Наталия Терентьева - Там, где трава зеленее

— Мы общались полтора года, у нас были встречи, часто. Но я прекратила это, потому что мой жених приехал из Америки работать в посольстве, — с совершенно обезоруживающим, медицинским холодком ответила Кристин.

— Саша — мой муж, бывший, — сказала я и посмотрела на Варьку. Она промолчала.

— Прости, я не знала… А… — Она посмотрела на меня, на визитку и опять на меня. — Так это же хорошо. Вы развелись? Он может тебе помочь? Или вы развелись плохо?

— Мы развелись плохо, Кристин, и денег никаких я у него не взяла бы, даже если бы он привез их в большом мешке и положил под дверь.

— Это смешно. Это по-русски, да? — сказала Кристин и засмеялась.

А я думала — спросить или не спросить, давно ли были эти полтора года, когда они, как она выразилась, «were having dates», — когда у них «были встречи». Вместо этого я уточнила:

— Мы развелись только что.

И она пояснила:

— У нас это было давно. Еще… два года назад.

Интересное чувство, когда сидишь рядом с женщиной, которую в одно и то же время с тобой целовал, обнимал твой муж или любимый. Или любимый муж… Вот они, эти губы, эта шея, эти пальцы… Я отвернулась.

— Я не знала, что он занимается благотворительностью. Поддерживает искусство… бред какой-то.

— Но он же богатый человек, банкир… Ты тоже, значит, богатая женщина… Какие же у тебя проблемы тогда?

— Кристин, наш… гм… брак… был гражданским… то есть незарегистрированным. Варя — дочь твоего приятеля. Ее он зарегистрировал, больше ничего.

Она почувствовала мое отчуждение.

— Не стоит ревновать, Лена. Я не знала, что у Александра есть еще женщина, жена… Для меня это тоже сюрприз. Но ты скажи, разве у тебя не было никакого договора с ним, никаких финансовых обязательств?

Я покачала головой:

— У меня была лирика, романтика… надежды… Была и есть дочь. Остального больше нет. Нет даже квартиры. Хотя он здесь ни при чем.

— Послушай, Лена, тебе надо познакомиться с женщинами из Российского общества феминисток… — Она достала телефон и стала, видимо, искать номер.

— Кристин, я все-таки больше люблю мужчин.

— Я тоже! Почему? Это не значит, что там все… такие… с проблемами… — Она посмотрела на Варю, рисующую на салфетке карандашиком, который она нашла, наверно, у себя в сумочке. — Просто надо бороться за свои права…

Я не хотела продолжать спор. Взяла телефон активисток-феминисток, телефоны других банкиров, которые могли бы дать мне денег на сказку… И мне стало грустно-грустно. Я смотрела на Кристин и понимала, что вот какой надо быть — не лирическим тормозом, двести раз обдумывающим моральные стороны каждого несделанного шага, а уверенным, не сомневающимся в своем праве на теплое, удобное место в этой жизни бульдозером. Изящным, тоненьким, хорошо накрашенным, хорошо постриженным…

Мы распрощались тепло, даже пожали руки друг другу. Я была уверена, что пути наши больше не пересекутся. Разве что Саша пригласит нас обеих в ресторан для укрепления российско-американской дружбы на сексуальном уровне…

А интересно, он предлагал ей, как мне напоследок, — втроем?

— Хм! — пренебрежительно хмыкнула бы Фанни Ардан, родившая троих детей от разных мужчин вне брака.

— Говна-то! — сказала бы моя рыжеволосая бабушка-покойница, родившая троих детей в двух браках и относившаяся к мужчинам, к их приходам-уходам из ее жизни и из жизни вообще — весело и легко.

А я? Я-то почему такая…

Малыш мой постепенно рос, а с ним и живот — как-никак, все-таки шел пятый месяц. Я начала по утрам катать спиной мячик по стенке. Варька, первый раз увидев, так смеялась, что начала икать. А потом попросила купить и ей мячик, и теперь мы катали мячики вместе.

Через три недели после того, как я послала рукопись сказки, позвонили из одного издательства. И предложили опубликовать книжку. Денег обещали еще меньше, чем я думала. Но зато похвалили рисунки. И поинтересовались — не собираюсь ли я писать продолжение.

