А Вера? Не думая об осторожности, она продвигалась на ощупь вперед по узкому коридору, прорытому в незапамятные времена в толще земли. Нащупывая руками стены и свод, она поняла, что они выложены камнем, как и пол тоннеля. Вскоре он стал чуть-чуть расширяться, так что она могла выпрямиться. Со всех сторон ее окружала кромешная темень.

«Надо было фонарик взять! – мелькнуло в ее голове. – Что ты мелешь, дура! Какой фонарик – только б скорее найти…»

– Але-еша! – крикнула она, но низкие своды и спертый воздух приглушали все звуки. Ее крик был больше похож на сдавленный стон.

Ее нога наткнулась на что-то. Это была кирка – Вера нащупала рукой ее острый край и деревянную ручку.

– Где-то здесь! Уже близко… Ну, еще немного, только бы свод не обрушился… – Она начала разговаривать вслух – так ей легче было продвигаться вперед. Внезапно рука ее увязла в пустоте – больше стены коридора не было… Она попыталась вновь отыскать ее и поняла, что в этом месте коридор значительно расширился, образуя нечто вроде каменной комнаты.

И тут послышался стон! Слабый, протяжный и еле слышный. Вера кинулась на этот звук, но ноги от волнения подкосились, и она упала, больно ударившись о камень.

– Алешка! Алешенька, где ты? Это я! Я здесь! Ты слышишь меня? Алеша, где ты?

Стон повторился. Вера стала ползти вперед прямо на четвереньках… и скоро наткнулась на тело мужчины, лежавшего, прислонившись спиной к стене. Задыхаясь, спеша, она стала ощупывать пальцами лицо лежавшего и с воплем узнавания приникла к нему губами.

Он был жив! Она нашла его!

– Алешка, милый мой, это я, Вера! Очнись, ну пожалуйста! Господи, помоги мне! – горячо шептала она, осыпая его лицо поцелуями и обливая слезами.

Лежавший вновь застонал, и наконец Вера услышала слабый, до боли родной голос:

– Где я?..

– Ты со мной, миленький, все хорошо, ты со мной! – лепетала она, пытаясь хоть чуть-чуть приподнять его. – Лешенька, ты можешь двигаться? У тебя что-нибудь болит? А? Скажи мне где?!

– Ничего… Ничего не болит. Ве-ра… – Она почувствовала, как его пальцы медленно сжались вокруг ее запястья. – Ве-ра, – повторил он и шевельнулся, пробуя приподняться, – тут Вальтер. Он… Помоги ему.

– Хорошо, хорошо, сейчас, – хлопотала возле любимого Вера, не в силах от него оторваться.

Внезапно в тоннеле послышались голоса и по стенам заметались огни фонариков. Это шли полицейские. Через пару минут они обступили двоих русских – женщину и мужчину, перепачканные лица которых невозможно было узнать…

Вера, не понимавшая по-немецки ни слова, стала брыкаться, отталкивая услужливые руки, которые пытались помочь ей подняться. Ей казалось, что ее хотят оторвать от Алеши, что их хотят разлучить… Это была своего рода истерика… Но в конце концов, вслушиваясь в успокаивающие интонации полицейских, она уступила. Две пары сильных и ловких рук подняли Алешу и понесли к выходу.

– Тут должен быть еще один! – кричала Вера, цепляясь за Алешу. – Хенде хох! Тьфу, что я говорю… Хальт! Стоять! Тут еще один человек! Айн, цвай… Цвай манн! Два человека здесь… – Ей улыбались, кивали и неуклонно влекли к выходу – на свет божий…

Оказавшись на воле, она кинулась к Алеше на грудь и всю ее залила слезами. Слезы лились нескончаемым потоком, но глаза улыбались. Алексей слабеющими руками старался покрепче прижать ее к себе и шептал:

– Дорогая моя… Любимая!

Тут же подоспели врачи, которые осмотрели Алешу и, к своему изумлению, не нашли у него на теле ни царапинки – никаких повреждений… Откуда ни возьмись к Вере с криком радости кинулась Ольга. После бурных объятий обе несколько успокоились, и Ольга взяла на себя функции переводчика.

– Они говорят, у него ни царапинки! – смеялась она. – Просто он в шоке! Он пережил сильнейший стресс… Это шок, Вера… Они говорят, дня два полежит в полном покое, его на всякий случай еще обследуют – и будет как новенький!

