Но в моем ощущении не хватало какой-то ноты, может быть той, которую внесло происшествие с Ингрид и то, что произошло потом.

Когда я бродил между колонн, ко мне подошел Олав.

– Глеб, о том, чтобы выпить, здесь надо заранее позаботиться.

– Верно.

Мы нашли Вацлава, который с группой немецких туристов старательно обходил вокруг каменного скарабея, загадав желание.

– Я мог бы остаться с Ингрид.

Она подошла к нам внезапно, появившись с мольбертом сбоку из-за колонны.

– Не надо, я бы с удовольствием походила здесь одна. Хочу еще кое-что сделать.

Мы в простосердечии тогда решили, что речь идет просто еще об одном этюде Карнакского храма.

– Ты тут без нас разоришься на бакшиш служителям. Они все будут набиваться к тебе в гиды.

– Я взяла пример с Глеба и объяснила им, что я специалист по древней магии и культуре Египта. Самое интересное, что они мне поверили. Она встала у рельефа на колонне. – Идите в свой магазин, вы будете мне только мешать.

– Вацлав, ты нам просто необходим. Пойдем, здесь всего один Durty free продает вино. До него еще надо доехать.

– Жалко на все это время тратить. Лучше бы, как Ингрид, походить между колоннами. Мне тут понравилось.

Но через час, когда мы выходили из магазина, Вацлав был в очень веселом настроении.

– Я совсем не жалею, что пошел с Вами. Было интересно и поучительно.

В самом легкомысленном расположении духа мы в деталях рассказали о нашем походе Ингрид, показывая бутылки.

– Ты не представляешь, Ингрид, с какими трудностями мы их добыли. Что ты такая задумчивая?

– Да так. Давайте лучше праздновать.

Мы представляли собой веселое и забавное зрелище (высокий Олав со своим скандинавским спокойствием, темноволосый подвижный Вацлав, Ингрид с задумчиво светлым взглядом и я с моей бородой), выпив у пальмы, мы шли вдоль Нила, невероятно развеселившись, в сопровождении своего рода кареты, т. е. лошадки с повозкой и египтянином на козлах, упорно предлагавшем довести нас до отеля. Он ехал за нами долго, совсем не понимая, что мы собираемся делать. И в конце концов, когда озадаченный, он отстал, нам стало даже скучно без него.

Мы нашли место, где сбоку виднелись подсвеченные колонны Луксорского храма, а перед нами тихо плескался Нил, и пили с трудом добытое вино в каком-то удивительном настроении.

– Как мы удачно все смешались.

– Не смешались, а соединились, – заметил Олав.

– Да, мы интересно встретились, прямо экспозиция какой-то загадочной новеллы: из трех разных стран Европы, на этой древней земле в такой ситуации что-то особенно таинственное может произойти.

– И произойдет, – пообещала Ингрид.

– Ингрид, закусывай мандарином. Смотри, вот тут есть один даже с листком.

– Как хорошо.

– Не только хорошо, а красиво. А красота спасет мир.

– Правда? Дай мне лучше вон тот другой мандарин – с тремя листьями, да не ешь ты его, он мне для натюрморта нужен, я его завтра нарисую. Глеб, это хорошо, это мне нравится, про красоту.

– В России последнее время часто так говорят. Удивительно, что у нас в нашей тяжелой и жизни родилась такая идея. Эта фраза из XIX века, ее произносит князь Мышкин в «Идиоте» Достоевского, но как-то мельком. А сейчас многие ее повторяют.

– Дай-ка мне еще ту восточную сладость. Как ты думаешь, из чего она сделана?

– Не знаю, но вкусно.

– А может быть, это верно. Вот в истории Египта много жестокости. И раньше мне казалось, что главный вопрос – понять жестокость в истории, а теперь мне кажется, он совсем в другом – понять, где красота становится бессмертием.

– Вот вы говорили про веру в силу проклятия, Глеб?

Я кивнул и еще выпил, глядя на темную воду Нила.

– И если она существовала, про силу, которая ей противостоит. Некое благословенье. Что искусство – это благословение, приходящее сквозь века, как радость. Надо только постараться его услышать. Ну, посмотрите на те колонны.

– В самом деле, Луксорский храм с подсветкой еще лучше, чем днем.

– У нас в русской литературе XIX века есть рассказ о бедном сельском учителе, который вспоминает Венеру Милосскую и душа его выпрямляется.

– Интересно, а эти наши колонны могут еще нас выпрямить? А то я что-то уже покачиваюсь.

– Они не только выпрямляют, они вдохновляют.

– Я бы даже сказал, магически вдохновляют.