Я страшно обрадовалась звонку и решила, что перед тем, как ехать подписывать договор, надо проверить, что скажут в других двух. Во втором редактор, читавшая мою сказку, болела, а в издательстве «Эльбрус» молодой человек энергично стал приглашать меня приехать, уверяя, что сам собирался мне звонить и назначать встречу с заместителем главного редактора.

Я хорошо знаю цену встречам с начальством — как правило, ничего приятного это не предвещает. Лучше попадать в текучку — написал, напечатали, получил гонорар и контрольный экземпляр. Так, по крайней мере, всегда бывало в журналах. Разговоры с главными и полуглавными необходимы, если они хотят так или иначе вмешаться в то, что ты пишешь. Но молодой человек, услышав сомнение в моем голосе, успокоил:

— Мне просили вам заранее не говорить… Но у нас идет конкурс, и вы попали в номинацию «Кольца Альмазора»… Вы, можно сказать, первая и единственная… Наш главный хочет издать вас очень большим тиражом… Но вы понимаете, это так просто не делается… Нужно все обговорить, деньги немалые…

О господи! Я ведь даже не надеялась на подобный успех. Конкурс, номинация, тираж… Деньги…

— А каким тиражом, не скажете?

— Не меньше ста тысяч…

— Нового автора?

— Елена… Вы приезжайте, это уже не со мной надо говорить…

Варька ни в какую не хотела оставаться с милейшей Любовью Анатольевной. Мне казалось, она боится ее заикания. Когда наша хозяйка запиналась на первой букве первого слова, которое она собиралась с утра сказать, Варя как-то странно съеживалась и старалась на нее не смотреть. Дети обычно, наоборот, излишне нескромны и любопытны, сталкиваясь с любым физическим или психическим отклонением, а тут она, видимо, просто боялась. Пришлось ехать вместе.

Заместитель главного оказался молодым, отчаянно нервным человеком, кудлатым, в больших круглых очках. Вместе с ним меня встретила некая писательница Олейникова, которая очень удивилась, услышав, что я, к сожалению, не читала ее произведений в «Новом мире» и в сборниках.

Мы сели за длинный стол, занимающий почти весь кабинет, — он мне напомнил стол для летучек в моем первом журнале. Где бы ты ни сел, если откинуться на стуле — обязательно стукнешься об стенку. Варька так и сделала. Она раз стукнулась об стенку, два, после чего и так не очень довольный моим детским садом замглавного посмотрел на Варьку долгим взглядом, и она притихла.

— Вот что мы вам скажем, Елена… — Он достал листочек из папки. — Вернее, мы вам ничего не скажем, вы сами прочитайте.

— Давайте, — улыбнулась я и взяла листочек.

«Детская повесть Елены Воскобойниковой скучна и затянута… Главная героиня слишком капризна и груба…»

Я подняла глаза на замглавного. Он сидел напротив меня, подперев руками подбородок, и внимательно смотрел на меня. Писательница села чуть поодаль и тоже спокойно ждала, пока я прочту.

— Читайте, читайте, — кивнул замглавного.

«Коллизии претенциозны… Гном напоминает домового… Главу в пещере еле дочитала до конца… События в лесу испугают ребенка… Язык автора изобилует сложными определениями, непонятными ребенку… Неясно, где происходит действие — в России или где-то еще…»

— Действие происходит в России и в волшебной стране, — ответила я вслух и положила перед собой листочек.

— Вы не дочитали, — заметил замглавного. — Прочтите до конца.

Я пробежала глазами еще полтора листа и прочла две последние фразы:

«Своему внуку я читать бы это не стала, но предполагаю, что найдутся родители, которые сделают это с удовольствием. Может быть, сказку станут читать школьники».

— Ты идиот? — спросила бы Фанни Ардан, получающая по пять миллионов за каждый фильм, потому что людям приятно смотреть на гордую женщину, которую невозможно сломать — ничем.

— А кто это написал? — спросила я.

— У нас такая система: существует читательская группа, которая дает отзывы на все книги, попавшие на наш конкурс. Конкретно вашу сказку читала… сейчас вам скажу… Зоя Александровна Тимофеева, врач-педиатр, пятидесяти двух лет, живет в Перми.

— В Перми?

— Ну да. Она наша активистка, мы даже помогли ей обзавестись Интернетом.

— Хорошо. А зачем вы тогда меня позвали, если все плохо?

Я посмотрела на Варю. Как же она сейчас расстроится! Ехали сюда за призами, а получили очередной пендель.

— Вот еще посмотрите. — Он протянул мне еще один листочек.

