— Так чему я обязан такой чести? — спросил он, стоя рядом с ней в тусклом и тесном пространстве.

Она избегала смотреть на него.

— Ну, ты же приглашал меня, — ответила она, просматривая корешки книг. «Происхождение Африки», — сказала она, достав и полистав книгу в мягкой обложке. — Я читала это в университете. Очень хорошая книга. Ты читал «Поисковую гипотезу»?

— Да.

— Что ты думаешь об этом?

— Я не согласен с ним.

— Ты знаешь, — проговорила Труди, потянувшись и положив книгу на место, ее рука случайно коснулась его, — есть женщина в Беркли, Ребекка Канн, которая считает, что, изучая митохондриальную ДНК, мы можем полностью проследить родословную человечества назад к единственной женщине…

— «Дети Евы», — сказал Билл. — Я видел показ на канале «Нова». — Самая неправдоподобная теория из всех, что я когда-либо слышал. Но предполагаю, что ты согласна с ней.

Труди наконец обернулась, чтобы посмотреть на него. Он стоял так близко, что она могла видеть золотые пятнышки на коричневой радужке и морщинки от смеха в уголках его глаз.

— Мне кажется у нас нет единого мнения ни по одной теме, — спокойно произнесла она.

— Ты думаешь?

Он посмотрел на нее сверху вниз. Эти сине-зеленые глаза трогали его каждый раз.

— Почему ты… — начал он мягко, — почему ты задеваешь мои чувства, когда никому другому это не удается? Почему я все время думаю о тебе, хотя эти мысли просто сводят меня с ума?

— Ну, ты ужасно сердишь меня. Все вы, мужские шовинисты, одинаковы…

А затем он целовал ее, и она целовала его в ответ, и они вдруг стали говорить своими телами то, что никакие слова не могли выразить.

В то время как человек из отряда охраны пристани помещал штрафной талон на ее ветровое стекло, потому что на ее бампере не было необходимой наклейки, разрешающей парковку, в то время как переносная рация офиса Билла пикала, игнорируемая, в кармане его джинсов, которые были свалены в куче одежды на полу, Труди получила сильное потрясение: Билл был опытным любовником.

Он действовал медленно и нежно, зная, где коснуться, где коснуться снова; где поцеловать и как; он читал ее неуловимые сигналы; он не пытался подталкивать, вынуждать или торопиться, он гармонично двигался вместе с ней, пока она не стала задыхаться от страсти и не захотела сказать, что любит его. Когда он достал презерватив и быстро и осторожно надел его, как всегда поступали парни в «Бабочке», Труди была удивлена. И затем она перестала удивляться, потому что это так сочеталось с тем, каким он был внимательным любовником.

Они закончили на маленькой кушетке, задыхающиеся и потные, их руки были переплетены, и они говорили то, что, как они оба внезапно поняли, они давно хотели сказать друг другу. Билл хотел знать все о Труди с момента рождения, и она хотела все рассказать ему. Они говорили о строительном бизнесе и как они могли бы объединить свои компании и расширить их радиус. Они говорили о плавании на «Каталине» в следующие выходные, сразу же, как только будут закончены береговые работы вдоль Тихоокеанского побережья, и о художественной выставке доколумбового периода, которая открывалась в окружном музее Лос-Анджелеса на следующей неделе и на которую они решили отправиться вместе. А затем он начал снова заниматься с ней любовью, в то время как яхта мягко поднималась и опускалась вместе с волнами.

Труди закрыла глаза, крепко прижалась к нему и подумала: «Вот оно. Я нашла реального мужчину. Я больше не нуждаюсь в „Бабочке“»…

49

Когда сенатор прошел сквозь ворота для прибывающих международного аэропорта Лос-Анджелеса, он был немедленно окружен телекамерами и репортерами.

— Каковы шансы Дэнни Маккея теперь, сенатор? — спрашивали все.

Старик улыбнулся под своей ковбойской шляпой и сказал:

— Я верю в своего зятя. Вы, парни, знаете, что Дэнни Маккей является служителем Бога. Мы уладим это в ближайшее время, чтобы продолжить дело по введению его в кабинет президента в Белом доме! — Он сел в лимузин и уехал, улыбаясь и приветственно махая рукой.

Но, оставшись один в гостиничном номере с Дэнни, старик закричал:

— Что здесь, черт возьми, происходит?!

