Барбара Картленд - Танец души

Маленькую общину составляли прихожане-католики с пустыми кошельками, в которых едва хватало денег на содержание собственных семей.

Во время одной из автомобильных прогулок Эндрю с Фионой проезжали мимо этой церкви.

Остановились, привлеченные мирным покоем, и в следующее воскресенье, больше из любопытства, они присутствовали на мессе. Их богатая одежда отличалась от одежды прихожан.

Теперь они поехали в дом к священнику, и слуга в дверях сообщил, что тот в церкви.

Фиона с Эндрю вышли из машины и под слепящим солнцем направились к ней. Войдя внутрь, они окунулись в прохладную полутьму, словно шагнули в иной мир.

В церкви никого не было, кроме коленопреклоненной фигуры перед алтарем.

— Это падре, — шепнула Фиона. — Обождем его тут.

Наконец священник поднялся с колен, увидел, что его ожидают, и быстро пошел им навстречу.

По-английски он говорил очень плохо, но они все же разобрали его приветственные слова.

Фиона смущенно объяснила, что они намереваются принести церкви дар, которым он может распорядиться по своему усмотрению, однако ей хочется, чтобы деньги пошли на украшение стен храма.

— Понимаю, — сказал священник.

Но когда девушка вытащила банкноты, он был изумлен, что их так много.

— Сколько вы мне даете? — выдавил наконец он. Фиона назвала сумму, он ошеломленно уставился на нее, а потом воскликнул:

— Это Бог послал! В округе есть семьи, которым этой зимой грозит голод. Урожай нынче плохой. Я молился, чтобы найти средства помочь им, и вот — пришли вы!

Его просветленное лицо было прекрасно, и Фиона с Эндрю возвращались назад в Монте-Карло в полном молчании. Им казалось, будто они только что прикоснулись к святыне.

В отеле Эндрю сразу сел за стол и принялся что-то писать. Фиона поинтересовалась, чем он занят, и услышала:

— Составляю завещание, дорогая. Завтра нам надо пойти в город и позаботиться о том, чтобы оно было подписано и оформлено надлежащим образом.

Эндрю свернул бумагу и сунул ее в блокнот.

— Не хочу, чтобы вы прочли его сейчас, — добавил он, — пусть завтра будет сюрприз. Моя драгоценная Фиона, я должен обеспечить вам независимость до конца жизни.

Фиона благодарно поцеловала его. «Как чудесно, — думала она, — никогда больше не надо работать, никогда больше не беспокоиться о пропитании».

— А сегодня вечером отпразднуем это событие, — заключил он.

Они пошли в казино, и Фиону вдруг потянуло к рулетке.

Усердно проиграв целый час, она осталась с теми же ста франками, с которыми начинала, и, рассмеявшись, встала из-за стола.

— Зря потратила целый час, — констатировала она. — Пойдемте домой. Вы, должно быть, устали, Эндрю.

— Немножко устал, — признался он. — Не пойму, отчего… только я очень счастлив, моя дорогая.

В гостиной Фиона подставила щеку и получила поцелуй.

— Спокойной ночи, — сказала она. — Я очень рада, что мы избавились от этих денег.

— И я тоже, — ответил Эндрю. — Спокойной ночи, моя радость, и благослови вас Господь.

Он исчез в своей комнате, а Фиона пошла к себе, она не чувствовала никакой усталости. Постояла немножко на балконе.

Ночь выдалась очень жаркой, не было даже дуновения ветра. Ей вдруг захотелось прогуляться по пляжу.

Вытащив из шкафа темную накидку, она набросила ее поверх вечернего платья. Решила пройтись вдоль берега, подальше от слоняющихся возле казино бездельников. Ей хотелось побыть в одиночестве, чтобы можно было поразмышлять.

Она ощущала сегодня какое-то беспокойство. Иногда по ночам мысли о Джиме не давали ей спать, и эта ночь была именно такой.

Все ее существо рвалось к Джиму, ее терзали воспоминания о его поцелуях и объятиях.

Ей надо было пройтись, чтобы устать, и тогда она легко заснет.

Фиона вызвала лифт, кабина долго не подходила, она побежала вниз по лестнице, которая вела в просторный вестибюль.

«Кто-то приехал», — подумала девушка и задержалась на последней ступеньке лестницы, чтобы не столкнуться в дверях с новыми постояльцами.

И тут сердце ее екнуло. Через вестибюль в сопровождении женщины шел Джим.

Кровь отхлынула от сердца, но Фиона справилась с собой, быстро отвернулась, пока никто ее не увидел, и помчалась вверх по лестнице.