«Американская Академия Литературы и Искусства.

Как писать детский роман.

Разработка научно-исследовательской группы под руководством профессора Фью Доуэна.

В первой главе должны быть четко определены…

Основная коллизия должны быть ясна не позднее третьей главы…

Все главные герои должны появиться к пятой главе…

Размер главы не должен превышать 6327 знаков, что составляет 0,16 авторского листа…

Количество глав не должно превышать восемнадцати…

Конфликт должен быть… Развязка должна быть… Мораль должна быть…»

— Что-то не так? — спросил замглавного.

— Кто-то смог написать по этой разработке хорошую книгу?

— Не просто хорошую — бестселлер, — подтвердил замглавного.

— Ладно. — Я вздохнула. — Что вы лично мне предлагаете?

— А вот это другой разговор, — обрадовался молодой человек, чем-то мне напомнивший нашего домашнего компьютерного гения, сидящего сейчас в гипсе. — Аллочка, пожалуйста, ваш выход.

Аллочка Олейникова, сразу мне понравившаяся своими грустными глазами, поправила немодные очки, переплела тонкие пальцы, положила руки перед собой на стол и начала. Она рассказала, что получила в общей сложности семь премий за свои романы. Что публикуется в журналах десятый год. Что ее книжки раскупают сразу, может быть, поэтому я и не знаю ее фамилии. Что когда ей сказали, что роман «Стрекоза» надо переписать, она его переписала. И переписывала двенадцать раз, как Лев Николаевич Толстой.

— Но Толстой-то, кажется, сам переписывал, никто ему ничего не говорил.

— Лена. Послушайте меня. Вы ведь не новичок в литературе. Правда?

— Правда.

— Вот смотрите. Сейчас вы пописываете и вас почитывают. А мы, — она посмотрела на замглавного, — можем сделать так, что вы будете писать, а вас будут читать.

— Так вообще о чем речь, если все так плохо? — Я кивнула на отзыв педиатра.

— Ну зачем же так… — улыбнулся замглавного. — Вовсе не плохо. Есть и другие отзывы. Вам же сказали по телефону — вы наш автор. В такой номинации — «детская сказочная повесть» — вы у нас вообще одна достойная номинантка. Так что — теперь дело за вами. Вы согласны работать над своей повестью?

Я растерялась.

— Ну… согласна, наверно… Вообще-то она уже написана…

— Так, тогда конкретно. Аллочка, пожалуйста.

— Мы предлагаем вам: А. Дописать повесть, она коротковата. Б. Ввести еще двух героев — космических пиратов, которые и будут внятными отрицательными персонажами…

— Как у Кира Булычева, что ли? Крыс и Весельчак У?

Аллочка и замглавного переглянулись.

— К сожалению, Игорь Всеволодович Можейко, он же Кир Булычев, уже ничего не напишет, а сказки его несколько устарели для современных детей, — ответил мне замглавного.

— Потом. Главная героиня. Что за имя — Соня? Ни туда ни сюда. Она кто — русская? Еврейка? Непонятно.

— А надо, чтобы?.. — попыталась вмешаться я.

— А как вы думаете? Конечно. Определенность — сестра таланта, — пожал плечами замглавного.

— Да? Еще одна? — несколько удивилась я.

— Да. И далее…

— А пусть она будет негритянкой, — вдруг предложила Олейникова. Я засмеялась, а та нахмурилась. — Или мулаткой… Это будет совершенно неожиданно и очень трогательно. Они такие отчужденные, эти дети Африки в России…

— Может, лучше тогда эскимоской? — вздохнула я.

— Авторы часто с излишним трепетом относятся к своим словам и первоначальным замыслам, — дружелюбно заметил замглавного.

— Итак. Дальше. Нужны еще линии. Например, пираты похищают Сонечку… — продолжила Аллочка.

— Может, Гном сам оказывается пиратом? — вмешался замглавного.

— Да, но только это пусть выяснится не сразу…

Я смотрела и слушала, как они обсуждают план моей книжки, и понимала, что бестселлера, наверное, мне не написать…

— Я подумаю, спасибо, — ответила я и встала.

— К началу июня дайте нам ответ, — сказала Аллочка.

— План, — поправил ее замглавного.

— План мы можем обсудить вместе. — Аллочка смотрела на меня с грустью.

То, что она не феминистка, это было понятно. Так же как и то, что я, кажется, не поспеваю за новой жизнью…