«Известный пластический хирург Андре Робен довел свою пациентку до состояния комы»* * *

Статья в полной мере соответствовала заголовку. В ней, если описать в двух словах, заявлялось, что Андре Робен, известный хирург, на стол к которому мечтают попасть звезды кино и жены олигархов, чуть не убил свою пациентку Ольгу Синицу, решив прооперировать ее несмотря на тяжелый диагноз – диабет. Полный непрофессионализм хирурга усугубился еще и тем, что он закрутил роман с дочерью своей пациентки, хотя такое поведение грубейшим образом нарушает врачебную этику.


Возмутительное нагромождение лжи и абсурда! Но среди желтых до оскомины заявлений о миллионных по стоимости операциях, предполагаемых звездных клиентах Андре и его небрежности в работе, холодила кровь та крупица правды, что делала всю эту ситуацию не просто неприятной, а смертельно опасной. На меня словно полыхнуло тем же пламенем, что и в машине на парковке госпиталя. Автор статьи, инкогнито, конечно, словно смотрела на меня сквозь узкую амбразуру-прорезь никаба. Несомненно, это написала она, моя убийца. Но как? Она, конечно, знает о нашем романе, но откуда она узнала о том, что у мамы диабет? Может, эта чудовищная женщина работает вместе с Андре? Вполне возможно. Но как она раздобыла наши с Андре фотографии? Откуда, черт возьми, она могла узнать, где и когда мы будем, если мы сами ничего точно не знали.


Я хорошо помнила тот вечер, прием в особняке Габриэль, на котором я в последний раз видела Сережу. Он ударил меня, а затем Андре ударил его. Потом мы ушли, куда глаза глядят. Я была так расстроена, взбешена тем, что Андре все за меня решил, что чуть не бросила его посреди города. Что, если бы мы не помирились? Что, если я ничего не сказала бы Андре о Москве, а он не вспомнил бы о том районе Парижа, что напоминает Москву с точностью брата-близнеца? Она шла за нами по пятам. Она дышала нам в спину, участвовала третьей в наших ночных оргиях, скребла в окно своими коготками с французским маникюром, вынашивая свой замысел на убийство, как вынашивают ребенка.


Я шла, не разбирая дороги, а пальцы крепко вцепились в проклятый журнал, но только когда я обнаружила себя под разлапистыми каштановыми ладонями-листьями в Люксембургском саду, мою голову посетила светлая мысль, что она, эта маньячка, может и сейчас идти прямо по пятам за мной. Несмотря на жар, накопившийся в городе за долгий день, в тени каштанов мне стало вдруг холодно, словно наступила зима и поднялась метель. Я обхватила себя за плечи и побежала, подгоняемая в спину призрачным страхом. Людей в саду было много, одни неторопливо расхаживали по асфальтовым дорожкам, другие занимались скандинавской ходьбой, гоняясь за здоровьем с лыжными палками в руках, кто-то играл в петанк – все наслаждались жизнью и были так поглощены собой, что вряд ли обратили бы внимание на мое мертвое тело, окажись оно здесь, пока кто-то не споткнулся бы об него. Эта мысль, эта картина – такая явственная и живая, словно уже ставшая реальной, – гнала меня, вызывая панику, заставляла бежать, пока я не поняла, что пора остановиться. Впрочем, к этому моменту я уже выбралась из Люксембургского сада и стояла на незнакомой улице, на светофоре, застряв между двумя летящими линиями машин. Большая дорога с множеством людей, и в каждой я подозревала её.


В конце концов, такое напряжение стало невыносимо. Я села на ближайшую лавочку и уставилась в бесконечную даль пустым взглядом, пытаясь понять, что мне делать дальше. Андре, мне нужно срочно найти Андре! Или хотя бы найти способ связаться с ним. Начинай с начала, Даша. Убедись, что с ним все в порядке. Узнай, почему он так задержался. Позвони в отель. Найди безопасное место, подумай, Даша, подумай! Должно же быть что-то, что ты упустила из виду. Должен быть какой-то выход. Хватит паниковать, нужно попытаться угадать, что еще задумала эта тварь. Нужно просчитать ее следующий ход.


Легче сказать, чем сделать, особенно учитывая спутанность моих мыслей. Но кое-что все же пришло мне в голову. Можно было пойти в больницу, но я не была уверена, что не наткнусь там на своего врага. Это было вполне вероятно, ведь ею могла оказаться любая женщина. Я пошла бы к Марку, но не помнила его адрес, не знала, как до него добраться. Оставалась квартира Андре, единственное по-настоящему знакомое место, до которого к тому же можно было добраться пешком. Я подумала, что могу застать Андре дома, и эта мысль воодушевила меня. Забавно, что идея вернуться в отель даже не коснулась моего сознания. Разве кто-то вернется по доброй воле на тонущий Титаник?


