Барбара Картленд - Танец души

— Не сердитесь, — предупредил он, как только девушка попыталась спрятать улыбку. — Я поступил так потому, что хотел с вами заговорить.

Он тут же сел в соседнее кресло.

— Поговорите со мной, — попросил он. — Я видел вас в поезде и все гадал, кто вы и куда едете.

Держался он непринужденно, и после четырех дней одиночества ей было приятно, что кто-то опять говорит по-английски, пусть даже с небольшим акцентом, и разговаривает с ней на равных.

Через минуту Фиона уже смеялась, вспоминая поезд, в котором она его увидела, а еще через какое-то время уже рассказывала ему о своих мытарствах.

— Вы подыскиваете работу? — недоверчиво переспросил он. — На вас непохоже. У вас вид, я бы сказал, очень богатый!

Фиона, смеясь, покачала головой.

— Остатки прежней роскоши, — пояснила она, — если вы имеете в виду одежду. Я должна найти что-нибудь в течение ближайших двух дней.

— Пойдемте обедать со мной, — предложил он. «Почему бы и нет? — подумала Фиона. — В конце концов я хочу есть и должна экономить деньги. Он кажется вполне милым и совсем не опасным». Немного поколебавшись, она согласилась.

— Прекрасно! — воскликнул он. — Где пообедаем? Фиона опять рассмеялась.

— Что толку меня спрашивать? Я ничего не знаю в Париже.

— Тогда здесь, — решил он. — Мне хочется с вами поговорить. Меня, кстати, зовут Ремон… а вас?

— Фиона, — ответила она, довольная уже тем, что, не назвав своей фамилии, он и ее избавил от этой необходимости.

Они пошли обедать и выбрали столик у окна, которое выходило в маленький садик.

Фиона была довольна обедом и нашла своего нового знакомого умным и обаятельным.

Он хорошо знал Париж и уверял, что во Франции, где собирается обосноваться, чувствует себя неплохо.

— Впрочем, я путешественник, — добавил Ремон. — Разъезжаю туда-сюда, по всему свету. Но сейчас Франция… как бы это сказать… мой родной дом.

— Довольно обширный, — заметила девушка, но он покачал головой и сказал:

— Люди везде одинаковые, и на севере, и на юге, хоть поначалу кажутся разными. Расчетливые и строгие, веселые и щедрые. К знакомым…

У Фионы создалось впечатление, будто ее собеседник немного посмеивается, отпустив шутку, которая ей непонятна.

Видя дружелюбное внимание Ремона, она стала советоваться с ним, что ей дальше делать.

— Не знаю, зачем пристаю к вам со своими проблемами, — сказала Фиона, — но я очень обеспокоена своим положением. Мне надо как можно скорее получить работу, пока не растаяли мои последние пять фунтов.

Как по-вашему, что можно найти в это время года? Я теперь вижу, что трудно выбрать более неблагоприятный сезон для поисков работы в Париже, чем лето.

— Найти место, какое вам требуется… респектабельное… всегда трудно, — отвечал он. — Французам не очень-то нравится платить иностранцам. Им больше нравится, когда чужаки платят им.

— Не очень-то вы меня обнадеживаете, — вздохнула Фиона.

— Дорогая моя, — провозгласил Ремон, — я говорю правду. Лучше бы вам вернуться в Англию, пока есть деньги на дорогу.

— Я не могу, — быстро проговорила Фиона.

Он заинтересованно проследил за выражением ее лица и уточнил:

— Вы хотите сказать, что не можете туда вернуться? И она призналась:

— Я хочу сказать, что определенные обстоятельства этого не позволяют.

Фионе трудно было скрыть тоску и настойчивое желание снова очутиться в Англии, в добром старом Лондоне, увидеть Джима.

— Интересно, — уставился на нее Ремон.

И когда Фиона подняла на него глаза, продолжал:

— Я подумал, не сможете ли вы поработать на меня?

— Я бы с удовольствием, — подхватила Фиона. — А справлюсь?

— Кое с чем справитесь, — заверил Ремон, — только вот захотите ли — это другой вопрос. Если вы согласитесь, я готов заплатить восемь тысяч франков.

— Почти сотню фунтов! — воскликнула Фиона, и тут же подозрения накатили на нее.

Только в одном случае мужчина платит женщине большие деньги. Когда эта догадка осенила ее, он, будто читая ее мысли, ласково покачал головой и сказал:

— Нет, моя дорогая, не это. Вы очень хорошенькая, но не это.

Фиона подперла рукой подбородок и внимательно посмотрела на него.

— Так скажите же, — попросила она. — Если это в моих силах, я все сделаю.

