На лестнице послышались громкие голоса. И на площадку ввалился мужик с ярко раскрашенной женщиной. У женщины сразу бросались в глаза черные длинные волосы, разбросанные по плечам крупными локонами. Интересная прическа. От пары пахнуло табачищем, и до сих пор молчавшая Варька поморщилась и высказалась:

— Фу, а чем так пахнет?

Я посмотрела на мужчину и обмерла. Это был Гарик.

— А, пришла! — обратился Гарик ко мне. — Познакомься, тебе будет интересно. Это моя невеста, Эльвира. Эльвира, — он оглянулся на милиционеров, — ждет ребенка. Давай открывай дверь. Она устала. Ей нужно отдыхать.

— А… При чем тут, собственно, я?

— При том. Мы к тебе жить приехали.

— Гарик, ты что, сбесился? — спросила я и убрала ключи, которые до этого держала в руке. — Какая Эльвира? Какое «жить»? Ты что? У тебя есть квартира, вот в ней и живи.

— Э-э-э, нет, — засмеялся Гарик. — Вот моя квартира! И другой у меня нет! Ты что-нибудь еще видишь в своих очках?

— Что-нибудь вижу, — сказала я.

— Тогда читай. — Гарик сунул мне отксерокопированный листок какого-то постановления.

Я проглядела его.

«В связи с тем, что… По статье… Вселить Савкина Гарри Трофимовича по месту регистрации. Признать правомочным регистрацию матери, Савкиной Галины Петровны, и вселение будущей жены Фатхутдиновой Эльвиры Матсхудовны…»

— Бред собачий. Ничего не понимаю.

— Да не е. т меня, понимаешь ты или нет! — Он выдернул у меня листок. — Дверь открывай!

Милиционеры, услышав, что тон разговора резко повысился, подошли к нам.

— Так, ну разобрались?

— Нет. Давайте отойдем отсюда. На улицу, например. — Я взяла Варю за руку и пошла к лифту.

— X.. тебе! — ответил мне Гарик, нехорошо ухмыляясь.

А его невеста вдруг завизжала:

— У меня уже воды отходят! Мне в квартиру надо!

Я с сомнением посмотрела на ее живот, торчащий из-под ярко-голубого дутого пальто.

— А само постановление у тебя есть? — Я поняла, что тем не менее придется повозиться в этой грязи и разобраться.

— X… тебе! — опять бойко выкрикнул Гарик и прислонился к двери моей квартиры, сложив руки на груди.

Я посмотрела на милиционеров.

— Простите, а вас кто-то вызывал?

— Да вот, обратился гражданин, — неохотно объяснил один. — Помочь вроде вселиться по постановлению суда…

— А вы видели постановление?

— Начальник наш, значит, видел… Нам-то что… У нас что, дел других нет?

Я попыталась взять себя в руки и спокойно ответить милиционеру:

— Но суда никакого не было.

— Тебя на нем не было! Приходить по повестке надо!

— Ну ладно, какой там к черту суд. Гарик, хватит идиотничать. Вы меня простите, — я обратилась к милиционерам, — это такой человек… он на учете состоит в наркологическом диспансере и… в психдиспансере!

— X… тебе! — Видимо, эта самая удобная формула не раз выручала Гарика в трудных ситуациях.

— Нас это не касается. Нам сказано — вселить, — значит, вселить.

— Хорошо, допустим. Я хочу увидеть постановление суда, а не ксерокс.

— Как это не было суда? — заволновалась вдруг Эльвира. — Я была свидетелем!

— А постановление, — Гарик сковырнул грязь, налипшую на ботинок, об стенку, — в отделении. Его переслал суд.

— А если я позвоню в отделение?

Гарик показал ряд ровных, слегка оттопыривающихся от десны, пластмассовых зубов.

— Звони.

Я набрала номер, который мне подсказали патрульные. Сначала было занято, потом довольно хамский голос прокричал:

— Капитан Гаврюхин слушает!

— Здравствуйте… — Я объяснила ситуацию.

— Есть постановление! — прокричал мне Гаврюхин.

— Но суда никакого не было. Это просто липа. Он аферист.

— Ой, блин, достали со своими квартирами… Квартир им мало… Обращайтесь, женщина, к прокурору.

Милиционеры потоптались, негромко переговариваясь, и потом молчавший все время паренек сказал с сильным подмосковным говором:

— Вы… это… открывайте лучше дверь, пока мы ее не сломали.

Я попробовала зайти с другой стороны, судорожно соображая при этом, кому звонить. Не пускать же эту орду в наш дом. Там Варины игрушки, вещи…

— У меня ребенок. Неужели вы будете ломать нашу дверь?