Она захлопнула за собой дверь и прислонилась к стене, чтобы унять дрожь. Ладони ее вспотели, казалось, что она на грани обморока.

Фиона рухнула на кровать и закрыла лицо руками. Что делать?

Джим… со своей женой? Джим вместе с Энн где-то здесь же в отеле?

Джим здесь, лишь кирпичная стена отделяет ее от любимого мужчины! Ей нельзя с ним встречаться… она не вынесет встречи.

Мысли неслись в бешеном темпе.

«Что он подумает обо мне и Эндрю?»

Поверит ли в невинность их отношений? Поверит ли, что дорогие платья и драгоценности — это дар платонической любви? Или, подобно окружающим, сочтет ее любовницей Эндрю?

Фиона не была слепой, чтобы не замечать презрительных взглядов других женщин и понимающее выражение лица мужчин.

Она решила не обращать внимания, радуясь, что Эндрю, в отличие от нее, ничего не замечает. Но с Джимом совсем другое дело. Вполне вероятно, жена его не поверит… да и какая из женщин поверила бы?

Можно было бы объяснить ему, если бы они остались с Джимом наедине. И даже, имея шанс объясниться, Фиона не пережила бы его вспышек ревности.

Она ни на секунду не допускала, что Джим ее уже не любит, слишком сильно он ее любил.

В душе она была уверена, что он все еще любит ее точно так же, как она его любит. Что же делать?

Фиона немного рассказывала Эндрю о Джиме.

Но ведь всегда трудно рассказывать любящему мужчине о своих чувствах к другому.

Вкратце поведав ему о своей жизни, Фиона лишь мельком упомянула имя Джима, если вообще когда-либо упоминала.

«Что ж теперь делать? — думала она. — Что можно сделать?»

Переждав какое-то время, Фиона вновь прокралась по лестнице вниз, чувствуя необходимость освежить голову, пройтись, подумать. Вестибюль был пуст.

Фиона медленно пошла вдоль пляжа, потом присела под скалой. Тихий плеск волн успокаивающе действовал на ее взвинченные нервы.

Сидела долго. Волны нашептывали ей историю… историю ее и Джима.

Она знала, что ее любовь к Джиму была сильнее ее, она не могла бы с ней справиться.

Теперь она поняла, что ей нужно уехать. Она должна уехать.

Она вернулась в отель, когда уже забрезжил рассвет. Поднялась к себе в комнату, сбросила вечернее платье, надела халат. И принялась укладывать вещи.

Упаковывала чемоданы тщательно и методично. Бледный утренний свет медленно просачивался сквозь занавеси. Через несколько минут солнце над морем засияло в полную силу. Отель уже просыпался.

Фиона взглянула на себя в зеркало, увидела залегшую от бессонницы синеву под глазами. Прошла через гостиную с закрытыми ставнями и постояла минутку перед комнатой Эндрю.

Надо его разбудить… Надо уехать, пока Джим не вышел.

Минуту поколебавшись, Фиона постучала в дверь. Ответа не было. Снова постучала и, повернув ручку, вошла.

Ставни были закрыты, в комнате стоял полумрак. Фиона подняла шторы и отворила ставни. Подошла к кровати, на которой лежал Эндрю. Лежал очень тихо.

Она всмотрелась в него… и поняла, что он мертв.

Врач, владелец гостиницы, взбешенный случаем смерти в отеле, любопытствующие femmes de chamber9, камердинеры, жадно высматривающие, нельзя ли прихватить что-нибудь из одежды покойного, отправка телеграмм родственникам… — все смешалось в ее голове.

Фиона позднее пыталась припомнить, в какой последовательности все это происходило, но цепь событий ускользала от нее.

Все, что запомнилось, — это Эндрю, дорогой Эндрю, который любил ее и умер, умер в чужом отеле.

Он умер с улыбкой на лице, и Фиона насколько могла порадовалась, что их последний вечер оказался таким хорошим.

«Весь последний месяц его жизни был счастливым, — думала она. — Мне жалеть не о чем».

Доктор, француз, оказался очень добрым и понимающим. Именно он взял на себя большую часть хлопот.

— Нам надо выяснить, желает ли семья, чтобы его отправили домой, — сказал он. — Не беспокойтесь, мадам, я сам все устрою.

Фиона по его настоянию проглотила полученное от него снотворное, легла и заснула.

Проснулась она через три-четыре часа, когда день уже клонился к вечеру. В дверь постучали, мальчик-рассыльный доставил записку от доктора с уведомлением, что от миссис Акфилд получена телеграмма, где сообщается о ее незамедлительном прибытии в Монте-Карло.

