– Если вы не хотите ехать с ним, то можете воспользоваться Тонто, – встрял Генри.

Александр мученически закатил глаза, а я сказала, что все-таки, наверное, предпочту машину мистера Эллери.

Эллери заехал за мной ровно в семь. Увидев меня, он пронзительно присвистнул, так что я чуть не убежала обратно в дом.

– Да, сегодня вы точно сразите всех наповал.

Когда я садилась в машину, юбка немного поднялась, и глаза Эллери буквально впились в мои ноги.

– Как вы думаете, оно не слишком короткое?

– Шутите? Вы выглядите в нем просто сногсшибательно!

Несмотря на это утверждение Эллери, я поняла, что сделала ошибку, едва переступив порог школы Святой Винифред. Все девочки были в длинных платьях – настоящих бальных, и в обтягивающем мини, пусть и от Мэри Куант, я чувствовала себя крайне неловко. Но поворачивать назад было слишком поздно, и мне пришлось утешаться мыслью, что я старше их, а потому могу себе позволить надевать все, что мне заблагорассудится. Кроме того, Александр играл на сцене, и у меня было великолепное настроение, которое не могли испортить даже косые взгляды директора. Я хлопала, притопывала и смеялась вместе со всеми остальными. Было очень забавно наблюдать, как девочки сбрасывали обувь, распускали волосы и нелепо дергались в такт музыке. Мальчики, выглядевшие неожиданно взрослыми в черных свитерах и серых брюках, вертели своих партнерш в бешеном ритме рок-н-ролла.

Александр, ко всеобщему восторгу, начал петь «Ду Ва Дидди Дидди», и мистер Эллери вытащил меня на самую середину бального зала.

– Как вы себя чувствуете? – стараясь перекричать оркестр, поинтересовался он, одновременно кружа меня в танце.

– Замечательно! Кстати, о чем вы говорили с Александром?

– Ну, скажем так, я просто расставил точки над «i» в некоторых вопросах.

– В каких, например?

– Например, в таком, как наши с вами взаимоотношения.

– Неужели вы думаете, что этот вопрос его беспокоил?

– Конечно, беспокоил, и вы сами это прекрасно знаете, – прокричал Эллери.

Но в эту минуту меня перехватил Генри Клайв, поручив игру на барабанах кому-то другому.

Время бежало незаметно, и вот уже поп-группа перестала играть. Ребята раскланялись, и в полутемном зале зазвучала одна из моих любимых записей – «Клятва, скрепленная поцелуем» в исполнении Брайана Хайланда. Это был последний танец летнего бала.

Взяв бокал кока-колы, я с улыбкой наблюдала, как Эллери пригласил на танец директрису школы Святой Винифред. Потом обернулась и увидела, что Александр спустился со сцены и направляется ко мне. Меня охватила паника. Стараясь овладеть собой, я потянулась за бутылкой, но Александр решительно взял меня за руку, и, послушно поставив бокал, я последовала за ним.

Мои движения были непривычно скованными, все мысли и чувства сосредоточились только на его руках, обнимающих меня за талию, на его дыхании, которое касалось моей щеки, когда он напевал слова песни:

Если летом суждено нам расставанье,

Пусть сентябрь нас вновь соединит.

Поклянемся же встретиться снова,

Поцелуй нашу клятву скрепит.

Я понимала, что Александр слишком тесно прижимает меня к себе – его бедра постоянно касались моих, – но не могла найти в себе силы отстраниться. Мои руки, лежавшие на его плечах, казались деревянными, и я боялась поднять глаза. Через какое-то иремя я почувствовала, что меня бьет дрожь. Впрочем, так же, как и Александра. Случайно встретившись взглядом с Эллери, я тотчас же отвела глаза. Меня настолько переполняли новые, непонятные ощущения, что я начала задыхаться и снова ощутила приступ паники. Но вот музыка закончилась, и Александр отпустил меня. Подняв глаза, я увидела на его лице такое же странное выражение, как и тогда, когда он застал меня в своей спальне. Впрочем, оно быстро смягчилось. Я не могла отвести взгляд от его губ, но когда Александр начал наклоняться ко мне, в зале внезапно вспыхнул яркий свет.