Андре дома не оказалось, конечно же. С гораздо большей степенью вероятности его можно было найти на Титанике, но я нашла в себе мужество признать это только после нескольких минут бесполезных звонков в домофон со стороны улицы, у высоких кованых ворот частного дворика. Неужели мне придется вернуться в отель? Я сощурилась и внимательно осмотрела фасад старинного дома. Окна на кухне у Николь были открыты, и это внушило мне определенные надежды. Когда я увидела серое дымчатое облачко, небольшой меховой комок, сидящий под вьющимся цветком на лоджии, все мои сомнения отпали, и я набрала номер на домофоне. Когда знакомый певучий французский коснулся моих ушей, я выдохнула с облегчением.

– Даша́, душа моя, это вы? – Николь, соседка Андре снизу, в чью квартиру в свое время я так удачно залезла по пожарной лестнице, была удивлена, но рада мне. Уже заходя в подъезд, я вдруг запоздало испугалась того, что Николь может оказаться моей femme fatale, но вспомнила ее голубые глаза и отбросила все сомнения. Нет, это не Николь. Хоть в чем-то я могу быть уверена. Я сложила Ice Paris вчетверо, засунула его в задний карман своих безразмерных шортов на резинке и направилась через двор к дому.


Николь распахнула дверь раньше, чем я поднялась на второй этаж. Увидеть ее было почти то же самое, что услышать голос Шурочки, и я с огромным трудом сдержалась, чтобы не разрыдаться прямо у нее в прихожей.

– Что с вами произошло, дитя мое. Вы похожи на привидение! – воскликнула добрая соседка Николь, пытаясь пошутить, но она была права – именно так я себя и чувствовала.

– Вы позволите… мне нужно снова воспользоваться вашим окном.

– Что? – ахнула она, и я старательно растянула губы в улыбке.

– Да уж, кажется, никаким иным способом попасть домой я не смогу.

– Хотите сказать, что потеряли ключи? – нахмурилась Николь, и я поняла, что она не верит мне. Что ж, не важно.

– И одежду, кажется, тоже, – я развела руками в стороны и вздохнула, кивая на дешевые сувенирные шлепки. Николь помолчала, словно пытаясь и не находя подходящих ситуации слов. Затем она чуть склонила голову вбок, почесала в своем высоком пучке волос и все же спросила:

– Думаете, нет смысла подключать к этому полицию? Если что, у моего мужа были очень большие связи, часть из которых перешла ко мне вместе с наследством…

– Нет никакого смысла, – покачала головой я.

– Андре вас обидел? – уточнила она, и я только сглотнула подступивший к горлу ком и замотала головой.

– Ни в коем случае. Он никогда не обидел бы меня, – сказала я и поняла, что абсолютно уверена в этом.

– Просто ваши руки, Даша́…

– Несчастный случай на производстве, – я бросила взгляд на свои запястья, на ладони, еще хранившие следы пожара. Николь с пониманием вздохнула, но ничего не сказала. Только раскрыла передо мной дверь, а затем и окно своей спальни.


Пять минут, не больше, потребовалось мне, чтобы залезть наверх, на лоджию Андре, еще две, чтобы пробраться внутрь через как всегда беспечно оставленное открытым окно – Андре любил свежий воздух куда больше безопасности. Я скатилась тяжелым мешком на стоявший под окном комод, ударилась боком об его угол, чертыхнулась и тут же расхохоталась всей абсурдности ситуации. Я была дома. Восхитительное чувство! Знакомые вещи, знакомые книги. В шкафу в спальне я нашла небольшую часть моих собственных вещей – выстиранных, выглаженных и аккуратно сложенных стопочками. Во всем этом чувствовалась заботливая рука прислуги Андре, с которой я так ни разу и не пересеклась. На самом деле, обслуживающий персонал тоже вызывает немало подозрений. Это не пришло мне в голову раньше. Домработницы знают о своих хозяевах куда больше, чем те хотели бы, от них ничего не скроешь, у них есть ключи от всех дверей. Прислуга знает, где вы есть сейчас и где будете завтра, она все слышит, оставаясь невидимой. Нужно спросить у Андре…


Андре. Я огляделась в поисках его компьютера, но в спальне не обнаружила. Я сбросила свои дурацкие, натершие мне палец резиновые шлепки, и побежала вниз по кованой металлической лестнице босиком. Ноутбук нашелся на кухне. Крышка была закрыта, но система находилась в режиме сна. Пароля не было – Андре об этом не позаботился. Но сейчас это было мне только на руку, я зашла в поисковик, загрузила запрос по контактным данным клиники Андре, затем на секундочку отошла от компьютера, чтобы включить кофейную машину. Огромная хромированная машина удовлетворенно заурчала, отвечая на мое прикосновение, и я была готова поклясться, что она мне рада. Аппарат слил немного воды в поддон, затем замигал, показывая, что вода кончилась. Я раскрыла дверцу, чтобы вытащить контейнер для воды, и тут мой взгляд упал на резервуар с отработанным кофе.

