На какое-то время повисла хрупкая тишина, нарушаемая лишь пением птиц.

— Джек, что все это значит? — спросила Талли.

— Почему ты такая замкнутая, Талли? Думаю, я встречал ситуации и посложнее. Похуже, чем то, что произошло с нами. Ну что еще?

— Ничего,: — ответила она. — Ничего.

— Так почему ты постоянно сжимаешь губы, чтобы, не дай Бог, не проронить лишнего слова?

— Потому что я просто хочу быть собой. Я хочу быть обычной, простой Талли. Это все, что я хочу. Нормальный ребенок из нормальной семьи и с нормальной жизнью. Вот и все. Я простой человек, у меня простое лицо, и чем меньше меня слышно, тем проще я кажусь.

— Талли, ты какой угодно человек, но только не простой, — сказал Джек. — Кстати, почти никто не может назвать себя нормальным ребенком из нормальной семьи.

— Нет, это не так, — возразила Талли. — Посмотри на Шейки.

— Да, посмотри на Шейки, — отозвался Джек. — Вот уж кто действительно царица Савская — ее мать, братья, отец всю жизнь создавали Шейки все удобства, а теперь вокруг нее суетится муж. Все окружающие старались сделать ее жизнь комфортной, как завтрак в постели, а теперь ей кажется, что у нее все плохо, потому что завтрак мог быть и повкуснее.

— Шейки кажется, что у нее все плохо, потому что она завтракает в постели не с тобой, — прервала его Талли.

Он вздохнул.

— Пусть так. И ты будешь утверждать, что это нормально?

Талли не знала, что ответить.

А Джек продолжал:

— Сейчас у Шейки есть муж, который делает все по дому, и четверо братьев, тоже старающихся обеспечить ей комфорт и счастье. К тому же у ее мужа прекрасная работа. Ну неужели ты считаешь, что это нормально?

Талли молчала. Она бы привела в пример семью Джулии, но вряд ли кто-нибудь сочтет нормальным ее кочевую жизнь и любовь с женщиной. Когда-то семья Дженнифер казалась ей воплощением благополучия, но кто бы после того, что произошло, осмелился утверждать это? Ей нечего было возразить Джеку.

— Ну а ты, — сказала она наконец. — Ведь у тебя все нормально.

— Ты имеешь в виду среднестатистическую норму, да?

— Ага, — улыбнулась Талли. — Нормальный среднестатистический Джек.

— Джек — представитель общественности, Джек — среднестатистический. А существую ли я на самом деле?

«Еще как существуешь», подумала Талли, но ответила:

— Только среднестатистически.

— Мой отец оставил нас, когда мне было восемь лет. После этого я ничего не рассматриваю в среднестатистическом аспекте.

— Оставил вас? Разве ты не единственный ребенок в семье?

— А я произвожу впечатление единственного ребенка, да, Талли?

— Да, — ответила она ласково.

— Я и есть единственный ребенок. Я имел в виду меня и мою маму.

Собираясь ехать домой и уже сидя в машине, Талли, чтобы побороть смущение, откашлялась и сказала:

— Знаешь…. гм, в общем-то и щетина тебя не особенно портит.

Джек широко улыбнулся.

— Правда?

— Угу, — подтвердила Талли. — Я помню, когда мы танцевали на вечере встречи выпускников. Тогда ты тоже: был небрит. Конечно, это неаккуратно, но нельзя сказать/ чтобы тебе совсем не шло.

Он кивнул:

— Ты поймала меня с поличным. Понимаешь, я хотел отпустить бороду, но у меня ничего не вышло. А вот у отца была борода.


В следующее воскресенье на Вакеро Джек поинтересовался у Талли:

— Она, должно быть, много рассказывала обо мне?

Талли закатила глаза.

— Ого как много!

— Например? — он улыбнулся серьезно и в то же время насмешливо.

— Ну, — Талли покачала головой, — ты откроешь мне секрет белых роз, а я, так и быть, поведаю, что она мне рассказывала.

— Талли, ведь это мой единственный секрет. Неужели я не могу даже это себе позволить? Я как Волшебник из страны Оз, показывающий трюки Дороти и ее друзьям. Все его фокусы теряли всю притягательность, как только их объясняли.