Тут заорала Эльвира:

— И у меня сын — в интернате! Он вообще больной! Гарик сильно толкнул ее локтем, Эльвира запнулась. — То есть…

На помощь решила прийти и старуха:

— Ой, мне плохо, вызовите «скорую»!

Я снова обратилась к милиционерам:

— Послушайте меня спокойно, пожалуйста. У них есть своя квартира, в Подмосковье. Я сейчас даже могу припомнить адрес… я ему сколько раз туда штрафы за хулиганство пересылала… и повестки из диспансеров… М-м-м… Электросталь, улица Южная, кажется… дом то ли девятнадцать, то ли двадцать девять. Квартира…

Гарик злорадно заговорил:

— Нет больше этой квартиры! Я ее продал! И мать сюда прописал… прописываю… по постановлению суда!

Я почувствовала, что больше не выдержу. И сказала милиционерам, которым это, разумеется, было совсем неинтересно:

— Но у меня квартира однокомнатная!

Гарик тут же встрял:

— Хрен! А куда девалась вторая комната?

— Да ее не было никогда! Это бывшая хозяйка, которая здесь жила, отгораживалась от мужа перегородкой, а потом, когда он умер, жильцов даже пускала на ночь за эту перегородку. А я эту перегородку сломала.

— Вот-вот! Сломала со своими ё. рями, пусть чинит. Окна два, значит, и комнаты две.

И Эльвира решила сказать свое слово:

— А хоть бы и одна! Беременную женщину на улицу не выгоните! У меня справка есть! На кухне пусть живет, тварюга эта. Гарика из квартиры поперла, он здесь прописан!

Я с радостью увидела, как по лестнице от лифта спускается наш самый лучший сосед, Сергей Юрьевич. Милиционеры, все же несколько растерянные, спросили его, перекрикивая громкое тявканье болонки:

— Гражданин…

— Господин, — поправил их Сергей Юрьевич. — Господин Токмачев. Между прочим, отец того самого Юрия Токмачева, который вчера дрался в Думе. Видели по телевизору? А что у вас здесь случилось… м-м-м… господа-товарищи?

Милиционер засмеялся:

— Нехилые у вас здесь… господа живут. Так, гражданин, вы знаете эту гражданку? — Он показал на меня.

Токмачев прокашлялся и ответил:

— Разумеется. Это Елена Воскобойникова, живет здесь много лет, тоже, кстати, личность известная. Журналист, работает в ТАССе.

— Жопой она работает своей! И передком! — задиристо выкрикнул Гарик, снова занервничавший.

— Гражданин Савкин! — урезонил его милиционер. — Вы как-то тоже… держите себя в границах! Гражданин Токмачев, а вот этих граждан, — он показал на Гарика и компанию, — вы знаете?

Сергей Юрьевич внимательно оглядел всю честную, вернее, бесчестную компанию.

— Никогда в жизни не видел, хотя живу здесь безвыездно двадцать три года.

— Е… он ее двадцать три года! — опять встрял Гарик, которому точно перестал нравиться разговор. — Ее все отъели в доме и в ТАССе этом ё. ном!

— Господи… — Я стала рыться в сумке, чтобы все-таки достать сотовый. Кому-то надо звонить, в службу спасения хотя бы…

Гарик ловко, видно не впервой, попытался выхватить у меня прямо из сумочки ключи. Милиционер пожурил его:

— Ты это… давай, чтобы без шума…

— Да господи, что же это делается!.. — Я крепко сжала ключи в руках.

С трудом сдерживаясь, чтобы не расплакаться — еще не хватало, в такой ситуации, я набрала номер мамы. Она очень трезвая женщина, и наверняка ей придет в голову какое-то простое решение. Поднял трубку мамин муж Игорек.

— Слушаю, — спокойно сказал Игорек.

— Игорек, привет, а мама дома?

— Мама, — задумчиво повторил Игорек. — Мама…

Я представила, как он сидит перед компьютером и думает — вот сейчас монстр должен съесть эту девочку или чуть позже, и записывает это в сложных математических формулах.

— Игорек! Это Лена! У нас тут проблемы! Позови, пожалуйста, маму.

— Лена, я тебя узнал. Привет. А мамы нет.

— Игорек, мама — это Лиля, твоя жена, ты понимаешь? Изабелла? Ее точно нет?

— Точно. Лили точно нет. Изабеллы… тоже нет…

Я нажала отбой.

— А чё ж у тебя все ё. ри поразбежались, э? — засмеялся Гарик.

— Тебя испугались.

Я посмотрела на милиционеров, на Варьку, на Гарика, на Токмачева. Я, кажется, поняла, что надо делать. Если только получится.