Фиона встала с постели с одурманенной от снотворного головой, отыскала сумочку, открыла ее, чтобы дать мальчику франк.

И тут ее поразила внезапная мысль, поразила до такой степени, что девушка замерла, а мальчик, решив, что она забыла о нем, громко кашлянул.

Она поспешно сунула ему два франка, он быстро ответил: «Мерси, мадам» — и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Оставшись одна, Фиона опять заглянула в сумочку и медленно вытащила лежащие там банкноты. Пятьсот франков и немного мелочи — вот и все ее деньги.

Она вошла в гостиную, открыла блокнот и увидела завещание, которое Эндрю составлял вчера вечером.

Прочитав, Фиона ощутила горячую волну благодарности за все, что он собирался для нее сделать.

Он завещал ей восемь тысяч фунтов в год, до конца жизни, причем деньги передавались под опеку, чтобы не растрачивать капитал.

«Милый Эндрю!» — подумала она.

И в то же время с мучительной ясностью поняла, что этих денег ей никогда не увидеть.

Фиона была не глупа. Она понимала, что нечего надеяться на доброту миссис Акфилд. Эндрю никогда и ни в чем не винил и не упрекал жену, но Фионе были слишком хорошо знакомы женщины подобного типа.

Фиона представила себе, что подумает миссис Акфилд о девушке, жившей с ее мужем на курорте.

Она родилась и выросла в Ланкашире и, естественно, имела представления о жизни, свойственные всем северянам.

И никакие доводы не убедят ее в том, что девушка, позволившая Эндрю Акфилду себя содержать, чем-нибудь отличается от проститутки.

Хозяин отеля посматривал на Фиону без особого расположения.

У него тоже была своя теория насчет женщин, живущих на попечении богатых мужчин. Порой их вполне можно было использовать в своих целях, ведь они способствовали гостиничному бизнесу. Но при малейшем намеке на скандал в отеле они становятся опасными.

Он намекнул, что Фионе лучше уехать до приезда миссис Акфилд, а доктор сказал то же самое напрямую.

Он спросил у Фионы, известно ли супруге покойного что-либо о ней, и когда та отрицательно покачала головой, заявил:

— Ma chere Madame, мой совет таков — пусть она никогда не узнает об этом.

Фиона прекрасно понимала, что врач прав. Зачем доставлять миссис Акфилд лишние переживания?

Проблема состояла в том, где взять денег на жизнь.

У нее не было никаких соображений на этот счет. Позже пришла мысль о драгоценностях, которые ей подарил Эндрю.

Фиона решила вернуться в Англию — Джим здесь, с женой, стало быть, там с ними встретиться ей не доведется.

Он не станет ее разыскивать. Он женился на Энн, а Фиона осталась эпизодом в его жизни, о котором можно забыть.

Она ушла из отеля в тот же день. Перед уходом разорвала составленное Эндрю завещание, которое без его заверенной подписи было совершенно никчемно.

Она огляделась, не осталось ли следов ее пребывания, даже забрала из гостиной женские газеты.

Отвезла свой багаж на вокзал и пошла в город.

Спускались сумерки, в пышно цветущих садах, взбиравшихся на холм напротив Зимнего казино, уже начинали сиять крошечные огоньки, похожие на маленькие волшебные шарики в чаще яркой зелени.

Фиона медленно шла вверх к ярким витринам ювелирных магазинов, в которых был выставлен товар, так сильно подсвеченный лампами, что камни сверкали и переливались, точно живые.

Немного нервничая, Фиона вошла в магазин неподалеку от казино и предложила продавцу, стоящему за стойкой, брошь.

Всего две недели назад Эндрю заплатил за нее десять тысяч франков, а сейчас ей предложили только две с половиной.

Фиона пыталась протестовать, однако хозяин заявил, что он должен иметь прибыль и что курортный сезон скоро закончится.

Испытывая отвращение к этой сделке, Фиона согласилась, и он протянул ей через стойку банкноты.

Она решила пока оставить браслет до Лондона, где ювелиры более честные и скорее всего дадут ей большую цену.

В пути она экономила, ехала третьим классом. Сидя в поезде, она наблюдала, как скрылся из вида Карниз, море осталось позади, и Фиона поняла, что ее каникулы на Ривьере закончились.

Она плохо перенесла переправу через Ла-Манш и прибыла в Дувр больной и разбитой. Моросил дождь, и это ее немного утешило. Она опять была дома — дома, в Англии, где вечно стоит плохая погода и где ее наверняка ждут тяжелые времена.