– Конец связи, – проговорил Адальбер, который без малейшего стеснения взял вторую трубку и прослушал весь разговор. – Но, по крайней мере, мы узнали две важные вещи: во-первых, твой тесть в Брюсселе, а во-вторых, несчастная Агата умрет с минуты на минуту и будет четвертой жертвой этого убийцы.

– Из тех, о которых мы знаем. И, заметь, он опять за сотню километров от своей умирающей жертвы.

– Тебе это ничего не напоминает?

– Конечно напоминает! Ты имеешь в виду Синюю бороду из Ньюпорта? Но он…

– Когда вы закончите вспоминать свои подвиги, то, надеюсь, займетесь моей бедняжкой План-Крепен, – вмешалась в разговор госпожа де Соммьер, появившись на пороге гостиной. – Мне мало дела до остальных, но я дорожу Мари-Анжелин. Звоните же скорее Ланглуа, черт побери! Может, он придумает что-то толковое!

Однако судьба распорядилась, чтобы в это утро они обходились своими собственными силами: главный полицейский Парижа в эту минуту оказался «недосягаемым». Альдо окончательно рассвирепел.

– Нет, вы только подумайте! Прошло пять месяцев, и мы снова на том же самом месте с той только разницей, что кроме План-Крепен исчез еще и мой рубин! Впрочем, дело не в рубине. Но мы вынуждены снова начинать все с нуля!

– И каким образом ты собираешься все начинать? – тревожно спросила тетя Амели.

– А вот увидите!

Альдо снова взялся за телефонную трубку, вызвал Бурже и осведомился, когда вылетает ближайший самолет в Берн. Оказалось, что через два часа. Он заказал билет в компании «Свисс Эйр».

– Два! Два! – завопил Адальбер. – И еще нужен автомобиль, который будет нас ждать в аэропорту.

Но Альдо уже положил трубку.

– Обо мне ты забыл? – раскипятился египтолог. – Или вообще решил отстранить от расследования?

– Ни то ни другое, – уже с полным спокойствием возразил Альдо. – Ты побудешь здесь, пока не свяжешься с Ланглуа. Во-первых, потому что мы без него не обойдемся, во-вторых, потому что он как никто обеспечит безопасность тети Амели. А потом сразу присоединишься ко мне.

– Где? В Понтарлье?

– Нет, конечно, в Ивердоне. Этот знаменитый курорт с теплыми источниками находится в двух шагах от Грансона.

– А что там лечат?

– Ревматизм.

– Значит, ехать туда нужно мне, – заметила маркиза. – Мой ревматизм год от года все свирепеет.

– Чуть позже мы подумаем о нашей совместной поездке, – пообещал Альдо. – А пока я отправляюсь туда один, и пусть каждый из нас делает что может. Узнай, какая там самая лучшая гостиница, – обратился он к Адальберу. – И, если повезет, мы увидимся там сегодня вечером. Жди от меня вестей, я тебе позвоню.

– Постарайся не попасть в пасть злобному волку, который захочет тобой закусить.

– Я несъедобный. Честно говоря, оставляя тебя здесь для переговоров с Ланглуа, я делаю тебе тот еще подарок. Этого волка ты знаешь не хуже меня.

– Знаю, – согласился Адальбер.

– А что, если он потребует, чтобы ты немедленно вернулся? – спросила тетя Амели.

– Я вернусь, – совершенно серьезно ответил Альдо. – Даю честное слово! Я совсем не хочу, чтобы неуместное вмешательство превратило приключение в драму. Ведь никогда неизвестно, чего можно ждать от План-Крепен.

– Относительно вас я ничего не могу сказать, зато знаю точно, что действия План-Крепен комиссар всегда одобрял!

– Если вы думаете, что открыли нам что-то новое, то ошибаетесь, – отозвался Альдо и наклонился, чтобы поцеловать тетю Амели на прощание.

Он поднялся к себе, собрал чемодан и полчаса спустя уже мчался на такси к парижскому аэропорту[3].


А еще через два часа он летел над полями и лесами Франции и вдруг вспомнил, что собирался сегодня отправиться в Друо на важный аукцион старинных драгоценностей. Внезапное воспоминание не улучшило настроения Альдо: он впервые в жизни забыл об аукционе. Не понравилось ему и ощущение возврата в прошлое, когда он сел за руль ожидавшего его автомобиля. Полгода назад все происходило точно так же с одной только разницей: тогда он приехал в Лозанну и оттуда отправлялся в Грансон к умирающему рыцарю, которого уже ничего не привязывало к нашему веку.