Дэнни не выглядел, как обычно, симпатичным и уверенным в себе. Уже прошло три дня со времени появления первой новости в печати, и вместо того чтобы затихнуть и стабилизироваться ситуация все больше накалялась. Он не спал прошлые две ночи, и это было видно по нему.

— Черт меня побери, если я знаю, сэр. Я готов поклясться, что за всем этим стоят демократы.

— Не обвиняй проклятых демократов, мой мальчик! Я хочу знать, как тебя угораздило оказаться владельцем публичных домов и кинотеатров, демонстрирующих порнофильмы! А теперь еще и трущобы, господи боже мой!

Газетами был усыпан весь гостиничный номер. На первой странице каждой из них помещалась статья, содержащая последнюю грязь о Дэнни Маккее: вместе с «Королевскими фермами», его частной компанией, он приобрел целый квартал трущоб в центре Лос-Анджелеса. Газетные фотографии обветшалых, находящихся в аварийном состоянии арендуемых квартир сопровождались рассказом о сутенерах, шлюхах и наркоманах, живущих в загаженных крысами и тараканами зданиях.

— Я говорю вам, сэр, — сказал устало Дэнни. — Я просто не мог ездить по всей стране и исследовать каждую малюсенькую компанию, куда я делал инвестиции. Я купил «Королевские фермы» у Беверли Хайленд. Вы осведомлены о ее репутации, сэр, она не могла знать об этих вещах. И она, конечно, не передала бы компанию мне, если бы знала.

Старик достал сигару, медленно развернул обертку, отрезал кончик и неторопливо прикурил ее.

— Тебе ужасно повезло: я приехал, чтобы спасти тебя, сынок, — сказал он после нескольких первых затяжек. — Мы еще можем успеть спасти твою задницу до съезда. Ты идешь сегодня вечером на телевидение и сообщаешь Америке, что ничего не знал обо всем этом зле, что тебе очень жаль, что ты оказался частью этого, что ты намерен немедленно предпринять меры по поводу всего этого. Мы должны сделать тебя чистым, как свежевыпавший снег, до грядущих выходных.

Дэнни закрыл глаза и кивнул. Он не любил своего тестя, но тот был могущественным человеком. Его неожиданный приезд к запутавшемуся зятю был воспринят партией как добрый знак. Дэнни все еще имел сторонников, хотя и они уже нервничали. Сегодня вечером на телевидении он собирался дать лучшее представление: попросить у страны прощения. И не сомневался, что его простят.


Лейтенант О’Мэлли у же в сотый раз пожалел, что ему поручили это дело. Это была неблагодарная работа, и от этого начала обостряться его язва.

И теперь с новым развитием событий — эта вторая фотография в отличие от той, которая была найдена в борделе, была вне сомнения подлинной — дело только запутывалось.

Женщина сказала, что пришла в полицию, потому что считает, что Дэнни Маккей должен быть наказан. И сидела теперь там, в приемной, держа в руке пластиковый стаканчик с кофе, — увядшая, высохшая жена фермера из Техаса, жившая одинокой вдовьей жизнью и, без сомнения, надеявшаяся испытать возбуждение от сообщения своей истории.

О Дэнни Маккее и Боннере Первисе.

Иисус!

Детектив пошел в мужской туалет, где тщательно вымыл лицо, почистил ногти и расчесал волосы, чтобы они лежали ровно и блестели. Под давлением сверху он собирался отложить дело о борделе в долгий ящик, но теперь эта женщина бросила ему на колени «часовую бомбу».

Фотография была подлинной. Она сказала, что сама сделала снимок в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году, когда через ее город ехал автобус с проповедником и она вызвалась приютить двух человек из членов группы в своем собственном доме. «Из христианского милосердия», как сказала она, она приняла молодого Дэнни и Боннера и была «вознаграждена» проклятием самого Сатаны.

— То, что делали мальчики, было неестественно, — сказала она О’Мэлли. — И я застала их за этим, тут же в спальне.

Снимок, казалось, был достаточно невинным: два улыбающихся молодых человека сидели голыми в оловянной бадье на каком-то заднем дворе, явно пытаясь охладиться и лодырничая. В руках у них было пиво, и они обнимали друг друга за плечи. Просто пара мальчиков, весело проводящих время.

Но снимок переставал казаться столь же невинным, когда сопровождался историей этой женщины, наблюдавшей гомосексуальный половой акт. Это полностью изменяло картину. Это также меняло и все остальное.

