— Да я первый об этом думаю! — завопил мистер Слэттери. — Никто с ними плохо не обращался! Их просто приучали к дисциплине!

«Ах, вот как! — подумала Талли. — Слава Богу! Я знала, что если ему дать возможность высказаться, он обязательно допустит промах. Спасибо тебе, Господи!»

Талли приподняла брови и бросила выразительный взгляд на Лилиан. Та не отрывала глаз от пола, а доктор Коннели выглядел каким-то взъерошенным.

— Доктор Коннели? — с надеждой в голосе сказала Талли.

Добрый доктор откашлялся.

— Гм, мистер Слэттери. Простите меня, но то, что с ними плохо обращались, гм, установлено. Гм… Вопрос, будете ли вы опять жестоко обращаться с ними?

— Мы даем вам слово, — ответила миссис Слэттери со слезами в голосе, — что будем обращаться с детьми самым наилучшим образом.

— Заткнись! — рявкнул на нее муж.

Миссис Слэттери покорно замолчала. Талли слегка удивила ее покорность. Уж очень она была похожа на мужа. «Я знаю, через что прошли дети. Что же пришлось пережить ей?»

Лилиан одарила Талли взглядом, который та могла бы назвать испепеляющим.

— Что касается меня, — вступила в разговор Лилиан, не сводя с Талли холодного осуждающего взгляда, — то я совершенно уверена, что в будущем миссис и мистер Слэттери будут вести себя образцово. Наша встреча полностью удовлетворила меня. Детям нужны родители. Я рекомендую немедленно вернуть детей в родной дом.

Талли, не в силах поверить в происходящее, стремительно повернулась к психологу, который смущенно покашливал и нервно потирал лоб.

— Лилиан, гм… может быть, гм… мы обсудим это несколько позже? — предложил он.

— Благодарю вас, доктор Коннели, — ответила Лилиан вставая. — Но это окончательно.

Все стали подниматься со своих мест, Талли тоже встала. Она подошла к столу доктора Коннели, и тут к ней приблизился мистер Слэттери. Ухмыляясь, он произнес:

— Дисциплина, миссис Де Марко, это все. Ведь даже вы подчиняетесь дисциплине. Разве вы не приучаете к дисциплине ваших детей?

Талли постаралась задержать дыхание и взять себя в руки, но было уже поздно. Она почувствовала, как красный туман застилает ей глаза.

— Приучаю, мистер Слэттери, — ответила Талли, скрипнув зубами. — Но при этом не пользуюсь утюгом. И палкой от занавесок тоже. Никогда не бью их ногами. Я никогда, слышите, сволочь вы этакая, никогда не приставлю пистолет к губам своего сына, не взведу курок и не заявлю: или ты попросишь прощения или я вышибу тебе мозги. Как это делаешь ты, жирный ублюдок!

Доктор Коннели побледнел, Лилиан открыла рот, а мистер Слэттери взвыл и, подняв кулаки, пошел на Талли, но она успела шмыгнуть за стол, на который он и налетел с разбегу. И все же рукопашной схватки избежать не удалось. Руки мистера Слэттери крепко сомкнулись у нее на горле.

Доктор Коннели, пятидесятивосьмилетний седой мужчина, задыхаясь, стремглав проскочил мимо Талли и мистера Слэттери, вылетел за дверь и закричал:

— Полиция! Вызовите полицию!

Лилиан отступила назад и замерла, словно загипнотизированная. Миссис Слэттери лишь бормотала:

— Легче, Бобби, легче, легче. — Она даже не привстала со своего стула.

Мистер Слэттери был сильный мужчина. Всем своим весом в 275 фунтов он прижал Талли к стене, она не могла даже шевельнуться. Вцепившись в ее шею, он орал:

— Ах ты, сука, наглая дрянная сука, да я убью тебя! Я вобью твои слова тебе в глотку!

Он стукнул ее головой об стену, потом еще раз.

Талли, пытаясь поймать раскрытым ртом хоть глоток воздуха, почти теряя сознание и чувствуя страшную боль, нечеловеческим усилием умудрилась поднять коленку и пнуть мистера Слэттери в пах.

Он взвыл и выпустил свою жертву. Талли, оглушенная, задыхающаяся, едва держась на ногах, сделала неуверенный шаг в сторону, но холодное бешенство против этого мерзавца еще не оставило ее, и поэтому, пока мистер Слэттери вопил, держась двумя руками за пах, она подняла со стола дырокол и с размаху заехала ему по физиономии.

Миссис Слэттери истошно завопила, увидев, как ее супруг пошатнулся от удара и рухнул на пол. Охранники вбежали в комнату, но все уже закончилось.


