Физически она привлекала его после пяти лет совместной жизни так же, как и сразу после женитьбы.

Энн понадобилось несколько лет, чтобы понять, что она наталкивается на каменную стену фанатичного упрямства и тупости.

Я никогда не слышал, чтобы она выражала свое мнение или добровольно вступала в беседу в присутствии мужа.

Находясь наедине со мной, позабыв о робости, она раскрывалась, вызывала меня на спор, как будто он был глотком воды умирающему от жажды.

Сначала казалось даже, что беседы со мной дарят ей большее наслаждение, чем поцелуи, но, Фиона… трудно об этом тебе рассказывать… Потом ты поймешь, что для нее значили и наши поцелуи после того отвращения, которое она на протяжении многих лет испытывала к мужу.

Ее страх был каким-то гипнотическим, истерическим… Нам, живущим свободной жизнью, куда никто не вмешивается, это, возможно, покажется странным, но Энн пребывала в полнейшей зависимости от супруга.

Она почти не встречалась с людьми, так как на охоту не ездила. Соседи были либо страстными охотниками из тех, кто жил здесь постоянно, либо представителями общества, наезжающими из Лондона всего на пару дней в неделю.

Муж не поощрял ее встреч с людьми. Ему хотелось держать в доме женщину, целиком от него зависящую, которой не требуется никто, кроме него и его интересов.

На первых порах он ни в чем меня не подозревал и терпел мое присутствие в их одиноком доме.

Короче говоря, я в конце концов принялся умолять Энн бежать со мной.

Ее обуяли страх и волнение, ей не верилось в возможность вырваться из тюрьмы и от своего тюремщика. Она долго не могла решиться… Наконец мне пришла пора уезжать.

Врачи объявили меня достаточно окрепшим, чтобы передвигаться, лечение можно было продолжить в Лондоне. Я уехал, а через неделю после моего отъезда Энн сбежала от мужа. Только бежала она не ко мне.

Она посчитала, что, раз она еще не разведена, это повредит мне в глазах лондонского общества, и Энн просто покинула мужа и отказывалась вернуться.

Мое имя ни разу никем не было упомянуто, и хотя у него зародились подозрения, они никоим образом не находили подтверждения.

С той поры минул год, но только несколько недель назад я услыхал, что муж дает Энн развод. Она оказалась достаточно сообразительной и догадалась, что ее муж не из тех, кто способен обходиться без женщины.

Он уже нашел ту, на ком хочет жениться, и Энн начала поспешно оформлять развод. Она принадлежит мне всем сердцем, я же тем временем встретил тебя.

Я чувствую себя бессердечной скотиной, Фиона, но ничего не могу поделать. За этот год я встречался с Энн всего дважды.

Сказать было нечего. Фиона сидела, онемев от горя. Джим неотрывно смотрел на огонь.

Пламя камина играло на его четко очерченном лице, на вьющихся, откинутых назад волосах, на серьезно сжатых губах.

Его рассказ развеял ее счастье.

Они долго сидели молча, потом Фиона с горестным вздохом протянула ему руки. Джим взял их, встал и осторожно поднял ее на ноги.

— Тебе лучше уйти, Фиона, милая, — вымолвил он. — Нам больше нечего сказать друг другу. Я постараюсь с тобой не встречаться. Что еще я могу сделать?

— О Джим! — воскликнула Фиона.

От сильного горя она пошатнулась, и Джиму пришлось протянуть руки, чтобы ее поддержать. В следующую секунду она очутилась в его объятиях.

— Фиона, дорогая моя… — бормотал он, прижавшись губами к ее волосам. Она вскинула руки, обняла его за шею.

— Я никогда, никогда не забуду тебя, Джим. Я, наверное, всегда буду тебя любить.

Он поцеловал ее в губы, они вдруг напряженно прижались друг к другу. Поцелуи стали долгими, пока Фиона не поплыла на волнах какого-то волшебного чувства, как будто лишившись собственной воли.

Она замирала от счастья в сильных объятиях мужских рук; ощущая на губах жаркие, страстные поцелуи, она испытывала дрожь, которой прежде никогда не знала.

Джим внезапно оторвался и отошел к камину, встал к Фионе спиной, закрыв рукой глаза.

— Уйди, Фиона, уйди, ради Бога, — выдавил он чужим голосом. — Я люблю тебя, милая. Я хочу тебя. Это просто адская мука.

Фиона трясущимися руками схватила плащ, накинула его и робко остановилась.

— Раз я не готов предложить тебе брак, Фиона, я не могу предложить и что-либо иное, хотя, клянусь небом, все в мире отдал бы за то, чтобы быть с тобою.

