Она икнула. Никита поморщился.

— Угу, я почти тебе поверил.

— Ни с кем! — Алена встала на четвереньки и приблизилась к Никите, дохнула на него смесью перегара и апельсинов. — Но если бы могла — с тобой спала бы ежедневно. Кстати, я не беременна.

Она расхохоталась, и от смеха зазвенели стекла. Никита не поверил ни единому её слову. Легко сейчас заверять, будто измена — не случайность, а порыв бескрайней любви. И ребенка нет, ну-ну. И Серый может быть спокоен, не так ли?

— Не веришь, — Алена с трудом встала на ноги, уперла руки в бока. — Тупица, какой же ты тупица! Ты когда с Сашей начал встречаться — я подумывала повеситься. Но потом поняла, что мы с тобой типа закадычных друзей. Как какая проблема — ко мне. Ну я и смирилась. Ждала, когда вы расстанетесь…

— Дождалась? — Никита тоже встал; исключительно из соображения безопасности — чтобы Алена не завалилась на него всем телом.

— Дождалась. — Она скорчилась. — Аборта дождалась. В пятнадцать лет от человека, которого если не любила, то испытывала симпатию. А куда мне было деваться? Идти с младенцем в коммуналку, бросать школу? Серый сразу сказал, ребенок ему «не в кассу». Вот такой он замечательный, мой муж. Даже денег достал на врача. И теперь, вуаля, я бесплодна. Ты думаешь, я его простила?

Она ухмыльнулась. Так гаденькое, что у Никиты не осталось сомнений: Алена не любила Серого. Самая честная девочка их компании прожила несколько лет с ненавистным ей человеком. Ежедневно принимала его ухаживания, спала с ним, слушала признания в любви и отвечала взаимностью — а сама терпеть его не могла.

— Но я, смею заметить, оставалась ему верна. — Алена гордо выпрямилась. — Ровно до той ночи в клубе, когда ты на несколько часов стал моим. А остальное я сказала со зла. Какое право он, обрекший меня на такое существование, имеет осуждать? Смотреть на меня как на половую тряпку? Я бы и не такое сказала, если бы придумала.

Странно, но Никите захотелось ей поверить.

— Да и плевать! — закончила Алена, сделав шажок к нему. — Пусть разводится, я хоть жить начну.

Она обвила шею Никиты руками и прильнула всем телом. Накрыла своими губами его. Он закрыл глаза.

Она, не Алена, другая, та, о которой Никита должен был забыть, целовалась нежно, робко, каждый раз как в первый. Она вплетала свои пальцы в его волосы и дышала порывисто. Он знал её тело как свое, каждую впадинку, каждый позвонок. Она оживила его.

— Иди спать, — Никита отодвинул Алену. — Ты пьяна.

— Ты тоже! — поспорила та.

— Знаю, — кивнул Никита.

— Она тебя не простила! — Ледяной смех ударил по вискам. — Ты ей противен, уж поверь такой же сломанной, как и она. Ты можешь думать о своей Саше сколько влезет, но ты не вызываешь в ней ничегошеньки, кроме неприязни.

— Знаю, — повторил Никита.

Он собрался за пять минут и, заказав такси, поехал к ней. К той, которую обещал ненавидеть. Той, что изломала его жизнь. Той, чью жизнь он сломал первым. Никита долго трезвонил в дверь, прижавшись к стене лбом.

Ему было что сказать; а ей — что ответить.

42.

На выздоровление понадобилось две недели. Я приходила в себя, непонимающе хлопала глазами, пила какие-то витамины и безвкусные пилюли, подсунутые Егором. Ко мне даже вызывали элитного врача, и тот заявил, что всё это — последствия сильнейшего стресса (будто бы это было не очевидно). Предложил сильное успокоительное, от которого Егор отказался. В глубине души он мечтал, как всё у нас наладится, но сегодня я окончательно съехала. Если ему когда-либо понадобится помощь, любая, — я сделаю всё. Да только жить с нелюбимым — выше моих сил. Даже в те дни, когда я ненавидела Никиту так, что горчило во рту, мне не было настолько тяжко; не хотелось выть, не хотелось сбежать.

В комнате общежития, которую я честно оплачиваю (чтобы в любой момент вернуться сюда), пахнет пылью и воспоминаниями: об Ире, о нас, о прошлом, о первых наших победах. До чего я докатилась? Мечтала растоптать человека, неделями продумывала планы мести. Где та невинная девочка с лентами, которая приходит ко мне в кошмарах? Почему все её мечты стерлись, а заменила их тьма?

