Талли похлопала Анджелу по руке.

— Да упокоит Господь ее душу, — сказала она.

Потом Талли обняла Джулия.

— Талли, дорогая, — шепнула она, у меня хорошая новость. Я останусь здесь до конца лета. Я тебе потом все расскажу, договорились?

«А у меня плохая новость, — подумала Талли. — Я не останусь здесь до конца лета».


В пятницу Талли опять сидела на своем посту, глядя на часы. Скоро пять. Пора идти домой обедать. Еще один вечер — и все будет позади.

В зале никого не было. Только молоденький Джеф все читал над гробом Евангелие. Люди придут попозже. Наверняка они могли бы приятнее провести вечер пятницы.

Вошел высокий мужчина, мельком посмотрел на Талли и подошел к гробу. Талли равнодушно наблюдала за ним. Она и вовсе не обратила бы на него внимания, если бы его взгляд не задержался на ней чуть дольше, чем обычно. Он аккуратно положил у гроба цветы. Талли заметила, что это были желтые гвоздики. Мужчина склонил голову, внимательно посмотрел на лицо покойницы и перекрестился. Затем сделал шаг назад и рухнул на стул.

Талли еще раз взглянула на часы. Без пяти пять. Пора.

Она снова посмотрела на незнакомца. Со спины было видно только седину и приличный костюм. Талли совсем уже собралась встать я уйти.

Неожиданно мужчина обернулся и принялся разглядывать Талли в упор.

Внутри у Талли все похолодело и онемело. Она слышала, как где-то в животе отзываются удары ее сердца, кровь бросилась в лицо, руки задрожали, и Талли спрятала их в складках своей длинной черной юбки.

Мужчина встал и направился к ней. Строгое бледное лицо с высокой залысиной; на нем был темно-синий костюм и галстук в черно-белую полоску; в руке он держал спортивную сумку «Адидас». Все это Талли увидела и осознала в одно мгновение, а потом поднялась ему навстречу.

— Привет, Талли, — сказал человек, и при звуке этого голоса у нее так сильно задрожали ноги, что ей пришлось сесть. Громко стучало сердце.

— Тебя до сих пор называют Талли? Или теперь ты предпочитаешь Натали? — Он улыбнулся.

— Меня называют Талли.

— Ты хорошо выглядишь, — сказал он. — Бедная Хедда.

Талли попробовала прокашляться. Она не могла произнести ни слова. Она попыталась снова встать. Тщетно. Получилось совсем нелепо: он стоит, а она сидит.

— Что… что… что ты тут делаешь? — заикаясь, выговорила Талли,

— Пришел почтить память твоей матери, — сказал он.

— Как-как-как… — дальше у нее не получилось.

— Как я узнал, что она умерла? — докончил за Талли высокий седой человек. — Я каждый день получаю «Топика Капитал джорнал». Правда, на день позже. Потому и прилетел с опозданием.

Талли молчала.

— Недавно в той же газете я прочитал, что ты стала директором Агентства по подбору семей.

С трудом соображая, о чем речь, она кивнула.

— Постой, — сказала она, — как ты узнал? Ведь там было сказано Натали Анна Де Марко.

— Там было сказано «Натали Анна «Талли» Де Марко». Я ведь знаю, как тебя зовут.

— А-а…

— Хорошая должность. Поздравляю.

Она снова кивнула.

— Останешься на похороны?

Он покачал головой.

— Сегодня вечером я лечу обратно.

— Обратно куда?

Он как-то странно посмотрел на нее.

— В Нью-Мексико. В Санта-Фе.

— Ты там живешь? — прошептала Талли.

— Да. С некоторых пор. Я много путешествовал. Около десяти лет назад обосновался в Санта-Фе. А ты, я вижу, вышла замуж. Родила детей. Твой муж хороший человек?

— Чудесный, — сказала Талли. — Дети тоже чудесные.

Неловкая пауза.

— Хочешь, пойдем к нам домой? — наконец сказала Талли.

Высокий покачал головой.

— Это ни к чему. Я улетаю сегодня вечером. Дети похожи на тебя?

— Робин-младший — вылитый отец, а девочка похожа на меня.

— Дженнифер, — сказал он. — Из той же газеты я узнал, что твоя подруга Дженнифер Мандолини умерла. Когда это случилось?

— В 1979-м, — ответила Талли.

— Мне очень жаль ее. Она была такой милой девочкой. Талли предпочла бы оглохнуть.

— Как… Хэнк?

— У Хэнка все хорошо, — он улыбнулся. — Теперь он любит, чтобы его называли Генри. У него все в порядке. Заключает договоры в солидной риэлтерской фирме.

