– Любовь Николаевна, Люба – кто?!

– Аркадий Андреевич погиб.

Запнулся на мгновение, потом склонил голову.

– Мне жаль. Я его мало знал, но, кажется, он был достойным человеком.

– Он был безупречен, – ровно сказала она. – Не человек, а совершенство.

Он удивился прихотливости человеческого восприятия. Кто бы мог подумать, что такой человек, как Люба, увидит совершенство в неуклюжем и некрасивом докторе-большевике, вечно озабоченном поносами, катарами и классовой борьбой…

– Я приехал, потому что мобилизация, и лошадей реквизировали, и еще много всего… Я подумал: Синие Ключи, деревня, крестьяне…

– Ты правильно подумал, Александр, – кивнула Люша. – И хорошо, что приехал. Дел в поместье и в деревне много, хватит нам обоим.

– Но что же ты думаешь теперь… Когда Аркадий Андреевич погиб…

– Теперь я буду жить дальше, – спокойно сказала Люша, плавным жестом охватывая себя руками.

Гречанка Элени, с которой Александр жил в Константинополе, и которая родила трех детей, легко сумела бы прочесть жест Люши. Александр же ничего не понял.

– Мы все изменились, – сказал он. – И мир вокруг нас изменился тоже. Ничего больше не будет прежним.

– Да, – согласилась Люша. – И все равно – надо жить.