Он поднял белую руку Фионы, отодвинул край обтрепанного рукава старого черного плаща, нежно поцеловал и сказал:

— Благослови тебя Бог, моя милая. Я никогда, никогда не забуду, как чудесно мне было с тобой.

Не говоря ни слова, они медленно спустились по темной лестнице. Вниз по улице катилось одинокое такси. Джим остановил его и усадил Фиону.

— Я не поеду с тобой. Попрощаемся здесь, — сказал он.

Еще раз поцеловал руку, дал шоферу адрес ее квартиры и расплатился.

Она бросила последний взгляд на Джима, который неподвижно стоял на пустой площади и смотрел вслед такси, пока оно не скрылось из виду.

Дома, в своей квартирке, Фиона всю ночь ходила по гостиной. Спать она не могла. Разделась, легла в постель — все безуспешно.

Она до сих пор чувствовала на губах поцелуи Джима, ощущала его объятия, не могла остановить волнение в крови.

Когда она задремала, на миг ей почудилось, будто он и вправду с ней, но, очнувшись, она поняла, что это был только сон.

Фиона приготовила чашку горячего какао, пробовала почитать, но слова не доходили до ее сознания. Она никак не могла успокоиться.

Она все ходила по комнате, пока не увидела в маленькое окошко, что между крышами Челси пробивается рассвет; и вдруг разрыдалась.

Она долго плакала, а потом, совсем измучившись, провалилась в глухое забытье без сновидений.

Проснулась Фиона от сильного стука в дверь, открыла и обнаружила мальчишку-рассыльного с огромным букетом цветов.

От Джима — подсказало ей сердце, хотя карточки в нем не было.

Букет из белых и красных цветов был уложен в длинную, узкую коробку. «Как в гробу, — горестно подумала Фиона, — в могиле нашей любви».

Она долго не разворачивала упаковку, просто сидела на корточках и смотрела на нежные лепестки цветов.

Только в час дня она поднялась, умылась и оделась.

Подавленная горем, Фиона смутно помнила, что должна завтракать с Дональдом.

Когда тот появился, она еле успела собраться, поскольку потребовалось немало времени, чтобы скрыть следы слез.

Если Дональд, ожидавший в маленькой гостиной, и обратил внимание на цветы, расставленные из-за отсутствия ваз в старые банки из-под джема, то он ничего не сказал.

Она вышла, бледная и измученная, глаза ее были окружены темными кругами. Дональд мельком взглянул на нее и спросил:

— Ты не заболела, Фиона?

Она отрицательно тряхнула головой, и они, не говоря больше ни слова, медленно спустились по узенькой лестнице и вышли на улицу.

Фиона шла, усталая и мрачная, не интересуясь, куда они направляются.

Ее переполняли воспоминания о Джиме. Она ничего не слышала, кроме его голоса, ничего не видела, кроме его глаз, ничего не чувствовала, кроме его объятий.

«Джим, Джим, Джим», — казалось, выстукивали по тротуару каблуки, когда они переходили улицу, и лишь крепкая рука Дональда не позволила девушке попасть под проезжавшую машину.

А потом она обнаружила, что очутилась в небольшом рыбном кафе.

— Что будешь есть? — услышала она голос Дональда.

И вдруг с изумлением осознала, что это первые слова, которые он произнес после того, как спросил еще в квартире, не больна ли она.

Фиона была благодарна Дональду, что он не приставал к ней с расспросами. Посмотрев на него, она заметила, что он и сам выглядит не лучшим образом.

Она никогда прежде не видела его таким озабоченным.

Он изучал меню, явно заставляя себя сосредоточиться.

Наконец Дональд выбрал пирог с рыбой, а Фиона, будучи безразличной к выбору блюд, согласилась на то же самое.

Официантка отошла, и между ними воцарилось напряженное молчание. Они и раньше, бывало, сидели молча, но не оттого, что не находили слов.

Теперь же оба лихорадочно выдумывали тему, с которой можно было бы начать разговор.

В конце концов Фиона спросила:

— Что с тобой, Дональд? — надеясь, что его настроение никак с ней не связано.

Она знала, что Дональд в нее влюблен, но чувствовала, что не вынесет признания, которое на протяжении всей прошлой недели готово было сорваться с его уст.

Он поднял глаза, и Фиона удостоверилась, что ее опасения услышать сейчас его признание абсолютно напрасны.

— Фиона, — хрипло проговорил Дональд, — мне придется просить тебя об одолжении. Мне очень неудобно, но ты — моя последняя надежда, единственный человек, к кому я могу обратиться.

