— Доктор, а ваши объявления хоть когда-нибудь появлялись на Невском? — спросил Оз, и доктор Р. задумался.

— Ваши афиши висят только в Озерках. Вы ведь не Кашпировский.

— Так как же тогда…

— Я вашу афишу месяц на Невском наклеивал, пока Тоша ее заметила.

— Господи, у меня что-то с головой, — сказал доктор Р. — Вы, кстати, никогда не наблюдались у психиатра?

Оз полез в карман, а доктор подумал, подняв глаза к потолку: «Господи, помоги, опять в карман полез! Что еще у него там?»

— Вот, — сказал Оз, доставая и протягивая доктору бумажку.

— Это что?

— Справка из психоневрологического диспансера, что я абсолютно здоров.

— Действительно, — доктор удивленно пробежал листочек глазами. — И дата свежая.

— Это специально для вас, — сказал Оз. — Кстати, ваш курс как называется?

— Курс гипноза.

— А я приписал в афишке еще одно название: «Воскреси свое прошлое». Я знал, что это сработает.

— Но почему?

— Потому что Тоша отыскала Фису! Значит, начала воскрешать прошлое.

— А вы как Фису отыскали?

— А я ее никогда и не терял!

— Хорошо, значит, Антонина отыскала Фису, и вы решили действовать. Почему именно тогда?

— Я боюсь, что все может повториться…

Доктор Р. устал в конце концов от этих вопросов и ответов и только спросил напоследок:

— А почему вы клеили объявление именно на Невском?

— Тоша каждый день проходит мимо, возвращаясь с работы…


И снова они приходили. И снова уходили. И снова Дима брал Фису за руку и вел за собой. А я мысленно кричала ему вслед: «Почему не меня? Возьми меня!» И однажды он, словно услышав мой крик, оглянулся:

— Тоня, хочешь с нами?

— С вами? Нет, спасибо. Не хочу мешать.

— Ты не помешаешь, Тоня.

— Правда, пойдем, — позвала Фиса.

И мы втроем отправились в кино. Но фильм я совсем не запомнила. Зато запомнила то полуобморочное состояние, когда сидишь рядом с ним и чувствуешь жар, которым веет от его тела, чувствуешь его запах. И мне показалось, что он сидит чуть-чуть ближе ко мне, чем к Фисе.

А потом все закружилось. Мы (втроем!) стали каждый вечер совершать вылазки в город, а по выходным выбирались куда-нибудь за город. Солнце светило как сумасшедшее, слепило глаза, но было еще холодно. Эти несколько недель прошли звенящим потоком, который размыл все границы наших отношений, и через некоторое время уже трудно было сказать, кто кому кто и к кому же приходит Дима. Нас было трое, и река времени несла нас к крутому повороту, за которым один должен был пойти своей дорогой, а двое других унеслись бы в сказочное путешествие по волнам большой любви. Поворот уже маячил где-то на горизонте, я чувствовала это. И еще я предвкушала, что на том самом повороте Дима вдруг возьмет меня за руку и уведет от всех моих сомнений.

Правда, сомнений у меня было мало. Хотя Фиса раздражала. Я боролась с ней из последних сил, а она словно не замечала этого. Наивная купальщица в океане счастья, она даже не подозревала о возможных подводных течениях. Она была спокойна и излучала все те же неуловимые волны тихой радости.

— Тоша! — сказала мне как-то Марго. — Нас с Веткой твои кавалеры одолели. Приходят плакаться в жилетку по очереди. Ты бы их пожалела, что ли.

Я посмотрела на нее не знаю уж как, но Марго это не понравилось.

— Тоша, что происходит? — спросила она.

Я почувствовала, что Марго насторожилась. А она ведь умница, Марго, она может и догадаться. Нужно непременно ее успокоить, пока она не поделилась своими опасениями с Фисой. И тогда — я, честное слово, даже усилий для этого не приложила! — на мои глаза навернулись слезы.

— Все ужасно плохо, Марго. Если бы ты только знала…

Я все повторяла и повторяла эти фразы, не зная, что же еще придумать. А Марго внимательно смотрела на меня.

— Он мне изменил, — выкрикнула я в заключение и зарыдала.

Марго, решив, что речь шла об одном из моих кавалеров, растрогалась и принялась гладить меня по голове.

— Не плачь, ну и черт с ним. Подумаешь, обойдемся.

Так я рыдала битых полчаса, выплакивая свои страхи, злость на Фису и любовь к ней. Проклятая Фиса!

