А Томас говорил о венчании, как будто оно меня успокоит, умиротворит. Как будто я молчу лишь затем, чтобы заставить его жениться. Мне в ответ хотелось плюнуть ему в лицо. Однако в холодном свете дня было ясно, что выбора у меня нет. Вернуться я не могу. Нравится мне это или нет, Томас теперь — моя единственная семья.

Глава 10

Вечером накануне свадьбы я в последний раз примерила кремовое бальное платье. Увидев себя в зеркале, я едва удержалась от слез. Платье было чудесное, его следовало носить в мире роскошных балов и карет, в мире, где на цивилизованных улицах есть мощеные тротуары. В крошечной церквушке Ратбеггена, где должно состояться наше венчание, это платье будет смотреться просто нелепо. Я вспомнила свои радостные ожидания, надежды и мечты того дня, когда в этом платье появилась на своем первом балу в Бате. Затем я внимательно рассмотрела свое отражение. Пожалуй, теперь я выглядела старше и увереннее в себе. Замужество давало определенные преимущества, да и Томас, если забыть наши конкретные обстоятельства, не такой уж скверный жених. По крайней мере, он еще не стар, не лыс и имеет собственные зубы. Уже много дней, как он нежен и заботлив — помогает сесть в экипаж или выйти из кареты, поддерживает меня под локоть, берет за руку. В конце концов, он мог бы меня просто-напросто бросить, и что бы тогда со мной сталось? Порой, когда он улыбался или рассказывал забавную историю, я вспоминала, почему он в самом начале пришелся мне по душе. Жизнь — ряд грубых пробуждений, но это ведь лучше, чем жить в приснившемся мире, убеждала я себя. Я утерла слезы с глаз, затем аккуратно завернула роскошное бальное платье в бумагу и положила в сундук. Томас прав: надеть скромное платье из овечьей шерсти куда как разумнее; к тому же в нем гораздо теплее.


В день нашего венчания дождь хлестал густыми серыми струями, и мне пришлось бегом бежать от кареты через церковный двор, чтобы не промокнуть до нитки. В самой церкви почти не было цветов, лишь горшок с желтым утесником и белыми хризантемами, которые чаще увидишь на похоронах, чем на свадьбе. Венчал нас брат Томаса; его жена и ребенок были единственными свидетелями. Томас был в своем мундире, а я в синем шерстяном платье, под которое надела шерстяную же сорочку.

Торопливо шагая к алтарю, я вдруг осознала и прочувствовала всю драматичность события. Ведь мы же сбежали вместе, в конце-то концов! Что может быть романтичнее? У алтаря я улыбнулась Томасу, крепко сжала его руку. Викарий бесконечно чихал, и я с трудом подавляла неуместное хихиканье. Поклявшись друг другу в верности, мы с Томасом дрожали от холода в объятиях друг дружки. «Мой муж», — шептала я неслышно, наслаждаясь сочетанием двух коротких слов. Отпраздновали чаем и глазированным бисквитом. Хоть и вышло все очень скромно, я была довольна. Желай я свадьбы с сотней гостей и роскошным угощением, могла бы выйти за судью.


Родовое гнездо моего супруга находилось в Вексфорде, у подножия горы, которая полдня загораживала солнце. Дом был основательный, квадратный и назывался Бэлликристалл, хотя ни на какой кристалл ничуть не походил. Мой свекор был вдовцом; в доме постоянно бывали гости, но в сущности он жил один. Отсутствие хозяйки сказывалось: дом был порядком запущен, повсюду лежала пыль. Куда ни войди, в каждой комнате наткнешься на удочки, ружья, седла, сапоги.

Отовсюду съезжалась новая родня, чтобы поглядеть на супругу Томаса. Меня знакомили с родственниками и местной знатью; нас посетили мировой судья, викарий и даже врач. Порой всерьез казалось: сейчас кто-нибудь начнет осматривать мне зубы. Томас с огромным удовольствием сообщал всем и каждому, что я происхожу из достойной англо-ирландской семьи; я чувствовала, как постепенно вплетаюсь в паутинку местного общества, как меня принимают во взрослую жизнь замужней женщины.

— Это моя жена Элиза, — с гордостью объявлял Томас. — Ее мать из семейства Оливеров в Корке.

Люди кивали, приподнимали брови, обменивались удивленными взглядами.

— Не из тех Оливеров, что живут в замке Оливер?

— Из тех самых, — уверял Томас, сияя. — Дед Элизы по материнской линии — сэр Чарльз Сильвер Оливер.

