Джасинда Уайлдер - Там, где сердце

Жанр: Современный любовный роман

Рейтинг: 18+

Серия: Вне серии

Главы: 23 главы

Переводчики:Ольга З., DisCordia

Редактор: Ольга З.

Вычитка и оформление: Таня П.

Обложка: Таня П.

ВНИМАНИЕ! Копирование без разрешения, а также указания группы и переводчиков запрещено!

Специально для группы: K.N ★ Переводы книг

(https://vk.com/kn_books)

ВНИМАНИЕ!

Копирование и размещение перевода без разрешения администрации группы, ссылки на группу и переводчиков запрещено!

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

Эта книга посвящается медицинским сестрам всего мира: вы невоспетые герои своей профессии.

Спасибо каждой из вас за все, что вы делаете.

***

Рассел Дирексон

«Принадлежу тебе»

Я словно парусник в подарочной бутылке,

Что моря не коснется никогда.

Стою на полке, всеми позабытый,

Мне ветер не наполнит паруса.

Мне нет пути вперед, а рядом никого — есть только я.

Средь миллионов лиц мне было одиноко.

Я, как погасшая в галактике звезда,

Блуждаю во вселенной, удивляясь:

Все остальные светят, но не я.

Но…

Твой первый поцелуй вернул мне жизнь.

Обнять тебя — мне большего не надо.

Ты пробуждаешь что-то лучшее во мне.

Спасибо, Боже! Я принадлежу тебе.

И, ощущая полную усталость,

Скитаюсь между улиц городских,

Я часть толпы,

Мой взгляд опущен вниз.

Теряюсь в звуке одинокой песни.

Мне не везло в игре — пусты карманы,

И с каждой ставкой проигрыш опять.

Живу, по-прежнему надеясь на победу,

И ставлю все, чтоб снова потерять.

Но…

Твой первый поцелуй вернул мне жизнь.

Обнять тебя — мне большего не надо.

Ты пробуждаешь что-то лучшее во мне.

Спасибо, Боже! Я принадлежу тебе.

Плохое я уже не вспоминаю.

С тобой по-новому забилось мое сердце.

Ты пробуждаешь что-то лучшее во мне.

Спасибо, Боже! Я принадлежу тебе.

Я словно парусник в подарочной бутылке,

Что моря не коснется никогда.

Твой первый поцелуй вернул мне жизнь.

Обнять тебя — мне большего не надо.

Ты пробуждаешь что-то лучшее во мне.

Спасибо, Боже! Я принадлежу тебе.

Плохое я уже не вспоминаю.

С тобой по-новому забилось мое сердце.

Ты пробуждаешь что-то лучшее во мне.

Спасибо, Боже! Я принадлежу тебе.

Спасибо, Боже! Я принадлежу тебе.

Спасибо, Боже! Я принадлежу тебе.

Спасибо, Боже! Я принадлежу тебе.

Шоссе Пасифик Кост

К северу от Лос-Анджелеса, Калифорния

— Нет, — я всхлипываю.

— НЕТ, — отрицаю.

— НЕЕЕТ! — молю.

Солнце нещадно палит, бьет лучами в затылок, обжигает шею. Колеблющиеся волны раскаленного воздуха, поднимающиеся от дороги, видны невооруженным глазом. Плавящийся от жары асфальт обжигает кожу, когда я опускаюсь на колени у обочины. Пот стекает по вискам, и его липкие капли, словно щекочущий палец, скользят в ложбинку между грудей. Я качаю головой. Мокрые локоны спутанных каштановых волос прилипли к щеке и губам. Я наклоняюсь вперед и встряхиваю его неподвижное тело. Убираю руки. Липкие. Красные.

— Олли. Поговори со мной. Пожалуйста. С тобой все будет хорошо. Пожалуйста, — я знаю, что это бесполезно, но продолжаю умолять. — Вернись ко мне, Олли. Не оставляй меня, — я умоляю, но знаю, что услышит меня только призрак.

Оглядываюсь по сторонам и вижу неспешный караван автомобилей, проезжающих мимо нас, словно медленно текущая река из стали и стекла, замедляющаяся от патологического любопытства. Мне слышны обрывки разговоров.

— Мамочка, почему тетя плачет?

— Потому что дяде больно, милый.

Никто не останавливается. Никто не съезжает на обочину. Я падаю на тело Олли и ощущаю что-то мокрое и липкое под своей щекой. Его кровь. Я чувствую ее вкус.

