— Ага, — сказал Джек. — Значит, воскресенье я смогу провести с тобой. Великолепно.

Талли все еще не понимала его тона.

— Так это «да» или «нет»? — еще раз спросила она.

— Конечно, — объявил он, растягиваясь на постели, — будет здорово увидеться с тобой в середине года.

Она легла рядом с ним и погладила его по щеке.

— Не просто увидеться, Джек, а увидеться в Вашингтоне. И не просто в Вашингтоне, а в Вашингтоне весной.

— Да, думаю, это будет просто прекрасно, — сказал он невыразительно. — Нет ничего спокойнее, чем Вашингтон весной. Но это ведь не твой родной город. Думаешь, ты будешь нормально чувствовать себя, покидая Топику?

«Топика? О чем это он?» — подумала Талли.

— Конечно, нормально, — ответила она, мучимая желанием спросить его, что же случилось. Но внутри нее бушевала такая буря, что она боялась дать ей выход. И она промолчала.

* * *

Пришел апрель, и Робин отвез Талли в аэропорт Биллард.

— Мы будем скучать по тебе, — шепнул он ей, и Талли улыбнулась и обняла его, прошептав что-то вроде «Я тоже». Но она думала только про эти четыре дня. Джек позвонил ей на работу несколько недель назад и спросил про Вашингтон — все ли остается в силе. «Ну конечно», — ответила она, но про себя подумала: «Господи, да я уже два месяца ни о чем другом не могу думать! Да что с ним такое?»

Полет с обедом и показом фильма длился три часа. Талли поела и поспала, пропустив почти весь фильм. Она увидела только самый конец — Мэрил Стрип, обвиненную в убийстве собственного ребенка, суд оправдал.

Номер, забронированный на ее имя, располагался на четырнадцатом этаже «Холидэй Инн» в Арлингтоне напротив Потомака. Талли бросила чемоданы у дверей и, пока не пришел Джек, позвонила Робину. Разговаривая по телефону, она обнаружила балкон. Повесив трубку, она вышла посмотреть.

Она никогда в жизни не стояла на такой высоте. У ее ног лежали и весь город, и река. «Неплохо, даже красиво», — подумала она. Но какое множество высотных зданий! Вашингтон вообще показался Талли невероятно большим, особенно по сравнению с Топикой, где с поляны парка Уэст Райд она могла видеть лошадей, пасущихся на ближайших холмах.

Глядя вниз, Талли заметила что-то похожее на переливающийся на солнце ручеек. Склонившись над перилами, она поняла, что это автомагистраль, проходящая далеко внизу. Перила балкона удерживали ее. Она помедлила немного — какой длинный путь вниз…

Неожиданно она услышала голос Джека:

— Талли, что ты делаешь?

Она обернулась, улыбаясь ему. Он поставил чемодан у дверей и вышел к ней на балкон.

— Талл, что ты улыбаешься, будто чеширский кот? — Обняв ее, он взглянул на перила. — Ты, надеюсь, не думала изобразить из себя клубничный джем, размазанный по всей дороге?

— Джек!

— Так, в голову пришло. Ладно, но с этого момента, пожалуйста, никаких подозрительных визитов на балкон, договорились?

Джек прижался лбом к ее шее, а когда Талли почувствовала его губы на своих, она закрыла глаза и подумала: «Да провались весь этот город — мне больше ничего не надо!»

— Пойдем поедим, — предложил Джек. Но у Талли, почувствовавшей возбуждение от одного его запаха, были совсем иные планы.

— Талли, слушай, что на тебя нашло?

— Ты… — выдохнула она, теребя его брюки. — Ты…

Позже они поужинали в ресторане отеля на двадцать четвертом этаже. Было всего пять часов, и ресторан был почти пуст. Они сели за лучший столик, так, чтобы Талли могла видеть в окне панораму города. Она почти не прикоснулась к еде.

— Не могу поверить, что заказала телячье филе, приехав из коровьего царства, — заявила она. — Джек, давай уйдем отсюда. Пойдем туда, где я смогу почувствовать то, что вижу. — Она показала на Вашингтон за окном.

Они сидели рядом, Джек повернулся, уткнулся носом ей в шею и прошептал:

— А я чувствую то, что вижу.

Талли нравилось, как она выглядела в этот день. На ней был бежевый топ из джерси и розовая хлопковая юбка. Волосы доходили о середины спины, серые глаза оттеняла только черная тушь, а губы она подчеркнула блеском. Белая шея, румянец на щеках, а руки — ну что ж, можно было вполне и не заметить шрамов, а ногти у нее были длинными и ухоженными. Она давно перестала их обкусывать. Талли была довольна тем, как выглядела специально для него.