Тут дверь распахнулась и влетел Дима. Увидев меня, он оторопело остановился посреди комнаты. А потом подошел, сел рядом и стал тихо говорить:

— Не плачь, Тоня. Все образуется. Жизнь так устроена, что в конце концов все будет хорошо. Все будет так, как ты хочешь…

От этих сладких слов я начала всхлипывать уже совсем на другую тему и уткнулась в его теплое плечо с таким родным теперь уже запахом, а он осторожно обнял меня за плечи. А когда появилась Фиса, то даже не тронулся с места, а только приложил палец к губам: «Тс-с-с…»

Еще несколько дней потом он был ко мне необыкновенно внимателен, а Фиса держалась несколько в стороне. Мы все летели к своему крутому повороту и даже представить себе не могли, что все, что у нас есть, разлетится там вдребезги.


Через несколько дней неожиданно грянул лютый мороз. Ночью гудел ветер и мы плохо спали, потому что все боялись, как бы не распахнулось наше окно, державшееся на честном слове Ветки, которая прибила его мелкими гвоздиками. Ручек у окна давно не было. В доме поселилось беспокойство. Марго с Веткой считали, что причина в завываниях ветра, Фису передергивало постоянное присутствие Оза где-то в коридоре, а я знала, что это приближается время великих перемен. Нам осталось только подойти поближе к повороту — и все станет по-другому. Я буду держать за руку черного короля, а Фиса… Но, собственно, кто она мне, эта Фиса?

Ветер гудел ровно три дня, а на четвертый день я проснулась от того, что по моей щеке ползло что-то теплое и мохнатое. Во сне мне казалось, что я дома и это моя собака тормошит меня в ожидании утренней прогулки. Но это была не собака, а солнечный луч. За окном стояла полная тишина. Даже птицы молчали, так и не поверив, что нечеловеческим завываниям ветра пришел конец.

Я пошарила глазами по комнате и обнаружила, что все, за исключением Ветки, давно не спят. Но лежат неподвижно и смотрят на солнечные лучи, вкривь и вкось пронизывающие нашу комнату. Они, как огненные стрелы, пронзали пространство нашей кельи, рождая странное чувство единения. «Вот он, мой дом, вот моя семья, вот оно, счастье», — думала я.

Мы поднимались в этот день тише обычного. Фиса не врубила музыку — как всегда. Солнечные лучи скрещивались так причудливо, словно солнца вставали с разных сторон. Ветка быстро сварила кофе, и мы пили его в полной тишине. И только мелодии нашего дыхания переплетались сегодня особенно тесно и уносились куда-то за окно, по солнечным лучам, навстречу огромному огненному шару.

Именно воспоминание этого утра не давало мне покоя столько лет. Именно туда мне очень бы хотелось вернуться. И вот я вернулась, я стою посреди нашей комнаты и вижу перед собой всех, кто был дорог моему сердцу так долго, что это долго растворяется теперь в вечности. Я буду носить это воспоминание с собой всегда, как фотографию…


— Что это? Нет, что это? — Оз был потрясен.

— Успокойтесь, не кричите, пожалуйста.

— Нет, скажите на милость, почему она остановилась?

— Надо же когда-то остановиться…

— Но ведь все случилось именно в это утро, именно тогда. Я точно помню, как гудел этот треклятый ветер, рвал провода и ломал деревья. И очень хорошо помню то самое утро и эту полную тишину за окном. Почему же она остановилась?

— Антонина хотела вспомнить именно это утро, поэтому и пришла сюда. Она об этом даже говорила как-то.

— Но почему же она не вспоминает о том, что было дальше в этот день?!

— Она ведь вспоминает только приятные события. Зачем ей вспоминать что-то страшное? Есть даже такая болезнь, при которой люди неприятные события вытесняют из памяти.

— То есть начисто забывают? — спросил, наклонившись к доктору, Оз.

— Да. Это часто случается при истерии, шизофрении…

— Тоня придет еще?

— Завтра. В последний раз. Я должен вернуть ей записи.

— Значит, завтра… Я хочу, чтобы вы позволили мне сидеть в соседней комнате. Спросите ее: что же произошло потом? Пусть расскажет.

— А вы?

— Если она расскажет вам правду, я пройду через ваш кабинет, спущусь по лестнице, выйду из ДК, и больше мы с вами никогда не встретимся.

— Но вы, очевидно, предполагаете, что она не скажет правду? И что тогда?