Я сказала милиционерам:

— Хорошо, мы разберемся. Поставим раскладушки. Построим стену. Покормим всех и напоим. Все будет хорошо. Спасибо за поддержку.

Милиционеры с недоверием переглянулись.

— Ну, открывайте тогда.

— Пожалуйста, вот ключи.

Гарик чуть помедлил, глядя на милиционеров, а я позвала одного из них:

— Можно вас на минутку?

Он увидел в моих глазах прибавку к своему смехотворному жалованью и неспешными, но широкими шагами прошел за мной на лестницу. Я слышала, как Гарик возится с ключами. Я быстро достала две купюры по пятьсот рублей и протянула ему:

— Извините за беспокойство. Мы действительно уже разберемся сами. Пусть пока входят, а я пойду напишу заявление прокурору. Сама с ними не справлюсь. Надо все спокойно выяснить. Правильно?

— Правильно, — сказал милиционер и прямо с лестницы позвал своего напарника: — Лёха! Отбой!

Тот, второй, подмосковный паренек, сразу вышел на лестницу, и они спустились пешком вниз.

Гарик, похоже, с одним замком справился, остались два.

— Слышь, сучара, помогла бы. — Он обернулся ко мне.

— Ломай, — ответила я.

— П..да рваная! — оскалился Гарик и швырнул ключи Эльвире. — А ну, давай, мандовошка! Поковыряй теперь ты!

Я сказала Токмачеву, который стоял в сторонке с замершей Варей:

— Сергей Юрьевич, спасибо вам за помощь. Еще увидимся. — Я попыталась показать ему глазами, чтобы он запирался в своей квартире.

Он не очень меня понял, но сразу заторопился:

— Конечно, конечно, Леночка, не за что…

Я сказала Гарику:

— Вон тот ключ, желтый, с кружочками — от верхнего замка. Нижний, наверно, не заперт.

Гарик начал что-то подозревать.

— Слышь, ты, сучара, ты смотри, не выё. вайся… Я тебе, если чё, язык твой в жопу засуну…

— Ага. — Я легонько подтолкнула смотрящую на него в ужасе Варю в сторону лифта. Еще раз посмотрела на Токмачева, стоящего на пороге своей квартиры. — До свидания, Сергей Юрьевич. See you a bit later.

— Вот блядь, а! — Гарик сплюнул.

Токмачев храбро улыбнулся, подмигнул мне и побыстрее закрыл свою дверь.

Мы сели в лифт, громко закрыли дверь, и я нажала кнопку этажом выше. Там мы вышли, я почти беззвучно сказала Варе:

— Стоим тихо.

Она кивнула. Мы услышали, как, наконец, Гарик отпер последний замок. Эльвира захохотала:

— Сучка эта в коридоре пусть выблядышей своих ростит!

Хлопнула дверь — они вошли в квартиру. Послышался хохот, лай болонки и грохот падающих предметов.

У нас было минуты четыре.

— Стоим, ждем…

Варька вопросительно взглянула на меня. Я прижала к себе ее голову и взяла у нее из рук вязаный шлем и варежки. Варька беспрекословно прижалась ко мне всем телом и так стояла. Наконец, мы услышали, как кто-то вызвал внизу лифт. Лифт поднялся на наш этаж, и по лестнице раздались тяжелые шаги. Я прошептала Варьке:

— Давай еще на один пролет спустимся…

Мы тихонько спустились. Отсюда было все слышно и даже, если высунуть голову, немного видно нашу дверь. Около нее стояли два молодых здоровых сержанта с автоматами — из вневедомственной охраны. Они требовательно звонили в дверь и начали стучать.

— Открывайте немедленно!

— А-а-а… привела, да? Пошел ты на… — раздался грязный мат Гарика.

Один милиционер несколько раз довольно сильно ударил ногой в дверь, другой достал опечатанный пенал с ключами. Он достал телефон и позвонил, очевидно, дежурному офицеру:

— Ну что, Кузьмич, вскрывать? Ага… Понял…

— Открывайте, охрана!

— Ах ты, сука! — заорал Гарик. — Сучара… ах ты… Мусорню привела… Падла… — Он сказал еще много непечатных слов в мой адрес, но через некоторое время дверь все же приоткрыл и сразу подсунул милиционерам «постановление» суда.

Милиционер откинул его руку, второй рывком открыл дверь, и они оба вломились в квартиру.

— Документы! Кто такие? Документы!.. Руки из карманов вынь! Все к стене! Руки за голову!

Мы спустились еще на несколько ступенек, чтобы нам было видно, что там происходит.