Ремон долго и испытующе смотрел на нее. Его темные глаза, как заметила Фиона еще раньше, подмечали в человеке любую мелочь.

— Я могу вам доверять? — спросил он. — Могу положиться на вас?

Фиона кивнула:

— Можете. Я вам обещаю.

Ремон осмотрелся вокруг. За соседними столиками никого не было. Их никто не мог услышать. Пока он озирался, бросая по сторонам быстрые проницательные взгляды, Фиона подумала про себя:

«Я знаю, кого он напоминает, — пантеру, красивую, гладкую, но все-таки дикую. Что он от меня хочет? »

И в то же время что-то в этом мужчине ей нравилось и вселяло уверенность, что ему можно верить.

Фиона встречала в своей жизни много мужчин, которые вечно к ней липли, пытаясь заполучить ее.

Во сне, в ее ночных кошмарах они тянули к ней цепкие пальцы, желая овладеть ею.

Ей показалось, что Ремон нашел ее привлекательной в совершенно ином смысле.

Она уже знала, что между ними возникнет не страсть, а понимание.

Когда он, оглядев зал и соседние столики, вновь повернулся к ней, Фиона протянула ему руку:

— Я вам поверю, если вы мне поверите. Ремон на минуту задержал ее ладонь.

— Именно это я и собираюсь сделать, — сказал он.

Миссис Энгус Ванситтарт тихонько напевала про себя, намазывая лицо кремом.

В зеркале отражались ее туго завитые букли, у корней виднелась темная полоса непрокрашенных волос.

У нее была дряблая кожа, которую невозможно было скрыть даже под толстым слоем косметики.

В зеркале также отражался чувственный рот, рисунок которого был подчеркнут яркой помадой.

Горничная миссис Ванситтарт стояла возле сейфа, ожидая, пока госпожа закончит обильно посыпать пудрой подбородок и шею, после чего спросила:

— Что вы наденете сегодня — изумруды или жемчуг, мадам?

Миссис Ванситтарт серьезно обдумывала этот вопрос.

— Изумруды… нет, жемчуг… нет, лучше изумруды. По-моему, мсье Ремона изумруды восхищают больше, а вы как считаете, Паркер?

— Когда вы их в последний раз надевали, мадам, он был несомненно восхищен, — подтвердила Паркер, — помните, с серебряным платьем?

Миссис Ванситтарт кивнула.

— Вы правы, Паркер, и, я думаю, они будут так же мило выглядеть с новым белым платьем от Шанель. Да, Паркер, надену изумруды.

Паркер принесла шкатулочки и открыла их, в них засверкали крупные зеленые камни в окружении переливающихся бриллиантов.

— Теперь заканчивайте прическу, — приказала миссис Ванситтарт.

Паркер послушно взяла черепаховый гребень. Внешне сдержанная и услужливая, про себя она думала:

«Дура старая! Поторопилась бы, а то мне снова придется заставить Андре ждать. Интересно, рассердится он сегодня? А все эта глупая старуха виновата, до последней минуты не может сообразить, что надеть!»

Она резко дернула оказавшийся в пальцах завиток, и миссис Ванситтарт пронзительно взвизгнула.

— Осторожнее, Паркер… прошу вас! Мне больно.

— Теперь просто великолепно, мадам, — заверила Паркер.

Она усвоила, что только лестью можно заставить госпожу одеться побыстрее.

Миссис Ванситтарт скорчила себе в зеркале легкую довольную гримаску.

— Должна признать, этот новый парикмахер знает свое дело, Паркер. Мои волосы выглядят лучше, чем когда-либо раньше.

— И вы сами, мадам, если позволите заметить, — добавила Паркер, — может быть, оттого, что чувствуете себя счастливее, чем прежде.

Миссис Ванситтарт поднялась, потянувшись.

— Возможно, вы правы, Паркер, — сказала она. — Может быть, это от счастья. Давайте теперь платье.

Затянутая в корсет фигура была осторожно облачена в новое платье. Сидело оно очень туго, но придало миссис Ванситтарт некое подобие стройности.

Она одобрительно помычала по поводу своего отражения в зеркале, потом, увешав белые руки множеством изумрудных браслетов, позволила Паркер застегнуть на шее ожерелье с изумрудами и бриллиантами.

Выглядело это довольно кричаще, но миссис Ванситтарт осталась собой довольна.

И тут зазвонил телефон.

— Послушайте, кто это, Паркер — велела она.

— Да, мсье… да, — отвечала Паркер, — да… мадам надела изумруды. Да… я уверена, это будет прекрасно, благодарю вас, мсье. Мадам почти готова.