— Джек, — прошептала она в ответ, — я теперь выгляжу совсем иначе, чем когда ты в первый раз увидел меня, правда?

— Не совсем, — заметил он, отложив вилку и нож. — Ты выглядишь лучше чем когда-либо.

Она посмотрела на него.

— Я выгляжу на тридцать лет?

— Талли, тебе снова двадцать восемь, ей-богу.

Она дотронулась до уголков глаз.

— Видишь — морщины.

— Это не морщины, это лучики от улыбки,

— Странно, — заметила Талли. — Ведь я никогда не смеюсь.

Он дотронулся до ее губ.

— Неправда, иногда смеешься. По воскресеньям.

Ей пришлось согласиться — так оно и было.

— Как ты долетела? — спросил Джек.

— Нормально. Почти все время спала.

— Так ты старый профессионал по части полетов? — И посмотрел ей прямо в глаза: — Ты ведь уже летала раньше?

— Никогда, — сказала Талли.

Пианист сыграл «К Элизе» Бетховена, а после «Лунную сонату» — специально для Талли и Джека, а вскоре ресторан стал наполняться народом, и они ушли, даже не выпив кофе.

Стоял типичный апрельский вечер — семьдесят градусов тепла[28]. Они прошлись пешком до новой станции метро «Росслин», а потом, не зная, где сойти, выбрали «Л’Анфан Плаза»…

— Где это мы? — спросила Талли, оглядываясь. Вокруг высились длинные правительственные здания.

— Понятия не имею, — ответил Джек, заглядывая в карту. — Думаю, где-то здесь.

— Видимо, — согласилась Талли.

Улицы были пустынны.

— Совсем как Топика, — сказала она. — Что это происходит со столицами?

Они прошли квартал в одном направлении, квартал в другом, и наконец Талли показала на зеленый просвет впереди.

— Это парк, верно?! — воскликнула она, глядя на газон с растущими на нем дубами, протянувшимися от памятника Вашингтону до Капитолия. Солнце садилось за памятник, и Капитолий купался в лучах заката.

Джек и Талли медленно обошли Капитолий, потом вернулись к памятнику. Он обнял ее за плечи, и они почти не разговаривали. Талли заметила только, что в Топике неподалеку от их агентства есть здание — точная копия Капитолия — с куполом и всем прочим, но она уверена, что никогда солнце не освещало Топику так, как сейчас освещает Вашингтон.

— Может быть, — предположил Джек, — это оттого, что ты в пять часов уже несешься прочь от своего Капитолия?

— Может быть, — согласилась Талли.

Чтобы попасть в Мемориал Вашингтона, им пришлось постоять в очереди около сорока пяти минут. Туда пускали до полуночи. Кроме ресторанов, туристам по вечерам в Вашингтоне просто некуда было пойти.

Талли в общем-то осталась довольна. Хотя она мало что смогла толком рассмотреть в темноте. В сувенирном киоске Джек купил ей открытку, где над Капитолием вставала полная луна, и они отправились в отель на такси.

— Слушай, мы ведь даже вещи не распаковали, — сказала Талли, наклоняясь к чемодану.

— А кто хочет распаковывать вещи? — спросил Джек, подходя к ней сзади.

— Не я, — ответила Талли.

После того, как они закончили заниматься любовью, уже на грани сна Джек спросил:

— А сегодня был безопасный день?

— Очень вовремя спросил, — ответила Талли.

— Просто я только сейчас вспомнил, что ты не приняла таблетку, как обычно, на ночь.

— На этой неделе я их не принимаю, у меня перерыв. Со дня на день должны прийти месячные. Еще вчера должны были начаться.

— А это безопасно… ну, во время месячных? — спросил Джек.

— Да, вполне, — ответила Талли. — Это безопасно. А о чем ты так беспокоишься, Джек? — вопрос прозвучал резковато.

— Да в общем-то ни о чем, — успокоил её Джек, но голос у него был какой-то отчужденный.

Среди ночи Талли проснулась, почувствовав начавшееся кровотечение, и пошла в ванную. Джек тоже проснулся и пошел за ней. Они вместе встали под душ. Оба были сонными, но хотели друг друга. Он уложил ее в ванну и лег на нее. Струи душа лились ему на спину и ей в лицо, но она просто зажмурилась и покрепче обхватила его.