— Но ты не Волшебник из страны Оз, — возразила Талли

— Волшебник из страны Оз? — переспросил Бумеранг, подбираясь поближе. — Хочу Волшебника!

— Видишь, Буми, вот он — перед тобой, — сказала Талли

Бумеранг забрался к Джеку на колени.

— Мы видим Волшебника, — запел он. — Прекрасного Волшебника из страны Оз, он пришел, пришел, пришел, пришел к нам, чтобы творить чудеса! — Бумеранг еще не совсем правильно выговаривал слова, но пел с большим воодушевлением. Талли и Джек не могли сдержать смех, слушая его.

Когда малыш снова убежал играть поближе к воде, Талли спросила.

— Ну и о каких же магических трюках ты говоришь?

— О розах, — ответил Джек.

— А что еще? Ты можешь отправить Дороти домой? Или прибавить мозгов Страшиле? Или хотя бы раздобыть себе, сердце?

— Нет, этого всего я не могу. Но, думаю, смог бы подарить сердце тебе.

Через некоторое время Джек осторожно поинтересовался:

— И что же ты посоветовала, когда она рассказала тебе все то, что ты не хочешь мне говорить?

— Я сказала, что ты не стоишь ее волнений, — отрезала Талли, чувствуя острое раскаяние оттого, что говорила о невыносимых чувствах Дженнифер вслух и таким бесцветным голосом.

— Но она всегда тебя защищала, — продолжала Талли, понизив голо. — Она говорила, что ты стоишь их.

Джек заставил себя улыбнуться.

— Это звучит, как тот старый анекдот. Ты сказала, что я и со свиньями жить недостоин. Но она заступилась за меня. Она сказала, что достоин.

«Она сказала, что ты стоишь ее переживаний, — думала Талли, — Это все, что она мне сказала. Что ты стоишь всего на свете. Но я не поверила ей».

Талли все трудней и трудней становилось встречаться с Шейки. Они продолжали видеться, но задушевных разговоров больше не вели. Теперь они дружили семьями и, когда Робин мог оставить магазин, вместе устраивали барбекью, обедали, отправлялись на озеро Шоуни. Талли очень хотелось поговорить с кем-нибудь о Джеке, с какой-нибудь близкой подругой, но с Шейки это было невозможно. И Талли начинала раздражаться.

Когда по субботам подруги отправлялись в свой традиционный поход по магазинам, Шейки приходилось тащить с собой детей, которые, к сожалению, были уже достаточно большими, чтобы натворить бед, но еще не настолько большими, чтобы контролировать свои поступки. (Джек долго смеялся, когда Талли поведала ему об этом. «Да и кто способен контролировать свои поступки?» — сказал он.) Эти двойняшки, двух лет от роду, страшно раздражали Талли, которая, выходя за покупками, предпочитала даже собственного ребенка оставлять дома. Правда, возня с малышами избавляла от слишком откровенных разговоров.

Несколько раз Робин и Талли отменяли заранее назначенный визит к Шейки и Фрэнку из-за того, что Талли в своих безрассудных вылазках на озеро Вакеро, сидя на песке и кормя уток, совсем теряла представление о времени. Каждый раз, когда Талли и Джек сидели на песке, Талли казалось, что они вот-вот исчерпают темы разговоров, но чем дольше они так сидели, тем больше им было что сказать друг другу. И чем ближе они узнавали друг друга, тем легче им становилось разговаривать, и даже сидя рядом в полном молчании, они уже не испытывали неловкости. У них было чем наполнить минуты молчания: песок, вода, лодка, Бумеранг, наконец. То, о чем они молчали, наполняло их и волновало даже больше, чем то, о чем они говорили. Это было теперь так же неотделимо от них, как воды озера Вакеро, наполняющие его глубины.

Невероятно, но Талли рассказала Джеку о своем детстве. Она сама не могла понять, как это случилось. Может быть, в тот день было слишком жаркое солнце. А Джек рассказал о своем. Она рассказывала о своей маме, он — о своей. Потом они заговорили о Шейки. Когда же они устали от слов, то отправились кататься на лодке и кормить уток. Джек как-то нашел в зарослях старую лодку, подремонтировал ее и купил к ней весла. Они гребли по очереди. Сначала Джек катал Талли, потом Талли катала Джека. Так они проводили время. Однажды воскресным августовским полднем, когда Джек сидел на веслах, он сочинил для нее детский стишок:

Жила-была девочка Талли,

Ее очень храброй считали,

Но мало кто знал.