– Странно, – пробормотала я, продолжая пялиться на него, как баран на новые ворота. В нем лежали круглые, спрессованные таблетки отработанного кофе. Их было пять штук, я посчитала. Но проблема заключалась в том, что я выкинула все таблетки перед тем, как уехать в Авиньон. Внезапно мне стало холодно, по босым ногам подул ветер. Кто пил кофе в квартире, где никто кроме меня никогда и не прикасался к кофе… Кто-то приезжал к Андре? Но кто? Я была здесь почти все время, я бы знала.


Я вздрогнула, не понимая, отчего. Безотчетное ощущение, будто на меня кто-то смотрит, преследовало меня все последние дни, где бы я не находилась, но приходить сюда, к Андре – это было ошибкой. Марко был прав, когда требовал, чтобы меня спрятали в отеле. И все же вот она я, здесь, перед кухонным окном, как на ладони.


– Привет! – Я подпрыгнула на месте и оглянулась так резко, что чуть не упала. К моему изумлению, в проеме, ведущем в кухню, я увидела… Одри. Она стояла, облокотившись на стену, скрестив красивые длинные ноги, обутые в обманчиво небрежные, легкие босоножки на высоком каблуке. – Не знала, что ты дома.

– Я… да, – только и смогла произнести я, в полной прострации разглядывая невесту Марко.

– О, прости! Я что напугала тебя? – заволновалась Одри, ибо мое лицо, ясное дело, демонстрировало всю палитру шока и непонимания. – Я проезжала мимо и завезла Андре его костюм. Он попросил меня, – Одри держала в руках упакованный в прозрачный полиэтилен бежевый льняной костюм Андре.

– Нет-нет, все в порядке, – кивнула я, стараясь выровнять дыхание. – Со всеми этими историями я превращусь в неврастеника, это точно.

– Историями? – переспросила Одри, склонив голову в непонимании. Ее роскошные вьющиеся волосы ниспадали по обнаженным плечам, словно темный шелк. Она была как девушка из рекламы дорогого шампуня. Я запоздало подумала, что Марко мог ничего не рассказать Одри о том, что со мной приключилось. Разве стал бы он грузить такими деталями свою девушку. Хотя…

– У тебя есть ключи от квартиры Андре? – спросила я, не удержавшись. Одри кивнула, развернулась и прошла в гостиную, где повесила льняной костюм на перила металлической лестницы.

– О, у нас с Андре одна и та же домработница. У нее есть ключи и от квартиры Андре, и от нашей. Я думала, ты знаешь, – она пожала плечами и подцепила тонкой ручкой, украшенной несколькими браслетами, журнал со столика. – Так что за истории?

– Да так, ерунда, – пробормотала я, прикусив губу. – Ты, может, хочешь чего-нибудь выпить? Чаю? Или кофе?

– Почему бы и нет, – кивнула Одри и улыбнулась. – У тебя тут роскошная кофе-машина. Андре не пьет кофе, даже не знаю, почему. Никакой: ни черный, ни с молоком, ни даже кофе по-турецки. А я всегда любила этот напиток. Ты тоже, да?

– Да, – кивнула я, отворачиваясь к кофейному аппарату. Говорить было сложно, мысли роились, как пчелы, покинувшие улей в поисках нового дома. Возможно ли, что… нет, не может быть, невозможно. Или… да? Я вспоминала, напрягая память, пыталась выжать из нее по капле последние остатки недостоверной, ненадежной информации – что было, когда мы уезжали в Авиньон. Я помнила, как Андре вытащил сумку с нашими пожитками, потому что мы не знали, надолго ли уезжаем. Я была в истерике. Мы упаковывали вещи в спешке, торопясь. Андре, поставив сумку в коридоре, у дверей, долго искал ключи от дома и пульт от ворот. Он ругался, ворчал, требовал, чтобы я осталась – ведь у меня была температура. А я отвечала ему, смеясь каким-то дьявольским смехом, что это у меня аллергия на Францию, отсюда и температура.