— Что это означает?

— Он изучает проекты и нанимает бригады для строительства офисных зданий по всему Санта-Фе.

— Здорово, — сказала Талли. Она не знала, что еще сказать. В горле у нее застрял комок.

— Почему он не приехал с тобой?

— Я решил, что это ни к чему.

— Зачем же ты сам приехал?

— Талли, Хэнк уверен, что его мать давно умерла. Поэтому мы и уехали из Топики — так я ему сказал. С этим городом у меня связаны тяжелые воспоминания, — объяснил я. — Что он теперь подумает, если узнает, что я увез его, двухлетнего, от матери и сестры? Ты думаешь, он поймет меня? А вдруг перестанет со мной разговаривать?

— Не знаю, — равнодушно ответила Талли. — Скажи ему — и увидишь.

— Это можно было сделать раньше. Правда. Но теперь у меня новая семья. Двенадцать лет я бродяжничал, а потом снова женился. У нас уже четверо детей. Младшая родилась в этом январе. Как твоя. Старшему десять. Что они все обо мне подумают?

— Не знаю, повторила Талли. — Скажи им — и увидишь.

Он промолчал.

— Зачем ты ждал, пока она умрет? Мне исполнилось восемнадцать больше десяти лет назад. Ты мог приехать, когда я стала взрослой. Почему ты не приехал?

— Талли, ты была взрослой с самого рождения. Я не хотел встречаться с твоей матерью живой. Только с мертвой. Я готов был до конца дней своих просматривать «Капитал джорнал» в поисках некролога. И вот тогда, я считал, я смогу приехать и увидеть тебя.

— Ты мог приехать раньше.

— Я ничего о тебе не знал. Знал только, что ты по-прежнему живешь с ней. И ненавидишь меня. Твоя мать вплоть до 1981 года рассылала сведения обо мне в полицию всех пятидесяти штатов. Она даже в ФБР обращалась. Ты не знала этого, нет? Я не хотел, чтоб она упекла меня в тюрьму за похищение ребенка. А она бы точно это сделала, если бы только смогла.

— Да, — кивнула Талли, — она бы это сделала. Ты поменял имя?

— Представь себе, нет. Только в Топике с таким именем я был один. А повсюду Генри Мейкеров множество. В Санта-Фе, например, четыре.

Талли закусила губу.

— Я думала, ты забыл меня.

— Как же я мог? У меня хранятся все твои детские фотографии. Я их забрал тогда.

— Ясно, — сказала Талли. — Значит, ты забрал фотографии. Мог бы и мне оставить кое-что.

Он неловко переминался с ноги на ногу. Все так же держа в руке зеленую сумку.

— Ты стала прелестной молодой женщиной, Талли. Ты очень похожа на своего брата… — У него сорвался голос.

По щекам Талли текли слезы — она не вытирала их. Она встала.

— Пойдем, посмотришь на моих детей, — сказала она.

— Нет, Талли, — ответил он, быстро овладев собой. — Я не могу. Ты без меня справилась, справишься и дальше. Время от времени я буду давать о себе знать. Теперь, когда твоя мать умерла — помилуй Господи ее душу, — это стало возможным. И когда-нибудь я расскажу обо всем Хэнку. — У него влажно заблестели глаза. — Уверен, он будет рад познакомиться с тобой.

Талли облизала соленые губы.

— Конечно, он будет рад, не сомневаюсь. — Слова горечью отозвались во рту.

Мужчина обвел взглядом комнату.

— Смотри, какой праздник ты устроила своей матери! Прямо не верится, что ей принесли столько цветов. Много народу было?

— Я не думала, что у нее было столько знакомых.

— Она очень изменилась?… Твоя мать? В последние годы?

— Не очень, — ответила Талли. — Пожалуйста, не уезжай, — попросила она.

Высокий седой человек одной рукой гладил Талли по лицу, стирая слезы. Другая его рука все так же держала зеленую сумку.

— Мне нужно домой, Талли. У меня семья. У меня жена и четверо детей, не считая Хэнка. Генри, — улыбнувшись, поправился он. — Жена решит, что я завел женщину на стороне, если я не приду сегодня вечером домой. Я сказал ей, что после работы пойду играть в бильярд. Если они узнают, что я сделал, я стану им отвратителен. Они решат, что я чудовище.

— Ты и правда чудовище, — произнесла Талли. — Джонни мертв.

Высокий седой мужчина отнял руку от ее лица.