Вслед за Алешей из провала вынесли Вальтера. Он был без сознания. Но и у него, по словам врачей, не нашлось никаких травм и повреждений. Только левая щека была довольно сильно обожжена…

Вера заметила, как мимо на носилках пронесли тело, запеленутое в специальный полиэтиленовый чехол. Ольга в ту сторону даже не глянула, а в ответ на вопросительный и испуганный взгляд подруги бросила коротко:

– Это Веренц…

Вальтер начал понемногу приходить в себя. Возле него хлопотала Берта. Девочек уже отвели в машину. Никита ни на шаг не отставал от Ольги, словно боясь, что снова ее потеряет. Алеша силился подняться с носилок, на которые его уложили, но врачи строго-настрого запретили ему вставать. И Вера им помогала:

– Полежи, отдохни! – ерошила она ему волосы. – Теперь спешить некуда. Смотри-ка, туман рассеивается… Наступило утро. С добрым утром, Алешка!

Вскоре вереница машин двинулась в сторону близлежащей больницы. И «фольксваген» Никиты от них не отставал.

Дом опечатали и на всякий случай оставили дежурить наряд полицейских. Впервые за долгие, долгие годы имение опустело. Снова над прудами ветер гнал золотящиеся облака. На грушевых и айвовых деревьях уже завязались крошечные плоды… Наступил июнь, и птицы дружным щебетом праздновали первый день лета… И только возле вскрытого подземного хода не было ни одной птички!

ЭПИЛОГ

Алеша сидел на крыльце своего дачного домика и то и дело поглядывал на часы. Он ждал Веру. Она обещала вернуться из города еще до обеда, но время подходило к ужину, а ее все не было…

Был конец августа. Тяжелые ветви яблонь, усыпанные созревающими плодами, склонялись кое-где до земли, и он подумал, что надо бы подпорки поставить – один порыв ветра – и они могут не выдержать, сломаться!

«Пойду-ка на станцию, – решил он, – вечереет… А в деревне шалят! Мало ли что может случиться – лучше встретить ее на платформе».

Но едва он вышел за калитку, как увидел ее: легкая, тоненькая, она спешила к нему, окутанная теплым светом заходящего солнца. Увидев мужа, кинулась к нему с возгласом радости, и весь мир для обоих качнулся, поплыл, когда их губы слились в поцелуе.

– Ну что ты так долго? Я уж волноваться начал! – ласково укорял он ее, увлекая к дому. – Пойдем… пойдем скорее… я так соскучился!

– Погоди, Алешенька, погоди, дай рассказать… – Вера слабо пыталась сопротивляться, но Алексей подхватил ее на руки и пронес прямо в их маленькую комнатку, почти все пространство которой занимала необъятных размеров кровать…

И, охваченная нежной страстью, покоренная его ласками, она вскоре забыла обо всем на свете. В любви они настолько чувствовали друг друга, что казались одним существом, и длили, длили восторги объятий, не в силах остановиться, прервать эти минуты безраздельной близости и полноты, дарующие им ощущение абсолютной слиянности с миром…

– Ну, милый… Ну погоди… Ах, Боже мой!

Но он не давал ей передохнуть, и когда они наконец оторвались друг от друга, был поздний вечер.

Они решили поужинать прямо в саду и вынесли стол под сень старой вишни, ее листья уже начинали желтеть.

– Ну так что ты мне хотела сказать? – Алеша курил, откинувшись на спинку плетеного кресла и любуясь Верой, разливавшей чай в высокие расписные кружечки. Ее каштановые волосы растрепались под ветром, а в лучистых глазах плясали веселые огоньки.

– Ну вот и главная новость – мой роман принят! Они говорят, что это самый настоящий бестселлер! И знаешь… ох, не хотела тебе говорить, хотела прямо бухнуть на стол договор с киностудией!..

– Что-что? Какая такая еще киностудия?

– Мой редактор… он показал рукопись своему другу. А тот – кинорежиссер, он как раз сейчас закончил съемки и ищет что-нибудь новенькое. В общем, мы делаем с ним совместный сценарий! По моему роману будет снят фильм! Ты представляешь, Алешка?! – Она завизжала и, прыгнув, как белка, к нему на колени, сжала в объятиях.

– Та-а-ак! – слегка отстранился Алеша и несколько помрачнел. – Ты, значит, с этим кинорежиссером в Москве задержалась?

– Ну да! А что тут… Ба! Да ты, никак, ревнуешь? – Она расхохоталась и принялась тормошить мужа, веселясь, как ребенок. – Ты ревнуешь, ты ревнуешь, дурачок, дурачок! – в ритме детской считалочки затараторила Вера. – Прямо как Веренц!