— Тогда я останусь сидеть в соседней комнате. И вы погрузите ее в гипноз, чтобы она вспомнила, как сделали это в случае с запиской…

— Вы так давно за нами наблюдаете?

— Помогите мне. Больше ведь некому мне помочь. Дайте мне один шанс. Согласны?


Антонина шла по улице. Апрель. Опять апрель. Как тогда, как в ее воспоминаниях. Теперь все будет замечательно. Теперь все непременно, будут счастливы!

Нужно обязательно позвонить сегодня Марго. Она присылает в гости очередную свою родственницу — посмотреть славный город на Неве. Антонина вошла в ДК и поднялась на второй этаж.

— Ну-с, — начал доктор Р., — вот мы и расстаемся.

— Да, с вами было интересно, — сказала Тоня.

— Я проанализировал ваши записи, и мне кажется — в них чего-то не хватает.

— Чего же?

— Конца.

— Я не хочу никакого конца. Пусть так все и останется. Ведь самое главное — это не то, чем все кончилось. Самое главное — это то, что когда-то мы были вместе.

— Но все-таки что-то привело вас ко мне…

— Утро, доктор. То лучистое, доброе утро, которое на всю жизнь сохранилось в памяти. Я теперь буду носить его с собой. Всегда — с собой.

— Антонина, а все-таки что было потом? Не оставляйте меня в неведении. Я бы очень хотел знать, что же случилось потом.

— Потом все разбилось вдребезги, — медленно сказала Тоня.

— Расскажите, хотя бы в двух словах.

— Однажды я вернулась раньше обычного. Плюнула на последнюю пару и отправилась домой. А когда открыла дверь, мимо меня пулей вылетела Фиса, чуть не сбила с ног. Я вошла и увидела Диму, который сидел, низко опустив голову. Они с Фисой выясняли отношения, кажется. Я сразу догадалась, что он сказал ей обо мне. Дима был страшно расстроен, и я принялась его утешать. В эту минуту в комнату ворвался Оз, который в последнее время торчал на подоконнике около нашей двери, как сторожевой пес. Он вбежал как безумный, Дима удивленно поднялся ему навстречу. Оз схватил нож со стола и вонзил ему в бок.

— Боже мой, но почему? Зачем?

Тоня удивленно посмотрела на доктора:

— Но ведь, в принципе, все к этому и шло. Разве вы не поняли? Он ведь был самый настоящий маньяк, этот Оз. Наверно, не смог больше выносить происходящего. А может быть, окончательно сошел с ума. Никогда нельзя надеяться, что все будет хорошо, если тебе в спину дышит маньяк…

— А потом?

— Потом уже ничего не было. Все как в замедленной съемке. Я провалилась куда-то. А когда очнулась, Дима лежал на моих руках, а Оз стоял и с ужасом смотрел на нож, на меня, на Диму. Я закричала: «Что ты наделал?» И он, замотав головой, выскочил из комнаты. Потом все завертелось: скорая, милиция, Марго с Веткой перепуганные. Вскоре началась сессия, меня таскали на допросы.

— А Дмитрий?

— Он умер в больнице. Мне сказала об этом медсестра по телефону. Не было сил узнавать, где он жил, идти на похороны. Я не могла этого выдержать. Оза так и не нашли после этой истории. А Фиса через два дня собрала вещи и пропала. Нас с Веткой и Марго на следующий год расселили по разным комнатам. И все наше прошлое рассыпалось мозаичной крошкой, так, что не собрать…

В этот момент дверь открылась и из соседней комнаты вышел Оз. Тоня вскрикнула и попятилась к двери.

— Не бойтесь, Тоня.

— Это… это…

— Это Оз, я знаю.

— Вы знаете? — не понимала Тоня.

— Да. Он утверждает, что никогда никого не убивал.

— О господи! Он совсем спятил. Он опасен, доктор. Вы с ума сошли, что позвали его.

— Я его не звал. Но безопасность обеспечил.

Доктор высунулся в дверь, которая вела на лестницу, и на пороге показался здоровенный детина, ростом выше Оза.

— Это Игорь, он здесь ведет группы по карате. Черный пояс. Так что вы хотели сказать, Оз? Что вы никого не убивали? Докажите это — или через десять минут здесь будет наряд милиции.

Игорь встал у двери и скрестил руки.

— Ну и расклад, — грустно улыбнулся Оз. — Просто шахматная партия.

— Ход за вами, — торжествующе смотрел на него доктор Р.

— В этой шахматной игре не хватает главного.

— Чего же?

— Королевы, — сказал Оз и открыл дверь в соседнюю комнату.