– А я нуждаюсь, чтобы меня выпрямили и довезли, кстати, а где наша карета? Мне не хочется идти домой пешком.

Но вместо кареты из темноты вынырнул Дмитрий Петрович, который, кажется, обладал способностью появляться внезапно, как черт из табакерки.

– Присоединяйтесь к нам. Нам удалось в этой стране достать отличное вино. И с какими трудностями, – добродушно приветствовал его Олав.

– К сожалению, сейчас не могу, у меня еще одно дело. Может быть, завтра. – Я обратил внимание, как отличалась его улыбка от открытой улыбки Олава.

– Завтра мы собираемся на ночное представление в Карнаке.

– Может быть еще и встретимся. До свидания.

Я посмотрел вслед ему, и непонятное странное ощущение закрадывалось в душу.

– Какое дело может быть ночью в Египте?

– Не все же уже так расслабились, как мы, Глеб. Так о чем мы говорили?

– О колоннах, выпрямивших Глеба.

– И мистически вдохновивших Ингрид.

– Ингрид, а как у тебя с магией? Ты смотри, поосторожней, а то мы неразумно тебя оставили одну там в храме из-за нашей алкогольной проблемы. Местные мальчишки тебе давали рисовать? Кстати, почему они все время бегают и спрашивают «What’s your name»?

– Думаю, что других английских фраз они не знают.

– Я видел, Ингрид, – вдруг неожиданно серьезно сказал Вацлав, – как вы были в святилище. Я не стал туда заходить, там такая тьма, ничего не видно.

Ингрид вдруг задумчиво проговорила:

– Ищи силу светлую.

Лишь кто окутан светлой силой, войдет бестрепетно туда, – никак не могу вспомнить, откуда эти строчки, Глеб? Вы ведь хорошо знаете древнеегипетскую поэзию.

Я удивленно посмотрел в ее глаза, и что-то непонятное мелькнуло в них.

– А я вот сейчас тоже чувствую силу светлую, – сообщил О лав.

– И мысли какие-то бредово-светлые.

– Хочется что-то сделать.

– Например, раскопать Трою.

– А почему Шлиман это сделал? Ему здесь в Египте пришла эта мысль, Глеб?

– Например, раскопать Трою.

– А почему Шлиман это сделал? Ему здесь в Египте пришла эта мысль, Глеб? Я думаю, он вот тут стоял и решил. Ведь Вы нам расск

– Что его позвало?

– Быть может, слово и судьба, и ветер.

– Я знаю, наверное, он забрался на вершину пирамиды, а там ветер…

– А я тоже хочу залезть в пирамиду.

– Олав, тебе не надо столько пить в мусульманской стране. Дома с тобой такого не случается.

– Здесь даже воздух пьянит.

– Там, в пирамидах – мудрость.

– А здесь, в Карнаке – святилища. Вызовем дух какого-нибудь жреца или фараона?

– К этому надо относится со священным трепетом, – Как-то странно серьезно проговорила Ингрид.

– О, Ингрид, будь осторожней, не прикоснись к проклятию.

– Олав, здесь много тайн, и ты зря тревожишь камни.

– А я знаю, что ты делала в храме. Ты колдовала. Послушайте, друзья. Она нашла там самый мистический рельеф, дотронулась до него, отверзла ему уста. Ведь в рельефах, как и в статуях, живет «Ка». Я видел, она долго около него стояла.

– Тайны храмов и пирамид.

– Мы так не дойдем до отеля.

– А где все же наша карета, ну куда она делась?

– Вот надо же, он столько за нами ехал, а когда надо, его и нет.

– Да мы уже рядом с отелем.

На следующее утро я встретил Ингрид в коридоре. При дневном свете она казалась бледной, с кругами под глазами. Я удивленно смотрел на нее и снова что-то странное мелькнуло в ее взгляде. Она была уже в джинсах и держала в руках мольберт.

– Я не пойду на завтрак. Мы еще увидимся.

– Ингрид, вы уходите? Одна? Осторожней, здесь все-таки не Европа, а Африка. А где Олав?

– Еще спит. Увидимся, – и вдруг, уже у двери обернувшись, добавила. – А вы знаете, Глеб, я долго рассматривала сфинксов у Луксорского храма. Там есть такие, которые вправду улыбаются.

Поначалу к самостоятельным экскурсиям своей жены Олав отнесся философски.

– Наверное, опять пошла рисовать. Ее не переубедишь. Она знает, где мы будем, за обедом и встретимся. Кстати у нее проблемы с телефоном, она даже с собой его не взяла.

Мы осматривали гробницы в Долине царей довольно долго, но когда вернулись в отель, Ингрид еще там не было. На тумбочке у Олава лежала записка: «У меня важные дела. Встретимся позже».