Вся храбрость Талл —

Принести цветов на могилу.

Она сердилась на весь белый свет

И никогда не видела океан, нет.

Потому-то и была такой унылой.

Когда пришла очередь Талли браться за весла, она тоже ответила ему стишком:

Жила-была девочка Талли.

Дружка ее звали Джек.

И Джеку она сказала:

«Не буду грустить целый век.

И плакать я не стану.

Отправлюсь к океану».

— Держу пари, что так оно и будет, — сказал Джек, стягивая с себя рубашку.

— Прошу прощения, что ты делаешь? — У Талли округлились глаза. Белые шорты, загорелая грудь. Загорелые руки.

Он крикнул: «Э-эх!» — и с размаху бросился в воду. Бумеранг заверещал от восторга:

— Мама, мама, прыгай, давай тоже прыгнем!

— Я не собираюсь снимать рубашку, — торжественно объявила Талли и, как была в шортах и футболке, нырнула вслед за Джеком.

— Иди же, Бумеранг, — позвала она сына, выныривая и протягивая к нему руки. И трехлетний малыш прыгнул тоже. Талли не помнила, как они снова забрались в лодку. Но вот стишок, который они все вместе сочинили, пока гребли к берегу, прочно засел у нее в памяти.

Джек Пендел и Талли Мейкер

В озеро вместе прыгнули,

Джек Пендел и Талли Мейкер

Буми туда же кинули.

Они сказали:

Смотри!

Они сказали:

Нырни!

Они сказали…

Нужна была последняя строчка. Джек предложил:

«Пора уходить».

А Талли закончила:

«Так тому и быть».

Но думала она совсем о другом.

8

В последнее воскресенье августа Талли и Робин устроили барбекю. Талли неохотно согласилась на это. Сложно было что-то возразить — воскресенье, конечно, самый подходящий день для проклятого барбекю. Для всех, кроме нее. Пришли Шейки и Фрэнк со своими двойняшками, — Шейки уже ждала следующего, потом Брюс и Карен с малышом и Стив и Линда сразу с тремя. Настоящий сумасшедший дом, но было весело. Робин даже прикатил в кресле Хедду. Она немного посидела со всеми, поела, а потом попросилась обратно в комнату.

— Ну как она, Талли? — спросила Шейки, кивая вслед Хедде. — Получше?

— Просто великолепно, — отрезала та.

Позже, когда мягкие летние сумерки спустились на Техас-стрит, взрослые все еще сидели вместе, лениво допивая и доедая остатки обильной трапезы, а разговоры уже почти стихли, и дети гонялись по лужайке за светлячками, Фрэнк сказал, глядя на дом:

— Роб, приятель, твое жилище явно нуждается в покраске.

— Как ты умудрился разглядеть это при таком освещении? — поинтересовался Робин.

— Знаешь, если это заметно даже при таком свете…

— Возможно, ты и прав, — сказал Робин, бросая взгляд на Талли. Та с интересом смотрела на Фрэнка, а он в свою очередь обменивался взглядами с Шейки. — Мы и сами уже думали о ремонте, не правда ли, Талли?

— Да, мы как-то говорили об этом, — рассеянно заметила она.

— Ну, вы никогда не догадаетесь, кто тут красит дома. Я его видел, продолжал Фрэнк. — Джека Пендела. Вы могли бы пригласить его.

— Очень странно, но он уже сам предложил нам свои услуги. — Робин снова посмотрел на свою жену.

— Предложил? — переспросила Шейки, едва заметно улыбаясь. Она в первый раз раскрыла рот, с тех пор как прозвучало имя Джека.

— Именно. Он приходил несколько месяцев назад. Меня не было дома. Он разговаривал с Талли. Ведь так?

— Да, — ответила Талли, стараясь ни на кого не смотреть, чтобы не выдать свои чувства.

Фрэнк наклонился к Шейки.

— Ты ведь не встречалась с ним, а, Шейки? — спросил он ее прямо здесь, в вечернем саду, в присутствии еще трех других супружеских пар.