На той неделе меня вызывал следователь по делу Иры, но я ничего ему не смогла сказать, как бы ни хотела. Расследование зашло в тупик, как и дело о деньгах из нашего сейфа. Наверное, это начало конца.

Нет! Я должна выстоять. Хватит вести себя как тряпка, которую жизнь ничему не научила. Стенаю, ною, плачу. Возможно, я не смогу отомстить за Иру, но вернуть «Ли-бертэ» в моих интересах.

Звоню Лере. Та отвечает моментально, будто я скажу ей какую-нибудь обнадеживающую новость.

— Да?!

— Лер, сколько денег нужно, чтобы встать на ноги?

Если бы я хоть что-то понимала в финансах…

— Саша, — она запинается, — тут такое дело… — долгое молчание. — Нам уже ничем не помочь.

Я разеваю рот как рыбешка, выброшенная на берег. Зажмуриваюсь, надеясь, что эта фраза испарится.

— Но есть и хорошая новость… Тот клиент…

— Какой клиент?!

— Который хотел купить нашу фирму, готов сделать покупку и сейчас. — Лера глупо хихикает. — В прибыли от сделки мы, конечно, проиграем, да и должностей нам не дадут, но…

— Нет! — рычу я. — Мы справимся сами!

— Не справимся. За то время, что ты болела, всё стало совсем плохо. Новость о смерти Иры подкосила наши продажи. Клиенты недовольны, «Ли-бертэ» закроется и так, и иначе. Саш, если речь идет о полном отказе прислушиваться к моему мнению, я не буду помогать тебе. Выкарабкивайся сама, свою долю я, скорее всего, продам в ближайшее время.

И вешает трубку, не дав мне закончить мысль.

Да без проблем, выкарабкаюсь. Надеюсь, пары миллионов, которые я выручу с продажи бабушкиной квартиры, хватит, чтобы восстановиться.

Я звоню на склад, начальнику над курьерами, девочкам-операторам и понимаю, что всё не так уж и плохо. Честно говоря, паника Леры непонятна. Пропали деньги? Так из сейфа, выручка, с этим разберется полиция. Но на счетах всё в порядке, а подкошенный имидж — не самая большая проблема. "Черный пиар — тоже пиар" — как любила повторять Ира, когда у нас что-то не складывалось.

Смотрю на соседнюю койку, аккуратно заправленную владелицей еще тогда, когда она переезжала в собственную квартиру. Как же не хватает Иры. Кто так поступил с ней, а главное — за что?

Дробь в дверь отвлекает. Я заглядываю в «глазок», но в коридоре никого нет.

Черная тень налетает, едва я приоткрываю дверь. Она нависает надо мной, а потом в нос забивается горечь, резкая спиртовая вонь — и краски плывут.

43.

Никита трезвонил без остановки. Наконец, замок щелкнул.

— Саша уехала, — просто ответил Егор, открыв дверь. — К себе в общежитие, — добавил он нехотя.

— Спасибо.

Они изучали друг друга, и каждый мысленно спрашивал себя: «Чем же он лучше меня? Почему она выбрала его?»

Двое мужчин, влюбленных в одну женщину, чокнутую, но жизненно необходимую. Они могли бы избить друг друга до смерти или вместе напиться и остаться закадычными друзьями. Но они разошлись.

После Никита долго стоял в холодном зале магазина цветов, пытаясь выбрать букет, который понравился бы Саше. И понимал, что не помнит её вкусов. Совсем! Какие цветы она любит? И любит ли их вообще?

Чем дольше Никита ходил от букета к букету, тем сильнее понимал: он не знал Сашу никогда, кроме детства. Да, маленькая она обожала любые подарки, даже самые пустяковые. Тащилась от шоколадных конфет с начинкой и ненавидела желейные. А потом? Что интересно взрослой Саше, чем она увлекается?

— Молодой человек, — девочка-продавец отвлекла его от горького раздумья, — если слишком дорого, у нас есть букеты по уценке. Показать?

Никита покачал головой. Да не в деньгах дело! Он все-таки взял пять кроваво-алых роз и понес их в общежитие. Но у самых дверей того встал как вкопанный. Зачем ей розы?

Только теперь он понял, что может потерять её навсегда. Не помогут ни цветы, ни подарки, ни драгоценности. Ей нужно что-то другое. Но он даст ей что угодно, даже самое нереальное.