— Господи, Дональд, в чем дело? — Фиону испугало отчаяние в его голосе, и она с готовностью подалась вперед, забыв о собственных горестях.

— Мне надо достать сотню фунтов, — отрывисто сказал он.

— Силы небесные, для чего? — воскликнула Фиона. Дональд оттолкнул от себя тарелку и поставил локти на стол.

— Попробую объяснить, дорогая. Ради Бога, прости меня за эту просьбу. Дело в моем младшем брате. Ты никогда его не встречала, так как он живет не со мной в городе, а с матерью. Уезжает к ней каждый вечер, и хотя мы очень привязаны друг к другу, он настолько младше меня, что мы не можем стать близкими друзьями. У него вполне приличное место кассира в чайном магазине в Сити.

Он работает там уже два года и, по нашему мнению, должен был быть весьма доволен своим местом.

Я виделся с ним вчера вечером. Этот обычно веселый юноша пребывал в крайнем отчаянии.

С трудом я выудил из него все.

Он втянулся в игру из желания произвести впечатление богача на тех, кого считал своими друзьями.

Можно теперь представить случившееся. Он взял деньги в своей фирме в уверенности, что положит их на место до очередной ревизии, и сделал крупную ставку на скачках. Разве при таких обстоятельствах ставят не победителя?

Не похоже, правда? Начал он с десяти фунтов… Десять фунтов — немалая сумма для человека в его положении. Долг составил что-то между пятнадцатью и двадцатью пятью фунтами.

Он рассказывал, что после этого обезумел и стал играть бешено и безрассудно, надеясь отыграться. В последний вечер он знал, что в его распоряжении всего сорок восемь часов, чтоб найти и вернуть деньги, иначе кража откроется.

Если его разоблачат, Фиона, это значит — тюрьма. Он славный мальчик, но слаб характером и может покатиться ко всем чертям.

Ему всего двадцать два, и я должен его спасти. Поэтому я пришел к тебе, Фиона. Мне страшно неудобно тебя просить. Знаю, я не имею на это права, но что мне делать? К кому обратиться? У меня нет богатых друзей, да если б и были, сто фунтов — слишком большая сумма. Ты дашь мне в долг, Фиона?

Клянусь, я верну их в любом случае. Будь у меня время, я не просил бы у тебя. Но я не смогу раздобыть за два дня сотню фунтов.

— Бедный Дональд!

Фиону искренне тронула эта история, и она видела, как тяжело ему было рассказывать.

Она понимала, что пришлось пережить Дональду вчера вечером и как он боролся с собой, прежде чем решился просить у нее деньги.

Она перегнулась через стол, взяла его за руку.

— Ты совершенно правильно сделал, что обратился ко мне, Дональд. Разумеется, я дам тебе деньги. Но у меня всего девяносто. Сумеешь найти еще десять?

Она увидела на его лице облегчение, и он больно стиснул ей пальцы, пробормотав:

— О Фиона…

Ей вдруг показалось, будто с Дональдом вот-вот что-то случится, и девушка быстро заговорила, чтобы дать ему время взять себя в руки.

— Они на депозите, Дональд, — поспешно пояснила она. — Боюсь, не смогу получить их прямо сейчас, но если мы сходим в банк, менеджер все устроит, и ты возьмешь деньги уже сегодня вечером. Пошли, мне тут не нравится.

Они расплатились за завтрак, который остался нетронутым, и вышли на улицу. Вскочили в автобус, поехали к банку Фионы, находившемуся к северу от парка.

— Фиона, я не знаю, как тебя благодарить, — сказал Дональд, когда они выходили из банка. — Объяснять бесполезно, но ты, по-моему, сама знаешь, что совершила благородный поступок и спасла мальчику жизнь.

— Все в порядке, Дональд, — заверила Фиона, беря его под руку. — Не надо благодарить. Расплатишься, когда сможешь.

Она коротко рассмеялась, пытаясь ослабить напряжение. Они направились к станции подземки.

— Ты не будешь возражать, если я поеду в Сити и расскажу брату? — спросил Дональд. — Очень не хочется тебя оставлять, Фиона, но мальчик должен все знать.

— Конечно, — согласилась она. — Скажи ему, я действительно страшно рада, что могу помочь.

— Благослови тебя Бог, Фиона! — вымолвил Дональд.

Фиона пошла назад через парк. День стоял прелестный.

Оставшись в одиночестве, она поняла, что мысли ее возвращаются к Джиму и что она страстно ждет вечера у Пальони, когда сможет его увидеть.