысли, которых там нет, приписываешь слова, которые я не собиралась произносить. И это мне не нравится. Думаю, после разговора с отцом ты сделался раздраженным и чересчур чувствительным, и поэтому я не буду тебе докучать. Причем до такой степени, что оставлю тебя одного, и ты можешь спокойно насладиться своей истерикой.

Дойдя до двери, она резко повернулась.

—Нет, я этого не сделаю. Будь я проклята. Хочешь знать, что я думаю? Тебе интересно услышать мое мнение, а не то, что ты мне приписываешь?

Он махнул рукой, и в этом жесте смешались горечь и сарказм.

—Давай.

—Я думаю, ты не обязан что-то прощать или забывать. Не должен закрывать глаза на все эти долгие годы насилия, потому что твой обидчик сейчас трезв и сожалеет о своих поступках. Может, это низко и жестоко с моей стороны, но я считаю, что люди, сразу готовые все забыть и простить, либо лжецы, либо нуждаются в серьезном лечении. Ты выслушал его, и вот мое личное мнение: ты полностью расплатился за то, что обязан ему своим существованием на этом свете. Сейчас модно оправдывать людей, совершивших ужасные поступки, перекладывать вину на алкоголь, наркотики, дурную наследственность или чертов предменструальный синдром. Нет, вся ответственность на нем, и я не посмею тебя упрекнуть, если ты всю жизнь будешь проклинать его. Понятно?

—Неожиданно, — помолчав, ответил Гейдж.

—Я убеждена, что сильный обязан защищать слабого. Для этого и нужна сила. Я убеждена, что родители обязаны защищать ребенка. На то они и родители. Что касается моего отца...

—Прости. — Точно, сегодня день извинений, подумал Гейдж. И это будет одним из самых искренних в его жизни. — Сибил, я жалею о своих словах.

—Тем не менее он ни разу не поднял на меня руку. Но если бы он вдруг оказался передо мной и попросил прощения за то, что убил себя, не знаю, смогла бы я простить. Одним своим поступком, эгоистичным, вызванным жалостью к себе, он разорвал мою жизнь надвое, и мне кажется, просто извинением тут не обойтись. Хотя и от извинения нет никакого толку — отца не воскресишь. Твой отец жив и сделал шаг к тому, чтобы исправить содеянное. Это хорошо. Но если хочешь знать мое мнение, простить можно только того, кому веришь, а твоего доверия он не заслужил. Возможно, никогда не заслужит, и не ты в этом виноват. Он должен отвечать за свои действия. Все.

Вот она и высказалась, подумал Гейдж. Возможно, в порыве гнева и возмущения. Но ее слова стали для него утешением.

—Можно я начну сначала?

—Что именно?

—Я хочу поблагодарить тебя за то, что не вмешивалась и позволила мне разобраться самому.

—Пожалуйста.

—За то, что не ушла.

—Без проблем.

—И наконец, что дала мне хорошую взбучку. Она вздохнула и попробовала улыбнуться.

—Эта часть мне самой доставила удовольствие.

Гейдж шагнул к ней, протянул руку.

—Пойдем наверх.

Сибил опустила взгляд на его руку, потом посмотрела в глаза.

—Пойдем. — Она взяла протянутую руку.


10

—Ты меня удивляешь.

Не останавливаясь, Сибил вскинула голову и смерила его долгим взглядом.

—Ненавижу предсказуемость. И чем же на этот раз?

—Я предполагал, особенно после всплеска эмоций, что ты скажешь: нет, спасибо.

—Это было бы недальновидно и обречено на провал. Я люблю секс. И абсолютно уверена, что секс с тобой мне понравится. — Она небрежно пожала плечами, не переставая улыбаться. — Почему я должна отказывать себе в удовольствии?

—Не могу назвать ни одной причины.

—Я тоже. Итак. — На верхней площадке лестницы Сибил толкнула его к стене и закрыла рот поцелуем. Легкое возбуждение, вполне ожидаемое и предсказуемое, мгновенно сменилось острым желанием.

Она слегка прикусила его нижнюю губу, потом зашептала, касаясь губами его губ, — каждое слово прозвучало как удар.

—Давай оба получим удовольствие. — Отступив на шаг, она указала на дверь спальни. — Твоя, да?

Потом оглянулась — от ее взгляда у Гейджа перехватило дыхание — шагнула к двери и вошла.

А вот это, подумал Гейдж, отталкиваясь от стены, обещает быть очень интересным.

Она склонилась над кроватью, расправляя смятые простыни.

—До вечера я не собирался сюда ложиться.

Сибил оглянулась, одарила его озорной улыбкой.

—Разве плохо, когда планы меняются? А я предпочитаю стелить постель. Люблю, чтобы все было... гладко, когда ложишься вечером. Или... — Она расправила последние складки. — В любое другое время.

—А мне мятые простыни не мешают. — Он подошел к Сибил, сжал руками бедра, притянул к себе, так что она приподнялась на цыпочки.

—Это хорошо, потому что, когда мы закончим, на них будет много складок, а стелить тебе постель я не собираюсь. — Гибким движением она обвила руками его шею, обожгла губы долгим, медленным поцелуем.

Ладони Гейджа скользнули ей под блузку, плавно поднялись вверх, а большие пальцы дразняще прошлись по ее груди. Руки Сибил взлетели вверх, высвобождаясь из блузки.

—Ловко, — произнесла она, когда блузка упала на пол.

—Я еще не то умею.

—Я тоже. — Улыбнувшись, она расстегнула пуговицу его джинсов, слегка сдвинула вниз молнию. Потом, глядя ему прямо в глаза, провела ногтями по животу, по груди. — Неплохое сложение для игрока в карты, — прибавила она, дернув вверх его рубашку.