— Как хорошо было, — произнес он, когда оба, уже сухие, лежали в постели.

— Да, — согласилась она и, чуть помедлив, осторожно спросила: — Джек, тебе нравится спать со мной?

— Спать с тобой или заниматься с тобой любовью? — Казалось, он совсем не хотел спать.

— Спать.

Он повернул голову, чтобы взглянуть на нее, и ответил:

— Да, Талли, мне очень нравится спать с тобой. Правда. Это случалось не так уж часто.

— Не часто, — согласилась она, задумавшись о чем- то. — Может быть, если бы ты не отсутствовал девять месяцев в году…

— Талли, а тебе нравится спать со мной?

— Очень, — ответила она. — Когда я сплю с тобой, я не просыпаюсь.

Джек положил ладонь на ее талию.

— Это потому, что со мной ты обычно как следует устаешь.

— Может быть… — сказала Талли, раздумывая. — Нет, совсем не поэтому. Что ты будешь делать после этого уик-энда? — спросила она и сразу пожалела, что спросила, потому что он ответил:

— Полечу обратно в Калифорнию.

А Талли совсем не это хотела услышать. Совсем не это. Она долго лежала, а когда посмотрела на часы, на них было четыре утра.

— Джек, спросила она тихонько, — ты спишь?

Его глаза были широко распахнуты, он смотрел в потолок.

— Нет, — ответил он.


Господи, как же Талли устала в четверг! После почти бессонной ночи — восемь часов подряд обсуждение новых направлений социальной политики и ее влияния на состояние общества. Большая часть семинара просто прошла мимо ее сознания. Даже когда она слушала, то почти ничего не понимала. Вечером был прием, на который Талли пришлось идти, так что она не видела Джека до одиннадцати, пока не вернулась с приема, возбужденная и немного навеселе.

— Ты танцевала? — спросил он, пока она раздевалась.

— Конечно, нет. Кто бы ко мне стал серьезно относиться, если бы я пошла танцевать?

— А ты думаешь, они серьезно к тебе относятся, когда на тебе вот это?

Она посмотрела на платье. Совершенно нормальное короткое черное платье.

— А что?

— Да ничего, — сказал он, включая телевизор.

Талли захотелось с корнем вырвать эту чертову телевизионную розетку. Да что с ним такое случилось? Ей хотелось кричать, но вместо этого она сжала кулаки и прошла в ванную.

Джек уснул, но ей не спалось. Она вышла на балкон и вдохнула свежий воздух. Ей нравился запах Вашингтона. Посмотрев на небо, Талли удивилась, каким глубоким оно казалось — глубоким, но каким-то пустынным, вымытым, звезд почти не было, а те, что она видела, казались далекими искорками. И было много шума. От машин, от людей, от города. Великой абсолютной тишине ночи тут не было места.

Талли пробыла на балконе недолго. Ей было трудно не касаться Джека. Она не могла быть от него так далеко, чтобы не ощущать его запах, не трогать его. Она вернулась в постель и пролежала без сна остаток ночи.

Пятница получилась точно такой же, за исключением вечера. Талли и Джек посидели в гостиничном ресторане, послушали пианиста, разок даже потанцевали. Сходили в кино. Шел «Человек дождя», получивший Оскара как лучший фильм 1988 года. После фильма весь их разговор свелся к обсуждению, сыграл ли Дастин Хоффман лучше в «Крамер против Крамера», и что Том Круз молодец. Джек заметил, что Раймонд в фильме страдал еще сильней, чем Дженнифер. Талли хотела ответить, что, во-первых, Раймонд остался жив, а во-вторых, Раймонд вообще вымышленный персонаж, но она промолчала.

Вернувшись в комнату, Джек сказал:

— Слушай, почему бы тебе завтра не пропустить этот идиотский ланч?

Она покачала головой.

— Я должна пойти.

— Не должна. Тебе что, все еще недостаточно бесед об усыновлении? Ты же уезжаешь в воскресенье. Ну же! Давай хоть раз проведем вместе целый день!

Он говорил достаточно спокойно, но Талли, взволнованная, подняла на него глаза. Что было в его голосе?

Джек улыбался.

Талли вздохнула:

— Ладно, я подумаю. Теперь вот что. Ты извини, но я должна позвонить Робину.

Он сказал, что ничего не имеет против.

— Джек, пойми, я должна поговорить с Бумерангом. Это ненадолго. Я не звонила домой со среды.