— Но ты и Хэнк живы и здоровы. Я не чудовище, Талли, — спокойно сказал он. — Ты знаешь это лучше чем кто-либо.

— Нет, я этого не знаю, — сказал она громко. Служка на мгновение поднял глаза от Писания, но тут же продолжил чтение.

— Ты бросил меня. Ты — чудовище, — повторила она.

— Нет, Талли. Я должен был оставить тебя. Я должен был оставить ей хоть что-то, хоть кого-то. Разве я мог забрать у твоей матери все, что у нее было в жизни? Совсем ничего ей не оставить? Я знал, что она не причинит тебе вреда. Ты — последнее, что у нее оставалось, она не могла этого сделать. И я оказался прав. Несмотря на все ее «старания», ты прекрасно выросла. И потом: ты хоть знала свою мать. А мой сын никогда не узнает своей матери. Подумай об этом. Никогда.

— Пожалуйста, не уезжай, — у Талли задрожал голос. — Я хочу повидать брата.

Мужчина сунул руку в карман пиджака и достал оттуда фотографию.

— Вот, — он протянул ее Талли. — Сегодня утром снял. Специально для тебя.

Это был полароидный снимок: сияющее улыбкой чисто выбритое лицо светловолосого, светлоглазого молодого человека. Похожего на Талли. Рука Талли с фотографией задрожала.

— Не надо так волноваться. Я только хотел доказать, что не забыл тебя. Ты всегда была сильной, как бык, Талли. Даже когда была маленькой. Только ты могла жить с ней и пережить ее. Я хочу, чтобы ты знала: я не бросил тебя. Я оставил тебя для твоей матери.


На следующее утро гроб наконец-то заколотили и Хедду кремировали. Талли отнесла Дженнифер к Джеку и оттуда отправилась в дом скорби. Там ее уже ждали Робин и Бумеранг. Мальчик настоял на том, чтобы пойти на похороны бабушки.

Талли почти не слушала проповедь — она думала только о вчерашнем высоком седом мужчине.

И тут перед бесцельно блуждающим взглядом Талли мелькнул профиль Линн Мандолини.

Талли долго потом не могла забыть это лицо, пристально на нее посмотревшее и затем сразу же отвернувшееся. Волосы Линн, когда-то черные как вороново крыло, поседели, а обжорство и пьянство до неузнаваемости обезобразили некогда тонкие, деликатные черты.

Испуганная видом Линн, Талли ухватилась за руку Бумеранга, но тот выдернул руку и отодвинулся на другой конец скамьи, всем своим видом показывая, что мама не имеет права и не будет держать за руку на людях восьмилетнего мальчика. Даже перед лицом Бога. Даже на похоронах его бабушки.

Проповедь не принесла Талли утешения. Мысль, что ее мать вот-вот сожгут в печи, леденила душу, хотя угли ярко горели. Чем-то все это напоминало Дахау. Хотя так хотела сама Хедда, Талли лишь выполнила ее волю. Но сейчас, когда она смотрела, как гроб с Хеддой уползает на конвейере, словно коробка с покупками в универмаге Дилона, в душе ее шевелился ужас. Ей хотелось видеть небо над головой и чувствовать землю под ногами, а не паркет, хотелось вдыхать запах ладана и представлять, как душа матери будет возвращаться в землю, что породила ее. «Какая ужасная ошибка, — подумала она. — Дженнифер Мандолини, слава Богу, мы не исполнили твоего желания».

Гроб скрылся из виду, и Талли огляделась по сторонам. Она увидела, как Линн Мандолини опустилась на колени, а Тони положил свою тяжелую голову ей на плечо.

Талли ждала, когда Линн закончит молитву. Бумерангу уже не терпелось уйти. Робин молча стоял рядом с Талли. Талли тронула его за рукав и взглядом показала на Линн, Он кивнул.

— Я схожу за урной, хорошо? — шепотом предложил он.

— Чудно! — ответила Талли. Ей совсем не хотелось идти самой. Если бы здесь был Джек!

Наконец все разошлись. Был невероятно жаркий, сухой день канзасского лета. Талли подумала, что на улице все-таки лучше, чем в церкви Святого Марка с ее наглухо закрытыми витражными окнами.

Талли подошла к Линн.

— Иди сюда, Талли, — Линн протянула к ней руки. Талли обняла ее. Совершенно иное ощущение. Какая она стала тяжёлая!

— Может быть, поедем к нам? — предложила Талли, высвобождаясь из объятий.

Линн покачала головой.

— Думаю, не стоит. Я пойду поздороваюсь с Анджелой. Она всегда была так добра ко мне.