Викарий крепко сжал мне руку, мировой судья поклонился, доктор погладил усы.

— Вот как оно, — промурлыкал он.

— Сэр Оливер был шерифом Корка, — самодовольно сообщил мой супруг. — Так же, как до него — его отец.

Томас излагал подробно, если гость не был близко знаком с обществом того самого Корка. В таких случаях он испытывал приступы невероятной скромности, и разговор очень быстро переходил на другое. О том, что моя мать — незаконнорожденная, Томас не сообщал, а о сомнительных предках моего отца ни разу не обмолвился ни единым словом.


Жизнь в Бэлликристалле неторопливо проходила в охоте и бесконечных чаепитиях. Женщины в семействе Джеймс были вялые, бледные и скучные, а мужчины готовы стрелять во все, что попадется на глаза. Совершенно не похожи на меня, как будто в наших жилах не текла одна и та же ирландская кровь. Когда мне случалось выезжать на лошади в одиночку, я часто встречала местных крестьян и с некоторым смущением видела, что как раз у них такие же черные волосы и синие глаза, как у меня.

Однажды я чуть не задавила молодую пару, которая шла по проселку навстречу. Мне пришлось натянуть удила и остановить лошадь, потому что они и не подумали отступить в сторону. Оба они были босые, какие-то совершенно дикие. У женщины на голове был платок, мужчина тащил корзину с дерном. У обоих были одинаково густые, блестящие волосы и яркие живые глаза. Они просто стояли и смотрели на меня, и пришлось сказать, чтобы они посторонились и дали проехать. Худые, одетые скверно, чуть ли не в нищенские лохмотья, они при этом казались непомерно гордыми. Пришпорив лошадь, я ускакала, но в душе еще долго жило непонятное беспокойство.


Для окружающих мы с Томасом ничем не отличались от любых других молодоженов. Если я порой впадала в уныние или Томас вел себя чересчур властно, никто ни о чем не спрашивал, не высказывал свое мнение. Между нами стояло воспоминание о той ночи, когда он мной овладел; я ни на минуту не забывала, что мне ничего не остается, кроме как подчиняться — и на людях, и наедине. Пока я была уступчива и послушна, Томас улыбался и был само очарование.

Не прошло и нескольких недель после нашего бегства из Бата, как Томас завел речь о предмете, в котором я оказалась совершенно несведуща. Выяснилось, что любовь и деньги сложным образом связаны друг с другом. Еще до того, как нам пожениться, Томас просил меня написать матери в надежде получить ее согласие. Второе письмо, тоже якобы от меня, намекало, что неплохо бы выделить мне кое-какие деньги. Когда мама отказала в благословении, Томас принялся открыто требовать.

— Твой отчим — майор, черт побери! Уж конечно, они должны дать тебе приданое!

Порой он начинал петь по-другому:

— Сокровище мое, ты привыкла жить в условиях, которых я при всем желании не могу обеспечить. Если б я мог осыпать тебя жемчугами и подарками, я бы так и сделал, ты знаешь. Было бы естественно, если б твои родители выразили желание нам помогать.


Неделя шла за неделей, и я постепенно осваивалась в новой жизни. Становились понятнее разговоры моих золовок и прислуги на кухне. В доме было неспокойно: до моих ушей доносились слухи о том, что скот крадут, на доверенных лиц нападают в дороге, на дверях конюшни появляются записки с угрозами. Однажды я в холле столкнулась с сестрами Томаса, Джейн и Амелией, которые несли поднос с едой в нежилое крыло дома. Я осведомилась, куда и зачем они направляются. Переглянувшись, они позвали меня с собой.

— Сестра, пойми, — сказала Амелия, — нам приходится сносить от мужчин знаки внимания, но некоторые женщины платят страшную цену.

— Приготовься, — добавила Джейн, — познакомиться с Сарой, женой Майкла Джеймса.

Комната Сары находилась в конце коридора, куда, как я думала, никто не заходит. Стоило Амелии открыть дверь, в нос ударила густая вонь. Комната была пропитана смрадом отхожего места. Увидев меня, жена Майкла Джеймса растерялась.

— Не волнуйся, — проговорила Джейн, — это всего лишь молодая жена Томаса.

Сара оказалась маленькой худенькой женщиной с острым личиком и нервными руками. Волосы у нее были светлые, с теплым медовым отливом, парчовое платье — нежного цвета в мелкую полоску. Не будь Сара такой худой, она была бы очень миловидной. Улыбнувшись принужденной вежливой улыбкой, она жестом предложила нам сесть.

— Извините, — сказала она смущенно, — тут ничего не поделаешь.