Потому что О’Мэлли знал, что, как только это всплывет, люди начнут спрашивать себя: если Дэнни Маккей однажды совершал неприличные действия с другим мужчиной, то почему он не мог владеть борделем, порнографическим журналом и всем остальным?

Фотография и доказательства женщины могли уничтожить его.

У лейтенанта О’Мэлли была проблема. Просто он любил Дэнни Маккея и хотел голосовать за него в ноябре. Но он также был человеком совести. Он не мог проигнорировать женщину и эту фотографию.


В номере Маккея в отеле «Сенчури Плаза» кипела бурная деятельность. В то время как его личный гример готовил его к выступлению перед телекамерами, помощники и советники Дэнни подсказывали ему слова его торопливо написанной речи. В стороне стоял сенатор с мрачным выражением лица, в то время как его дочь Анжелика парила позади него.

Дэнни чувствовал себя хорошо. Виски «Джек Дэниелс» наполнил его силой, точно так же, как в старые добрые дни, и речь была чертовски хороша. Америка будет умолять его стать президентом, когда он закончит выступление сегодня вечером. В речи содержался даже тонкий намек на то, что имя великого Джона Кеннеди тоже пятналось хулителями.

Один из секретарей Дэнни подошел и сказал:

— Сэр, пришел детектив О’Мэлли. Он говорит, что хочет поговорить с вами.

Дэнни махнул рукой.

— Позже. После моего выступления.

— Как ты думаешь, чего он хочет? — спросил Боннер.

— Он, вероятно, продает билеты на полицейский бал!

Но когда прибежал другой секретарь и сказал Дэнни, что мисс Хайленд на телефоне, Дэнни вскочил, сдернул полотенце, висевшее у него вокруг шеи, и помчался в спальню, чтобы ответить на ее звонок. Из всех его финансовых покровителей Беверли Хайленд была наиболее важной. Ее молчание в эти последние три дня убивало его. Беря трубку, он молился теперь, чтобы она сказала что-нибудь хорошее.

Его мольбы были услышаны.

Мало того, что она полагала, что он был невиновным во всех этих ужасных вещах, она еще собиралась сделать публичное заявление завтра утром и сказать, что продолжит поддержку его кандидатуры.

— Я нисколько не опасаюсь, преподобный, — сказала она в своей спокойной манере, — что это все пройдет, и причем скоро, очень скоро, и вы получите свое справедливое вознаграждение.

50

Линда Маркус прислонилась к каркасу стеклянной раздвижной двери, наблюдая, как последние лучи тихоокеанского заката раскрашивают западное небо в персиково-оранжевые полосы. Запах океана был горячим и соленым. Наступил июнь, и Малибу пробуждался к летней жизни: внизу, недалеко от ее дома, на пляже, люди резвились в прибое; тут же жарили стейки; подростки бросали летающие тарелки, играли в волейбол и поспешно и тайно занимались сексом среди дюн. Позади нее комментатор говорил по радио: «Еще два человека заявили, что они знали Дэнни Маккея в его молодые годы, когда он был проповедником в Техасе, один из них когда-то управлял домом терпимости в Сан-Антонио. Госпожа Хейзел Кортленд подписала под присягой заявление, что Дэнни Маккей и Боннер Первис когда-то снабжали девочками ее заведение. Второй человек — отставной пастор от Остина, штат Техас, который предоставлял Маккею свою церковь для проведения религиозных собраний. Преподобный Вайт заявил, что в то время, в 1955–1956 годах, Дэнни Маккей работал у человека по имени Билли Боб Магдален, который однажды загадочно исчез и никогда больше не появлялся. Мистера Маккея допрашивала полиция по поводу этого исчезновения».

Линда слушала вполуха. Когда четыре дня назад просочились новости о том, что секретное заведение над «Фанелли» тем или иным образом связано с «Пасторствами Благой вести», она поняла, почему получила уведомление, сообщающее ей, что «Бабочка» закрывается, и деньги, уплаченные за членство.

«Куда же направится теперь ее компаньон в маске?» — гадала она.

— Кто ты? — спросила она в ту памятную ночь, когда он освободил ее от так долго мучившего заклятья. — Как тебя зовут и почему ты работаешь здесь?

Но он только улыбнулся и приложил кончик пальца к ее губам. А потом она поняла, что на самом деле не хочет знать ни его имени, ни кто он вне стен «Бабочки». Она запомнит его как фантастического любовника, который сломал ее оковы.