— Мсье Ремон, мадам, — доложила Паркер, — говорит, что надеется видеть на вас изумруды, так как несет вам зеленую орхидею.

— Ну как удачно, Паркер! — воскликнула миссис Ванситтарт. — Хорошо, что мы остановились на изумрудах!

Мсье Ремон ожидал в богато декорированной гостиной хозяйку, которая вышла ему навстречу, распространяя ароматы, присущие восточному базару.

— Cherie! — вымолвил Ремон, взял ее руку и приложил к губам.

— Я заказал обед в «Бале-маскараде», — продолжал он после нескольких пылких комплиментов миссис Ванситтарт.

— Боже! — игриво воскликнула она. — Пойдемте.

— Только хочу попросить вас об одном, — настойчиво добавил он. — Давайте поужинаем сегодня здесь. Мне хочется поговорить с вами наедине. Я всегда вижу вас в окружении сотен обожателей.

— Какой же вы льстец, Ремон, — отвечала она. — Но если вы действительно хотите ужинать здесь…

Она вроде бы слегка сомневалась и нерешительно произнесла:

— Мой муж…

— Он далеко и никогда ничего не узнает, — перебил Ремон.

Он был так красив в этот момент, что миссис Ванситтарт, трепетавшая от сладостных предвкушений, не устояла.

— Хорошо, — согласилась она наконец.

Сняла телефонную трубку и приказала, чтобы по возвращении ее поджидала бутылка шампанского с черной икрой.

Они спустились по лестнице к автомобилю миссис Ванситтарт — огромной, роскошной «испано-сюизе». Ремон держал ее за руку под теплой горностаевой накидкой, пока они ехали к полному музыки и огней «Балу-маскараду».

Через четыре часа тот же автомобиль доставил их к подъезду апартаментов. Достав из ее сумочки золотой ключик, Ремон отпер дверь и пропустил миссис Вансит-тарт вперед.

Гостиная с опущенными шторами, притушенными лампами, расшитыми креслами и обернутой салфеткой бутылкой шампанского напоминала декорацию к голливудскому суперфильму.

Миссис Ванситтарт ощущала головокружение от возбуждения и радостных предвкушений. Она чувствовала себя соблазнительной и влюбленной.

Снимая с нее горностаевую накидку, Ремон чуть коснулся губами ее плеча. Это не прошло незамеченным.

— Откройте шампанское, — сказала она. И щедрой рукой положила ему черную икру. Ремон поднес бокал к губам, пробормотал по-французски рискованно-смелый тост.

Миссис Ванситтарт, уловившая смысл лишь двух слов — «глаза» и «прекрасные», смотрела с восторгом на Ремона.

Ей казалось, что он обожает ее.

Она поднялась и не очень уверенно на слишком высоких каблуках пошла к дивану, на котором лежали мягкие подушки.

— Идите сюда, поговорим, — пригласила она, бросив на него взгляд, который считала манящим.

Ремон поставил бокал и грациозно приблизился.

— Сэди, — начал он, — мне нужно вам что-то сказать.

Сэди задрожала от его приглушенного голоса, полная радостных ожиданий.

— Сэди! — повторил Ремон.

Он протянул руки, и она бросилась к нему в объятия, охваченная экстазом.

Через несколько минут Ремон снял с ее шеи тяжелое ожерелье.

— Оно мне мешает, — заявил он, и она с готовностью рассмеялась.

Еще через десять минут растрепанная Сэди рассыпала по смуглому плечу Ремона золотистые кудри.

На толстом ковре на полу сверкали изумрудные браслеты, торопливо сброшенные ею в приступе страсти.

Дверная ручка повернулась почти бесшумно, дверь вдруг широко распахнулась, и на пороге возникла женщина, одетая во все черное.

Сэди Ванситтарт пронзительно закричала.

— Кто это? — спрашивала она. — Что вам нужно?

Но голос срывался, а попытки встать, натянуть на плечи бретельки и поправить прическу выглядели смешными.

И тут она услышала слова Ремона:

— Mon Dieu!5 Это моя жена!

Стоявшая в дверях женщина вошла в комнату. Лицо ее было очень бледным, словно она пережила какую-то трагедию.

— Так вот чем ты занят! — бросила она в лицо явно перепуганному Ремону. — И кто эта женщина?

Сэди уставилась на Ремона.

— Ваша жена? — пролепетала она. — Я понятия не имела…

Но женщина в черном мгновенно оборвала ее.

— Ну конечно же, не имели понятия, — усмехнулась она, — и я тоже. Только поняла из его писем, что он в кого-то влюблен. Что ж, прекрасно. Раз он вас так любит, возьмите его. С меня довольно. Я завтра подам на развод и привлеку вас как ответчицу.