Пока мы вымученно вели беседу о последней моде в Бате, Сара то и дело проводила рукой по юбкам, приглаживая ткань, словно желала сказать: «Будь моя воля, я бы стерла этот ужасный запах».

— Я люблю своих детей, — призналась она. — Это меня и поддерживает.

— Но зачем же вы прячетесь? — выпалила я, не подумав.

Джейн коснулась моей руки, призывая молчать, Амелия покачала головой.

До сих пор я не имела представления о том, как рождаются дети, и от всей души пожалела, что об этом узнала. Как оказалось, случай с Сарой — далеко не единственный. В сущности, ей повезло, что она осталась жива. Когда она рожала второго ребенка, ее внутренние органы порвались; сколько бы она ни мылась, ее сопровождал запах мочи и испражнений. Муж регулярно присылал деньги, но редко ее навещал. Когда приезжали дети, они тоже очень скоро начинали испытывать отвращение. Бедная Сара жила совсем одна в нескольких пустых комнатах.

Когда мы уже собрались уходить, она схватила меня за руку:

— Томас — хороший человек. Но вам, Элиза, придется научиться всяким штукам, чтобы держать его на расстоянии. Вовсе незачем торопиться с детьми, что бы он ни говорил.

В ту ночь после близости с мужем я принялась особо тщательно мыться в надежде, что удастся смыть риск забеременеть. И ломала голову над словами Сары. Какие такие штуки смогут удержать Томаса на расстоянии? Он сладко спал, а я с силой терла бедра, пока не ссадила кожу.


Не могу сказать, что я была несчастлива с Томасом. Уютно устроившись в постели вечером, в тепле и безопасности под боком у мужа, я утром просыпалась — и он был тут же, и мне по-прежнему было уютно и тепло. Мне доставляли удовольствие семейные мелочи — отряхнуть ему плечи, опереться на его руку, вложить пальцы в его сильную ладонь. Он меня забавлял, удивлял и радовал приятными неожиданностями. Однако я думаю, по прошествии некоторого времени его охватило такое же беспокойство и жажда перемен, как и меня. Дома он был занят только охотой да приемами гостей, и, когда он заговорил о возвращении в Индию, я обрадовалась.

Конечно, я стала чувствовать себя спокойнее, привыкла быть с Томасом на людях. Я даже позволяла себе поддразнивать его, возражать и огрызаться. Однажды мы всей семьей играли в карты; у Томаса на руках был фул[7], и мой муж глядел победителем. Однако я выложила козырного туза и выиграла. Его отец засмеялся, Амелия подавила усмешку. Томас мгновенно пришел в дурное настроение, замкнулся, замолчал и весь оставшийся вечер дулся.

Я уже легла в постель, когда он явился в спальню, разделся, забрался на меня сверху и отбросил прочь книгу, которую я читала. Томас стоял надо мной на коленях, голый и возбужденный. Нагнувшись ниже, он потребовал, чтобы я взяла его мужскую плоть в руки.

— Делай, что сказано! — велел он.

Я отпрянула, но он схватил мою ладонь и положил, куда хотел. Я впервые коснулась этого его органа. Под рукой пульсировала кровь. Томас прижал пальцами мою руку и принялся двигать ее вверх-вниз.

— Не вздумай еще раз меня унизить, — проговорил он.

— Но это же была всего лишь игра, — возразила я робко.

— Сильнее, — велел он. И добавил: — В Индии женщины умеют удовлетворить мужчину ртом.

Я пришла в ужас, а он засмеялся.

— Ну, давай! — Он сунулся к самому моему лицу.

Отверстие на головке его члена уставилось, словно жадный глаз. В нем выступила беловатая капля, упала. Прежде чем Томас сумел добиться своего, я со всей силы его оттолкнула. И тут он закатил мне такую пощечину, что зазвенело в голове. Лицо у него подергивалось и кривилось.

— Научишься, — посулил он.

Натянув одежду, Томас вывалился из спальни, и спустя несколько минут я услышала удаляющийся конский топот. Я лежала, держась за щеку, которая так и горела. Вспоминала, как мы с Софией, смеясь, рассуждали о том, какие у нас будут мужья. Когда появился Томас, я подумала: «Если уж надо выйти замуж, то почему бы и не за него?» Наверное, все мужья так обращаются с женами. Придется каким-то образом научиться смирять свою гордость. Закрыв глаза, я попыталась уснуть. Такова жизнь в браке, и надо к ней привыкнуть. Нравится мне это или нет, Томас все равно попытается вылепить меня такой, как ему хочется.