Хотя нет: и время года тоже было другим. Тогда было холодно, падал снег, а теперь веяло теплом, природа просыпалась и радовала глаз зеленой дымкой. Другой была и дорога. Эта погрузила Альдо скорее, чем хотелось бы, в драматические перипетии истории, с которыми судьба связала и его собственную жизнь: он проезжал через Муртен!

Муртен! Чудесный городок, хранивший и по сию пору память о своей былой славе! Муртен, уютно устроившийся на берегу озера, не такого большого, как Невшательское, но с такой же синей водой, в которой отражается и Грансон! Муртен – второе поражение Карла Смелого, еще более жестокое, чем первое, потому что его, совсем уже небольшое, войско сражалось отчаянно и одержало бы победу, если бы не роковая тактическая ошибка: оно оказалось зажатым между городом и озером, в воды которого его и сбросили. В Муртене в руки швейцарцев попали остатки баснословных сокровищ окончательно обедневшего принца, за которым уже ходила по пятам смерть, но который не пожелал, чтобы сражение под Муртеном стало его последним сражением. После Грансона Карл нашел для себя убежище в Нозеруа во Франш-Конте, под кровом своего погибшего друга Жана де Шалона. На этот раз он укрылся в Салене и вновь стал собирать войско, но оно было еще более малочисленным, потому что богатые фламандцы отказали ему в помощи, а в Бургундии приходилось снимать с церквей колокола, чтобы лить из них пушки. Свое пошатнувшееся здоровье Карл восстанавливал в горячих источниках, известных своей целебной силой еще со времен римлян. Но душой его владела черная меланхолия, наследие матери-португалки[4], уступая порой место лихорадочной деятельности и преувеличенной веселости, производившей впечатление более горькое, чем даже слезы. И еще Карлом владела яростная жажда победить, которая со временем стала для него тяжким бременем…


Альдо миновал Ивердон и уже приближался к «Сеньории», небольшому замку, принадлежавшему теперь Гуго де Хагенталю. Он ехал вдоль ограды парка «Сеньории», полого спускавшегося к озеру.

Альдо остановился у ограды, приглушил мотор и окинул взглядом благородное владение барона де Хагенталя, которое он оставил в наследство своему крестнику, сочтя его более достойным владельцем, чем его отец, барон Карл-Август. Теперь хозяином здесь стал Гуго, живой портрет несчастливого герцога Бургундского, в которого до безумия влюбилась Мари-Анжелин и на помощь которому полетела, забрав с собой рубин Альдо. Этот рубин вручил ему в этом самом замке старый рыцарь де Хагенталь, надеясь таким образом возместить давным-давно пролитую кровь…

И вот сейчас, припомнив все – а в последние сутки Альдо только и делал, что вспоминал и размышлял, – он подумал, что, возможно, идея отправиться прямо в Грансон была не так уж и хороша, хотя она показалась ему единственной, которая может помочь развязать узел драматической истории. Припомнил он и предостережение, высказанное в письме План-Крепен. Но он не был полицейским и приехал в дом человека, чью память чтил и уважал. Минуя Ивердон, он, как и в прошлый раз, когда они приезжали сюда с Адальбером, купил букет роз, чтобы положить на могилу барона.

Альдо взглянул на часы. Пока все складывалось необыкновенно удачно. В ту самую минуту, когда он собирался войти в жилище Гуго фон Хагенталя, План-Крепен, по предположению Альдо, сев на Лионском вокзале в поезд на Понтарлье, отправлявшийся в 8.30, была еще в пути. Часы показывали половину третьего, и даже если поезд следовал без опозданий, которые случались довольно часто, Мари-Анжелин оставалось проехать еще добрую сотню километров. А потом ее ждала пересадка в Дижоне: поезд до Понтарлье следовал из Швейцарии через Безансона. Так что у Лекока и Дюрталя была реальная возможность перехватить Мари-Анжелин у выхода с вокзала. А Морозини тем временем узнает, что делается в Грансоне, и даже, возможно, успеет съездить в приграничную деревушку, где у Гуго есть небольшое хозяйство, которое так и называется – «Ферма».

Но если письмо написал не Гуго… То можно опасаться самого худшего!..

Сигарета, которую курил Альдо, чтобы лучше думалось, еще дымилась, и он раздавил окурок в пепельнице. Снова завел мотор, выехал на дорогу и остановился на этот раз прямо перед воротами «Сеньории». Вышел из автомобиля, позвонил и стал ждать. Ждать пришлось недолго. Старичок Георг, как видно, был неподалеку, потому что появился почти тотчас же. Суровое лицо старого слуги, как только он узнал гостя, сразу осветилось улыбкой.