—Спасибо. — Хороша, подумал Гейдж.

Они оба прекрасно знали все па этого танца, не раз исполняли его в разных вариантах, в разном ритме. Но в этот раз, первый для них, Гейдж хотел быть ведущим.

Он снова поцеловал ее — игривое прикосновение губ и языков — и стал расстегивать на ней брюки. Потом вдруг резким движением приподнял, небрежно демонстрируя силу, и у нее перехватило дыхание; брюки соскользнули на пол. Готово, подумал он и опустил ее так, что их губы оказались на одном уровне. Услышав тихий стон и почувствовав, как пальцы Сибил стискивают его плечи, он отпустил ее, и она упала на кровать.

Сибил лежала на спине с разметавшимися по подушке волосами. Смуглая кожа, черное кружево.

—Такие мускулы не приобретешь, тасуя карты.

—Ты будешь удивлена. — Он наклонился, и его ладони оказались по обе стороны от ее головы. — Быстро или медленно?

—Попробуем и то и другое. — Запустив пальцы в его волосы, она притянула его к себе. Нежный, шелковистый поцелуй вспыхнул страстью, первыми жадными укусами. Руки Сибил гладили его спину, потом скользнули под расстегнутые джинсы, стиснув напряженные мускулы. Ее ноги обвились вокруг его талии, и он, прижимаясь животом к ее животу, почувствовал, что теряет над собой контроль.

Хороша, вновь подумал он и покрыл поцелуями ее шею.

У него потрясающие, невероятные губы. Сибил запрокинула голову, подставляя шею для поцелуев. Прикосновение этих губ было как ожог; кровь пульсировала под кожей. Его тело — большое, сильное, с рельефными мышцами — прижималось к ней, и нити желания сплелись в тугой узел, удары сердца громом отдавались в ушах.

Жар. Страсть. Нетерпение.

Она сдернула джинсы с его бедер и, перевернувшись, села на него верхом. В ответ он приподнялся, нашел губами ее губы и расстегнул бюстгальтер.

Поцелуй был требовательным и нетерпеливым, но руки Гейджа неспешно скользили по ее коже, лениво гладили изгибы золотистого тела, и эта медленная пытка отдавалась жаром в ее животе. Когда его губы скользнули вниз, чтобы попробовать на вкус то, что открыли руки, Сибил выгнула спину, подставляя себя его ласкам.

Гибкая, стремительная и страстная, подумал Гейдж. Изящные линии ее тела, кожа бледного золота — экзотическое пиршество. Она пировала сама, впитывая собственное наслаждение, купаясь в нем. Что может быть соблазнительнее, чем Сибил, подхваченная неумолимой волной страсти?

Неужели он так ее жаждет? Неужели этот железный кулак желания всегда жил у него внутри — просто ждал подходящего момента, чтобы пробить броню осторожности и самоконтроля? И теперь нанес сокрушительный удар, вдребезги разбив все доводы разума. Гейдж жаждал почувствовать, как трепещет под ним ее тело. Услышать ее крик. Подмяв ее под себя, он принялся ласкать ее рукой, торопясь превратить медленный прилив в бурный, жаркий поток.

Она извивалась под ним, кожа ее блестела в жарких лучах солнца. Темные цыганские глаза, казалось, скрывают океан тайн.

—Весь, — прошептала она, обхватывая ладонью его плоть. — Теперь весь ты. — Обхватив его ногами, она приняла его в себя.

Яркая вспышка, от которой вскипела кровь. Сибил почувствовала, как пламя поглощает ее, вскрикнула на пике наслаждения, но яростный бич желания снова подхлестнул ее. Она не сопротивлялась, когда Гейдж раздвинул ей ноги, глубже погружаясь в нее, а ее ногти вонзились в бедра Гейджа, подгоняя его. Даже когда от наслаждения, мощного, неистового, перехватило дыхание, она устремилась навстречу новой волне.

Она словно взорвалась под ним, увлекая за собой в бушующее пламя.

Они лежали на спине. У него было такое чувство, словно он прыгнул со скалы, несколько раз перевернулся в воздухе и рухнул в горячую реку. У него едва хватило силы воли и сил перекатиться на бок и вытянуться рядом с Сибил, чтобы они могли отдышаться.

Это не секс, подумал Гейдж. Секс предполагает приятное времяпрепровождение, что-то вроде веселой возни. Это было откровение, почти библейское.

—Ну вот, — с трудом произнес он. — Сюрпризы продолжаются.

—Кажется, я видела рай. — С губ Сибил слетел тихий звук, нечто среднее между вздохом и стоном.

Рассмеявшись, Гейдж закрыл глаза.

—Ты похожа на ожившего Гамби[6], только в женском обличье и не зеленого.

—Я склонна считать это комплиментом, — помолчав, ответила она. — Спасибо.

—Пожалуйста.

—Раз уж мы начали раздавать комплименты, ты... — Она умолкла, стиснув пальцами его ладонь. — Гейдж.

Он открыл глаза. Из стен сочилась кровь. Красные ручейки стекали по стенам на пол.

—Будь кровь настоящей, Кэл бы здорово разозлился. Ее чертовски трудно отмыть.

—Твиссу не нравится, что здесь происходит. — С трудом переведя дух, Сибил повернулась и удержала собиравшегося встать Гейджа. Глаза ее сверкали, лицо побледнело, но голос не дрожал. — Терпеть не могу, когда за мной подглядывают. Но этому Любопытному Тому, возможно, стоит пойти навстречу. Скажи, это правда, о чем мне рассказывали подруги?