— Мэм? — женский голос. Моих плеч слегка касаются руки в попытке оттащить в сторону. Спокойно и профессионально. — Мэм, пожалуйста, вы можете привстать?

Я качаю головой и сжимаю холодеющие руки Олли.

— Мне нужно осмотреть его, мэм. Я хочу, чтобы вы пошли со мной, хорошо?

— Он мертв. Вам не нужно его осматривать, потому что он мертв, — не открывая глаз, я просто лежу на теле Олли и цепляюсь за него в бессмысленных усилиях.

Теперь руки более настойчивы. Две пары. С силой оттаскивают меня. Что-то капает с моего подбородка.

— Вы ранены, мэм. Нам нужно осмотреть вашу руку, — тот же голос, та же женщина.

Я поворачиваюсь и смотрю на нее. Молодая, светловолосая, красивая. На ней темно-синяя форма фельдшера. Волосы заплетены в косу. Она осторожно поддерживает мою левую руку у локтя и запястья. Я опускаю взгляд и вижу, что она сломана. Очень сильно и в нескольких местах. Белая кость торчит из кожи в области предплечья. После прикосновений фельдшера я понимаю, что у меня болевой шок.

Я кричу.

Кричу больше из-за Оливера, чем из-за собственной физической боли. Поднимаю взгляд и вижу двух санитаров, застегивающих «молнию» на мешке с телом Оливера и поднимающих его на каталку.

— Нет, нет… — я вырываюсь и, пошатываясь, иду к ним. — Позвольте мне попрощаться, позвольте… Дайте мне попрощаться, пожалуйста.

Женщина-фельдшер идет вместе со мной, каким-то образом предугадывая мои движения и умудряясь двумя руками поддерживать мою травмированную руку. Здоровой рукой я отпихиваю ее и ударяю сломанной конечностью по каталке, но боль ничто по сравнению с океаном горя и морем шока, бурлящими в глубине души и выжидающими момента, чтобы затащить меня в свой омут. Мне слишком хорошо знакомо это чувство.

Санитар опускает «молнию», чтобы я могла увидеть лицо Олли. Оно все разбито, в синяках и порезах. Часть лица просто отсутствует. Он был таким красивым, а сейчас… смерть изуродовала его. Но мне все равно. Я целую его в лоб — единственную часть, оставшуюся почему-то неповрежденной.

— Я люблю тебя, Олли. Господи, прости меня. Мне так жаль, — мои дрожащие ноги подкашиваются, и я снова оказываюсь на земле. — Мне так жаль.

На помощь мне снова приходят руки. Я делаю глубокий вдох, потому что сейчас пора включить свой собственный опыт. Я заставляю себя встать и стараюсь удерживать свое тело в вертикальном положении. С дрожью я откидываю со лба Олли прядь волос — черную, тронутую ранней сединой. Раньше я называла его перченым и шутила, что, когда он полностью поседеет, буду звать его соленым.

Такой талантливый, такой бесстрашный.

И все это ушло. Исчезло в один миг. За долю секунды его жизнь оборвалась.

Я снова наклоняюсь и целую его в лоб.

— Прощай, Оливер.

Мужчины смотрят на меня, и я киваю. Потом наблюдаю, как они снова застегивают мешок.

Оранжевые конусы, мерцающие огни, сирены, моргание фар. Сотрудники полиции регулируют движение, пожарный грузовик и машина скорой помощи углом отгораживают место аварии, чтобы скрыть его от зевак и любопытных. В нескольких шагах то, что осталось от нашей машины — перевернутая, дымящаяся, совершенно разбитая. Чуть дальше на шоссе опрокинутый тягач с прицепом, который врезался в нас. Я вижу другие машины, еще больше скорых и полицейских, еще больше оранжевых конусов и мигалок. Еще одна бригада медиков склонилась над кем-то другим.

Месиво. Чертово месиво.

Меня провожают к задней двери машины скорой помощи, помогают забраться внутрь и усаживают на кушетку. Светловолосая женщина-врач осматривает мою руку.

— Вы можете назвать свое имя?

— Найл Эмори Джеймс, — и вот тут наружу вырывается шок. Чувствую, как он волной прокатывается по мне, но я не борюсь с ним.

— Сколько вам лет, Найл?

— Тридцать два. Моего мужа зовут Оливер Майкл Джеймс… звали… звали Оливер Майкл Джеймс. Он… он был хирургом в организации «Врачи без границ». А у меня, видимо, шок.