Нами стало овладевать беспокойство.

– Где она в конце-то концов?

– Вряд ли ее умыкнули. Представить такую эмансипированную скандинавскую женщину в гареме мусульманина сложно.

– Да, он сразу получит инфаркт. Они тут все избалованные, не то, что мы, закаленные, – заявил потомок викингов.

Когда мы проходили мимо рецепшн, администратор отеля отдал нам записку.

– Олав, это, наверное, от вашей жены. – Олав, просмотрев ее, протянул ее мне и я прочитал: «Дорогой Глеб, не можете ли Вы вспомнить, из какого источника (египетская лирика, тексты саркофагов или пирамид) такие фразы. Буду очень благодарна, оставьте, пожалуйста, ответ у администратора.

Услышать тайны редко может смертный,

И оскорбить святыню берегись.

Ищи ты силу светлую.

Лишь кто окутан светлой силой,

Войдет бестрепетно сюда»

Я пожал плечами.

– Я не знаю этих строчек.

Мы посмотрели друг на друга.

– А не надо было ей пить воду из Нила.

– Может быть, она и вправду заболела. Вчера была жаркая погода и такой странный резкий ветер.

– Между прочим, есть и другое объяснение. Я тут сидел, курил кальян с яблочными цветками, ко мне подошел официант и предложил: гашиш? Здесь это намного проще, чем купить бутылку вина.

– Да нет, это не для Ингрид, скорее, она где-нибудь опять в храмах застряла. Мы же и сами собирались снова сходить туда. Пойдем ее поищем.

И в самом деле, часом позже в Карнаке за одной из колонн мы увидели Ингрид, которая сосредоточенно сидела за мольбертом.

– С тобой все в порядке? Что ты такая бледная? Мы тебя искали, беспокоились, мы уже не понимаем, в чем дело?

– Все нормально. Глеб, я хочу вам подарить эскиз. Вот этот. Он вам понравится, – она протянула мне этюд, на котором была изображена пирамида Джосера и какие-то люди в древнеегипетских одеяниях.

– Спасибо. А где то, что вы нарисовали здесь, в Карнаке?

– Не спрашивайте меня.

Я подошел к тому месту, где она только что сидела на складном стульчике, и стал разглядывать рельеф на колонне. На нем были лилии, Озирис и какой-то человек, показавшийся мне жрецом.

– Ингрид, вы рассказывали, как иллюстрировали книгу заклинаний, а вдруг все эти наши занятия – от научных публикаций до популярных книг – что-то здесь пробуждают? Какое выразительное лицо у того египтянина, стоящего среди лилий.

– Вас это тоже заинтересовало, Глеб? В книге, которую я иллюстрировала, приводились заклинания, по-моему, подходящие и к этому изображению. Говорят, «Ка» живет не только в статуях, но и в рельефах. Возможно, я сделала что-то не то, но сама не знаю, как это получилось.

– Что ты имеешь ввиду? – поинтересовался Олав.

– Тебе, Олав, я не буду рассказывать, зачем? Ты все равно не веришь. А вот, Вацлав и Глеб, пойдемте, я вам кое-что покажу.

Мы удивленно прошли за Ингрид между рядами статуй и остановились.

– Вы были в святилище, где по их поверьям обитали боги?

– Там совсем темно, что там увидишь. Я туда не пойду, – сказал Вацлав.

– А вы, Глеб?

Я вошел в черное святилище вслед за Ингрид. Странное чувство появилось у меня. В темноте я услышал голос Ингрид:

– Я слишком долго здесь простояла. И, сама не знаю как, стала просить:

Дай мне изведать тайну древнюю

Силу древнего откровения.

Ты ничего не чувствуешь? – Мне вдруг показалось, что это не ее голос. Я дотронулся до камня святилища. Странное чувство охватило меня, было ли это ощущение, что я делаю что-то кощунственное или иное… И век пройдет, и еще век, и тысяча лет.

Ты слышишь?

– Ингрид! – Я вышел на солнце, нетвердо ступая.

Ее уже не было.

– Глеб, что с вами? – тревожно спросил Олав. – У вас такое странное выражение лица, неужели там, правда, воздух так действует на человека?

– Вы уверены, что тут не существует проклятия?

– Может быть – благословенье. Со мной все в порядке, а где Ингрид?

– Действительно, где наша постоянно исчезающая художница?

– Опять ее придется искать?

– Не заболела ли она, на самом деле?

– Это все вода из Нила. Олав, с ней раньше такое бывало?

– Не припомню, – и мы заметили, что наш невозмутимый викинг в самом деле встревожен.