В больнице Талли на затылок наложили шесть швов. Она лежала в реанимации, забинтованная и ошеломленная. В палату ворвался Робин.

— Робин, что ты здесь делаешь?

Талли больше всего хотелось бы знать, что сейчас делает Джек на Техас-стрит. Она все-таки пропустила обед. Какая жалость!

— Мне позвонили с твоей работы. Звонил Алан.

— Ах, да. И что же сказал Алан?

— Он сказал, что ты получила травму на рабочем месте. Я перепугался, — рассказывал Робин, внимательно вглядываясь в лицо жены и целуя ее забинтованный лоб. — Я спросил, сильно ли ты пострадала. Он ответил, что с тобой все в порядке, а вот парню, — Робин поцеловал ее глаза, — досталось крепко.

Талли улыбнулась и рассказала Робину, что с ней случилось.

— Ох, Талли, — произнес он, когда она закончила. — Это же чокнутый ублюдок. Зачем ты это сделала?

Талли отвернулась.

— Я вышла из себя. Я просто не могла не вмешаться.

— Теперь нам придется подавать в суд.

Подавать в суд? Такое даже в голову Талли не приходило. Если бы она подавала в суд на каждого, кто когда-либо бил ее, она бы большую часть своей жизни провела в судах.

— Не нам, Робин. Мне. И никуда я не собираюсь подавать.

— Ну когда тебе станет получше.

— Никуда я не собираюсь подавать.

— Но почему, Талли? По нему же тюрьма плачет.

— Он не попадет в тюрьму, Робин. Он уже пятьдесят раз должен был оказаться там за то, что бил кого-то головой об стену. Он бывал за решеткой. Может быть, на одну-две ночи. Потом его отпускали. Нет, я не хочу.

— Это твой долг, Талли.

— Робин! Пойди раздобудь нам чего-нибудь поесть, ладно? А об этом мы поговорим как-нибудь в другой раз.

Робин ушел и вернулся через час с едой и Бумерангом. Маленький Робин влез к матери на кровать, и она гладила его по волосам.

— Должен сказать тебе одну вещь, которая не может не порадовать тебя после всех этих переживаний. — Он покосился на Бумеранга и все-таки выговорил вслух: — Ублюдок. Это убивает того парня больше всего, а еще сильнее, что над ним одержала верх женщина.

— Чепуха, — ответила Талли, — Видел ты его жену? Как пить дать он не впервые получает колотушки от женщин.

— Ага, — отозвался Робин, — он колотит ее, а она — детей.

— Нет, не так. Они колотят друг друга, а потом вдвоем принимаются за детей.

Робин сообщил Талли, что у мистера Слэттери переломаны челюсть и переносица, — потребовалось даже хирургическое вмешательство.

— Ты представляешь, с какой силой ты треснула его? Нет? Ты выбила ему три зуба.

— Отлично, я рада, что хоть не зря пострадала. Может быть, теперь мистер Хиллер подумает, возвращать ли ему детей.

— Разве несчастных детей собирались отдать такому ублюдку?

— Лилиан была готова.

Робин погладил Талли по голове.

— Зачем тебе все это дерьмо? — спросил он тихо. — Почему ты не уйдешь?

Бумеранг поднял удивленные глаза.

— О! Папа сказал плохое слово!

— Папа просит прощения! — хором воскликнули Талли и Робин.

Робин и Бумеранг просидели в палате довольно долго.

Бумеранг хотел, чтобы мама пошла домой вместе с ними. И Робину пришлось объяснять, что у мамы болит голова, «чуть больше, чем обычно», — в шутку добавил он, — и на ночь ей надо остаться в больнице, а завтра все уже будет хорошо.

Тогда Бумеранг предложил провести ночь в больнице вместе с мамой, и Робину стоило немалых усилий увести мальчика домой.

Они ушли, и Талли включила телевизор, пытаясь забыть о лапах Слэттери, сжимающих ее шею.

Талли разбудила медсестра, она приветливо улыбнулась Талли и вежливо сказала:

— Миссис Де Марко, вас пришел навестить кузен.

— Но у меня нет кузенов, — пробормотала Талли спросонья, но в эту минуту в комнату вслед за сестрой вошел Джек. Талли заметила, что сестра не отрывает от него глаз.

— Кузина! — воскликнул Джек, расплываясь в улыбке. — Как ты можешь так говорить? Разве ты забыла, как мы играли в детстве?

Талли улыбнулась в ответ, она сразу почувствовала себя лучше.