И в тот самый момент, когда Никита хотел вбежать по ступеням, он увидел Сашу, его Сашу, которую запихивал в неприметную «десятку» какой-то парень. Букет упал на крыльцо, осыпавшись хрупкими лепестками.


Тогда.

44.

Час возмездия официально начался ранним утром с пяти пропущенных вызовов. Никита долго намывался в душе, а на его телефон трезвонил без остановки начальник отдела. Сначала Саша даже не придала этому значения, но потом осознала: просто так по несколько минут не названивают. Она выключила звук, обдумывая, что делать дальше. Сердце колотилось как ненормальное.

Следом пришло смс.

«Почему не берешь трубку? Встреча перенесена на сегодня, в десять утра!!! Не опаздывай, ЭТИ клиенты ждать не будут».  Замечательно. Она, хмыкнув, стерла сообщение и выбрала режим «в самолете», в котором запрещался прием и отправка любых звонков или сообщений. Подошла к Никите, смешному, взъерошенному, чистящему зубы, и промурлыкала на ухо:

— А давай сегодня никуда не пойдем?

Её пальцы пробежались по его лопаткам, скользнули по позвонкам, нащупывая каждый. Никита посмотрел на неё через зеркало.

— Саш, а как же работа?

— Один денек погоды не сделает. Неужели там не справятся без тебя?

— Справятся, конечно, но мне сейчас никак нельзя отдыхать. Начальник только начал ко мне присматриваться.

— Всего день!

— Я обещаю взять недельку отпуска к маю, съездим с тобой куда-нибудь, а сегодня…

— Хотя бы часик!

Саша скуксилась, словно собиралась расплакаться.

— Эй, ну не дуйся! Ты победила! И правда, неужели я не могу позволить себе выходной до обеда? Скажу, что ходил к врачу или что попал в гигантскую пробку.

Никита отложил зубную щетку, и Саша потянула его за теплую ладонь в спальню. Толкнула на кровать, села сверху. Во рту пересохло, и говорила она с хрипотцой.

— Проведи это утро со мной, пожалуйста!

Им было так хорошо и легко, наверное, впервые за все отношения. Азарт в крови и осознание того, что в эту самую минуту решается судьба всей его карьеры, подогревали Сашу как дорогой алкоголь. Она терзала и целовала, гладила и кусала. Ненавидела и любила.

После Никита блаженно развалился на кровати, подсунув под щеку ладонь, а Саша изучала фотографии на полке. Маленький мальчик, улыбчивый и веселый. Когда же ты научился изменять, а после клясться в вечной любви?

Телефон она вернула в обычный режим. Никите обзвонилось начальство. Выждав до половины одиннадцатого утра, Саша показательно подбежала к нему с трубкой. Растолкала.

— Тебя! — пихнула мобильный под нос.

Он, сонный, слушал и не отвечал, а краски отхлынули с лица. Конечно, он с пеной у рта доказывал, что уже едет (надевая штаны), и орал, что всё объяснит (криво застегивая рубашку), но в итоге обреченно упал обратно на кровать. И простонал:

— Вот и отдохнули.

Всё было очевидно: Никита завалил встречу, он изгнан. В крупных компаниях не терпят провалов и не слушают оправданий. Старания папочки прошли даром — сыночку придется заняться чем-то, отличным от банковского дела.

Саша улыбнулась глазами, а сама качала головой и цокала языком, мол, как несправедливо и горько. Обнимала, гладила по волосам, утешала и, разумеется, корила себя, ах, какая она нехорошая, как она могла уговорить Никиту посидеть одно утро дома. Тот без эмоций упал лицом в подушку и попросил его не трогать.

— Извини, — сказала Саша, закрывая за собой дверь.

Рано раскрывать карты. Следующая страница — учеба.

45.

По счастливой случайности (хотя неспроста говорится, что случайности неслучайны), ректор института, где обучался Никита, был товарищем Лериного папы.  С Лерой Саша встретилась в кафе на второй день, но размениваться на болтовню и чаепитие не стала — сразу приступила к делу.

— Можно выпихнуть из нашего банковского института одного человека?

Лера пососала ложечку.

— В теории — да. На практике понадобится подключить всё моё обаяние, чтобы папа переговорил с Иосифом Витальевичем, ну, ректором. Всё-таки это не в тапки ссать, а серьезная подстава.

— Ты попробуешь?