Это имя, слетевшее у нее с языка, вдруг разом переменило их настроение. От былой беспечности не осталось и следа…

Алексей поднялся и, предложив Вере руку, сказал:

– Накинь что-нибудь теплое. Пойдем-ка пройдемся. Вечер уж очень хорош…

Она видела, что все пережитое нахлынуло на него, наполнив душу горьковатым привкусом воспоминаний…

Они побрели, обнявшись, по опустевшему поселку, – дачники уже начали разъезжаться – летний сезон окончился, детей ожидала школа, а взрослых – нелегкий рабочий год… Дождливая, промозглая осень. И долгая муторная московская зима…

– Алешенька, не надо грустить… ведь все хорошо! Все целы и невредимы, а мы… теперь мы обрели свое право на счастье. Можно сказать, мы искупили свою вину перед ней… перед Олей!

– Каждый из нас в чем-то виноват друг перед другом… И всего не искупишь… – Алексей остановился и взглянул в глаза своей возлюбленной, недавно ставшей его женой, – они обвенчались на прошлой неделе, на яблочный спас…

– Не думай об этом! – Зеленоватые Верины глаза сверкнули золотистыми всполохами. – Мой любимый, не надо об этом… С Оленькой, слава Богу, ничего не стряслось – мы подоспели вовремя! И Берта с Вальтером… Как ты думаешь, они приедут на Рождество, как обещали?

– Наверно, приедут… и девчонок своих привезут! Москву им покажем… – При этой мысли Алеша повеселел и крепко обнял жену за плечи. – Да… До чего же загадочна жизнь! Как странно все то, что произошло с нами… Я так до конца во всем этом и не разобрался… Почему Никита все же решил вызвать полицию? Как догадалась Ольга, что вот-вот обрушится дом?

– Она не догадалась… По-моему, она это почувствовала. Ведь у нее дар ясновидения!

– Да. Жестокий дар, надо сказать…

– Все дары жестоки по-своему… Но это ведь такая радость – иметь особый творческий дар! Как твой, например… А Ольга… Как думаешь, она выздоровеет? Берта говорила, что припадок, который последовал на следующий день после всех этих жутких событий, был самым тяжелым…

– Она справится – она же сильная! Берта сказала, что у балерин необычайно крепкий организм. Она под присмотром Берты и Вальтера… А кроме того, с ней рядом Никита.

– Ты думаешь… – Вера с надеждой взглянула на Алексея.

– Да, я уверен! Они будут вместе. Он так любит ее… Удивительно, как получилось, что они ни разу не пересеклись здесь, в Москве, когда мы с Ольгой еще были женаты… Впрочем, мы тогда с Никитой практически не общались – он долгое время вообще ни с кем не контачил, жил в полной изоляции. Этаким отшельником! Любовь свою тайную лелеял… Он ведь мне все рассказал там, в Германии. Когда меня уже из больницы выписали. Но зато теперь он вознагражден сполна! – порадовался Алеша. – Теперь они вместе…

– Думаешь, она переберется к нему?

– Не думаю – уверен! Только ей понадобится какое-то время, чтобы в себя прийти… Но Никита это хорошо понимает. И не торопит ее. Отдышаться дает… Он большой молодец!

– Да… Алешенька, помнишь тот наш разговор о драконе? О творчестве… Знаешь, мне теперь ничего не страшно! Мне кажется, мой страх – мой дракон – куда-то исчез… Особенно после венчания. Мы вместе, а значит, мы со всем справимся! Слушай, а кто все-таки купил у тебя все портреты Ольги? Почему ты от меня это скрываешь?

– Я не скрываю, просто не хотел возвращаться ко всему этому. Берги купили. Когда Вальтер узнал, что у меня в Москве есть портреты их спасительницы, он тут же попросил меня их продать. И выложил гораздо большую сумму, чем я называл… Вернувшись, я сразу же оформил в Министерстве культуры все нужные документы на вывоз и передал их с приятелем, который ехал во Франкфурт. А деньги Вальтер отдал мне еще в Германии, даже не видя картин… Теперь они, наверное, в доме. Он, скорее всего, уже восстановлен – у них это быстро делается!

– И все-таки почему он обрушился? – Вера в который раз возвращалась к тем страшным событиям, которые им довелось пережить.

– После той… вспышки рухнули стены этого подземелья. Оно ведь, оказывается, было прямо под домом. И шло дальше, за пределы имения. Настоящий подземный ход! Полицейские потом его долго исследовали, археологов вызывали… Но те ничего не нашли. Только куски какого-то оплавившегося металла. Они не смогли выяснить, какого он был происхождения. Какой-то неизвестный металл. Некоторые предполагали, что он – органического происхождения.

– А может, это и есть рог Роланда? – предположила Вера. – Ну, не буду, не буду! – прильнула она к мужу, видя, что эти воспоминания неприятны Алеше. – Пойдем-ка к дому, стемнело совсем.

Они повернули назад. Сырой и холодный августовский вечер пронизал их тела легким ознобом. Хотя скорее этот озноб был следствием воспоминаний о событиях уходящего лета…