— Что ты, кузен, могла ли я забыть, как мы играли в детстве!

— Не больше двух минут, пожалуйста, — сказала сестра, — я и так могу получить хороший нагоняй, ладно, Джек?

— «Ладно, Джек?» — передразнила Талли, когда за сестрой закрылась дверь. — Что это значит?

Джек обошел кровать Талли и сел на стул.

— Что с тобой случилось? — спросил он серьезно.

— Ты не поверишь: я лезла на холм, но упала в канаву, скатилась вниз и ударилась о землю. Но теперь уже все в порядке. Я правда нормально себя чувствую, Джек.

— Что с тобой случилось? — повторил он свой вопрос.

— Один тип попытался меня убить, — сказала она шутливо, — но я не далась.

— Я бы удивился, если бы далась. Но за что он хотел убить тебя?

— Я назвала его… — тут, слегка смутившись, Талли повторила Джеку придуманный ею эпитет.

Джек расхохотался.

— Да, я его понимаю.

Он присел к ней на кровать.

— Спасибо, что пришел, — сказала Талли.

— Ну, положим, я немного волновался. А потом Робин звонил Милли. Так я тебя и нашел.

Талли чувствовала тепло, которое исходило от сидящего рядом Джека. Ей хотелось оторвать от подушки голову и поцеловать его руку. «Ты не должен объяснять мне свои поступки, — хотелось сказать Талли. — Ты ничего не должен мне объяснять».

— Так что ты теперь собираешься делать? — спросил Джек. — Только не говори мне, что собираешься вернуться на эту проклятую Богом работу.

— Кто-то же должен там работать. Но меня могут и не взять. Я думаю, Лилиан давно мечтает о чем-нибудь в этом роде. Она дождаться не могла, чтобы я допустила крупный прокол.

— Почему ты так говоришь? — спросил Джек.

— Ну, во-первых, она никогда не ходит на такие освидетельствования. Понимаешь, эти мероприятия нагоняют на нее скуку. Портят настроение. Лилиан любит теорию. Ее не слишком прельщают практические проблемы. Ее ничем не заманить на освидетельствование по спорному случаю, разве что она считает его делом решенным.

— Но она так не думает.

— Она вообще не думает. Она берет и делает. Она надеялась, что рано или поздно я взорвусь, видя жестокое обращение с детьми. Лилиан отлично знает, что я не могу спокойно смотреть на это. И вот она в приказном порядке требует, чтобы я явилась на освидетельствование, хотя я категорически отказываюсь. Она только ждет конфликта. Она надеялась, что я окажусь в дураках: мамаша плохо себя почувствует или что-то в этом роде. А отец будет защищаться от моих нападок. И вот Слэттери получат детей, а я — выходное пособие.

— Но ты, по-моему, говорила, что мистер Хиллер хорошо относится к тебе.

— Да, он — хорошо. Из-за него меня до сих пор не сожрали. Но все остальные настроены ко мне очень скептически. Зато все в восторге от Лилиан.

— Да кто она такая, эта Лилиан? — возмутился Джек. — Чудовищно, что человек без сердца руководит отделом по опеке над детьми.

Талли понизила голос.

— Никто о ней ничего не знает. Единственное, что нам известно: она не была замужем и у нее нет детей.

— Я тоже никогда не состоял в браке и у меня нет детей. Что это доказывает? — резко бросил Джек.

Талли подняла брови.

— Что у тебя нет души? — предположила Талли.

— Перестань. Будь серьезной.

Брови Талли так и не опустились.

— Перестань, — он улыбнулся и тихонько подтолкнул ее. А Талли вовсе не жаждала говорить с Джеком о Лилиан. Несчастная женщина, у которой даже личной жизни не было. Кому какое до нее дело? Никому, считала Талли, и в этом главная проблема.

Сейчас ее гораздо больше занимало, что Джек сидит рядом с ней на кровати.

— Ты занимаешься черт знает чем, — сказал Джек. — Бросай немедленно и заботься о собственной семье. Ты можешь помочь им. А они не будут взамен бить тебя головой об стену.

— Ты, видно, никогда не встречался с моей мамой, — парировала Талли.

— Теперь не она твоя семья. Твоя семья — это Бумеранг и Робин. Помогай им.

Талли откинулась на подушке.

— Я не знаю, могу ли я помочь даже им, — сказала она, глядя в сторону. — Им так много нужно…

— Как и всем нам, Талли.

Он похлопал ее по руке. Ей очень хотелось, чтобы Джек провел рукой по ее лицу, но он только спросил, обстригли ли ей волосы, когда обрабатывали рану. Она кивнула.