— Это понятно. Кроме руки еще что-нибудь болит?

Она очень хорошая, эта врач. Отвлекает меня разговорами, пока трудится над моей рукой. Обездвиживает ее, пока мы не доедем до больницы. Перелом слишком сложный, чтобы гипсовать прямо здесь.

— Нет, только рука, — говорю я, но чувствую, что губы мои распухли и онемели, и слова словно сами по себе выскальзывают из моего рта.

Ее голос звучит как бы издалека.

— Можете рассказать мне, что произошло?

— Тягач. Кто-то подрезал нас, выскочив перед самым носом, и я резко перестроилась. Я была за рулем. И виновата. Мы спорили. О какой-то ерунде. Ничего серьезного, просто…одна из тех перебранок, которые возникают, когда оба в стрессовом состоянии, понимаете? Он хотел «Дорожное радио», а я хотела «Хит-1». Какая нелепица. Я отвлеклась. Тягач врезался в нас, и мы просто подлетели. Врезались в другой автомобиль. Вон в тот, — указала я дрожащим пальцем. — Не знаю. Мы перевернулись несколько раз. А когда остановились, то оба находились в сознании. Я попыталась вытащить его. Знаю, что не должна была его трогать, но он истекал кровью, и я обязана была его спасти. Я должна была… я пыталась… я должна была его спасти и не смогла. У него была повреждена бедренная артерия, плюс тяжелая черепно-мозговая травма и, как мне кажется, внутреннее кровотечение. Я пыталась. Я пыталась… Но не смогла спасти его.

Смотрю вниз на свои руки. Они красные. Полностью красные. Под ногтями толстый бурый слой. Вокруг ногтей красный ободок запекшейся крови. Складки кожи на запястьях — белые линии среди умерших клеток. Я прикасаюсь к лицу, ощупывая липкую кровь на щеке, на прядях волос.

— Вы не смогли бы его спасти, Найл. Я видела его. Вы ничего не смогли бы сделать. Здесь никто ничего не смог бы сделать. Даже если бы его довезли до больницы, думаю, это не помогло бы, — к этому моменту она уже закончила с моей рукой и вытирает мне салфеткой лицо. Смывает мертвую кровь Оливера.

— Эмили, вы там готовы? — я слышу хриплый голос санитара, заглянувшего в открытую заднюю дверь скорой.

— Да, увози нас.

Знаю, мне предстоит выплакать реки слез. Но прямо сейчас я не могу. Могу только сидеть и ощущать, как слезы жалят глаза. Могу только ждать, когда они прольются, и я наконец-то почувствую неистовую адскую боль, которая до сих пор почему-то далеко.

Это неправда. Это все пока еще не по-настоящему. Знаю, что в конце концов это станет реальным, но сейчас Оливер просто где-то в другом месте. Я буду ждать его возвращения домой, но он не придет. Но сейчас он еще не умер. Не в моей голове.

— Оливер, он… он донор. Донор органов.

— Спасает жизни, даже когда сам ушел, — говорит она.

Она понимает.

— У него была величайшая душа. Его сердце… он жил, помогая другим людям. Каждый удар его сердца был… для кого-то другого. Надеюсь, его сердце достанется кому-то хорошему.

Британские Виргинские острова.

Мне не стоит этого делать. Действительно не стоит. Мои врачи, армия юристов, черт, даже Лианна сказала бы мне ни хрена этого не делать.

И, конечно же, именно поэтому я сделаю это.

Я стою на этой отвесной скале в течение последних десяти минут, отсчитывая волны и наблюдая как разъяренный, бурлящий, разбрасывающий брызги поток накатывает и, вздыбившись, обрушивается в приливный бассейн прямо подо мной, заполняя его. Смотрю, как волна отползает обратно, открывая похожий на замочную скважину сводчатый проход, ведущий из бассейна в открытый океан. Этот прыжок — чертово самоубийство. Приливная волна безумна, а отливная убийственна. Открывающаяся арка, возможно, метра два в ширину и окружена с двух сторон неприступными стенами этих ужасных скал. Если я неправильно рассчитаю время прыжка, меня просто размажет. Если я не смогу задержать дыхание достаточно долго, меня размажет. Если не смогу плыть достаточно сильно, чтобы проскочить в эту «замочную скважину», меня затянет под воду и размажет. Ни хрена не удивительно, что я не должен делать этого.