– Ваша светлость! Князь! Вот неожиданная радость! Вижу, вы храните верность нашему бедному барону, – добавил он, увидев на заднем сиденье букет роз.

– Его трудно забыть, вы сами знаете, – отозвался Альдо. – Я в Швейцарии по делам и не мог не заехать к вам.

– Извольте въехать на территорию и идите прямо к террасе, а я сейчас запру за вами ворота и немедленно приду.

Альдо удивился неожиданным предосторожностям. В прошлый раз ворота стояли открытыми все время, пока они тут гостили. Он снова сел в автомобиль и въехал в ворота. Еще он заметил, что у старика что-то с ногой: он ходит, опираясь на палку.

– Что с ногой? – спросил он Георга, когда тот доковылял до него. – Несчастный случай?

– Пустяки! Обычный вывих. И уже почти не болит.

– Почти – это не слишком хорошо. Не рано ли вы нагружаете свою ногу?

– Жена мне говорит то же самое, но ведь я хожу с палкой, и мне совсем не больно. И потом, вы только представьте: как тоскливо сидеть прикованным к креслу, когда вокруг тебя кипит жизнь. Но вы, может быть, заглянете в дом прежде, чем идти на могилу? Могу я предложить вам чашечку кофе?

– Выпью с удовольствием, – улыбнулся Альдо. – И должен вам признаться, что у меня есть и другая причина для визита: я хотел бы повидать господина Гуго де Хагенталя, нового владельца этого старинного дома.

– Он в отъезде, но вы все равно проходите, Ваша светлость, садитесь вот здесь, а я вам сейчас принесу кофе, – пообещал Георг, вводя гостя в столь памятный для него зал.

Альдо вновь с удовольствием полюбовался огромным камином с карнизом, декорированным сценой, изображающей битву оленей, и целой коллекцией старинного оружия над ним. Конечно, огонь сейчас в нем не горел. Полюбовался гость и каменными скамьями в глубоких нишах средневековых окон, гобеленами, украшенными орнаментом с растениями и травами, согревающими холодные белые стены. А вот старинной кровати с колонками и пологом, последнего прибежища старого барона, здесь уже не было. Зал вновь приобрел торжественный вид и вполне подходил для приемов, но назвать его гостиной было трудно, он больше соответствовал рыцарям, а не дамам, собравшимся поболтать за чашкой чая с пирожными. Удовольствие от встречи со стариной окрасилось для Альдо и печалью. Этот зал все еще не покинул высокий костлявый старик, который отгонял от себя смерть, дожидаясь, когда сможет наконец выполнить долг чести – он должен был отомстить за кровь, пролитую его предком.

Георг вернулся вместе со своей женой Мартой, поднос с чашкой кофе и печеньем несла она. Сделав маленький реверанс, она поставила кофе и печенье на стол.

– Нога еще подводит моего Георга, и я побоялась, что он устроит князю ножную ванну, – улыбнулась она.

– Спасибо, Марта, очень тронут вашей заботой, но я не хотел вас беспокоить.

– Какое тут беспокойство! Розы, которые вы привезли, очень дороги для нас. Они такие красивые. Господин барон так любил красивые розы!

– Мы отнесем их на могилу вместе, – предложил Альдо. – Но я приехал не только почтить память господина барона. Я хотел бы еще повидать господина Гуго де Хагенталя, я уже сказал об этом вашему мужу. Мне во что бы то ни стало нужно с ним поговорить.

Муж и жена, явно смущенные, переглянулись.

– Но его сейчас здесь нет, – повторила Марта слова Георга.

– Мы даже не знаем, когда он здесь появится, – эхом подхватил Георг.

– Если он на «Ферме», по другую сторону границы, то ничего страшного, я как раз туда собираюсь.

Лицо Марты стало страдальческим.

– К сожалению, ничего не можем вам сказать! Сейчас попробую вам все объяснить. До того, как господину Гуго достался этот дом, он жил в Берне и изредка ездил в Юра на «Ферму», которая досталась ему от матери. И когда он туда направлялся, то непременно заезжал к нам, проводил денек-другой с господином бароном. Хоть господин барон в последнее время не хотел, чтобы мы его так называли, но мы-то привыкли, нам переучиваться трудно.

– А мать молодого барона родом из Франш-Конте?

– Она из Бургундии. У нее был маленький замок по ту сторону границы, и он должен был перейти от нее к сыну, но она умерла, когда господин Гуго был еще совсем маленьким. Отец поспешил продать его под тем предлогом, что у них нет денег на его содержание…

– Марта! – с упреком обратился к ней муж. – Ты что-то разговорилась, дорогая. Его светлости все это совсем неинтересно!