Директриса хлопнула в ладоши и начала поспешно выпроваживать своих подопечных из зала. Александр по-прежнему не сводил с меня глаз, я же была на грани истерики, и мой полубезумный взгляд блуждал по сторонам в поисках Эллери. Наконец мне удаюсь обнаружить его около двери, и я стремительно ринулась к нему.

Весь обратный путь Эллери весело болтал, я же ишь механически улыбалась и вежливо кивала. Я не могла говорить. Я не могла даже думать. Мне хотелось только одного – как можно скорее остаться одной. Оказавшись наконец в коттедже, я первым делом бросилась к зеркалу в спальне. Мои глаза блеснули больше обычного, щеки пылали, и внезапно я почувствовала, что мне душно, нестерпимо душно. Мне захотелось снова очутиться в полумраке бального зала, услышать, как Александр напевает слова песни Хайланда. Я хотела, чтобы он…

Я в отчаянии сжала руками пылающие щеки. Я хотела, чтобы он поцеловал меня.

Глава 6

Вот так все это и началось. С чьей-то дурацкой выходки, пьесы и танца. Мы с Дженис больше не возвращались к этой теме. Но в последний день каникул, отвозя меня на паддингтонский вокзал, она сказала:

– Ты напрашиваешься на неприятности, Элизабет. Пожалуйста, задумайся еще раз над тем, что делаешь.

Но в данном случае Дженис была не права. За прошедшие шесть недель у меня хватало времени на размышления, и я твердо решила, вернувшись в школу, держаться подальше от Александра. Тем более теперь, когда он перешел в шестой класс и будет жить в другом крыле, это должно быть не слишком сложно… И это действительно было бы несложно, если бы, несмотря на все мои благие намерения, я не выбирала самые немыслимые маршруты по зданию, неизменно приводившие к нашей «случайной» встрече. Если бы Александр ежедневно под тем или иным предлогом не заглядывал ко мне в кабинет, а я – в комнату отдыха шестого класса. Мы ни разу не говорили о летнем бале, но иногда я ловила на себе его взгляд и знала, что в этот момент он вспоминает тот наш танец. Но чаще я избегала его взгляда, потому что тоже была не в силах забыть ту ночь.

Потом я слегла с гриппом. Мисс Энгрид категорически запретила кому-либо даже близко подходить к коттеджу, пока я не поправлюсь. Карточки с пожеланиями скорейшего выздоровления, фрукты и цветы она приносила в коттедж сама. На седьмой день я наконец решилась подняться и добрести до фокстонской рощицы, которая, впрочем, начиналась шагах в десяти от дверей коттеджа.

Как только по школе пронесся слух, что я наконец встала, меня начали осаждать толпы мальчишек, желающих составить мне компанию во время прогулок. Однажды вечером в коттедж наведались и Александр с Генри. Они предложили мне проехаться по окрестностям на Тонто.

С этого дня, даже когда мне стало значительно лучше, мы втроем встречались практически каждый вечер. Если позволяла погода, мы отправлялись на прогулку, если нет – просто болтали, сидя в комнате отдыха. Правда, иногда Александр бывал занят и не мог прийти. Такие вечера казались очень долгими и пустыми. Скоро я начала понимать, что мысли о нем мешают мне заснуть. Я так хотела, чтобы он поцеловал меня! Иногда мне приходилось зарываться лицом в подушку из опасения выкрикнуть вслух его имя. У меня появилась привычка стоять обнаженной перед зеркалом и рассматривать себя. Раньше я никогда не обращала особого внимания на свое тело, теперь же оно вдруг превратилось чуть ли не в самую важную вещь в мире. Я ненавидела свою слишком большую грудь, но, прикасаясь к ней, испытывала такие сильные ощущения, что готова была заплакать.

Ближе к Рождеству я стала ловить себя на том, что все чаще пристально рассматриваю Александра, думая при этом о вещах, совершенно не интересовавших меня. А во время его игры в регби меня переполняли эмоции, которые по силе своей были сродни боли. Я смотрела на его ноги, плечи, на то, как он двигается, на волосы, упрямо спадающие на глаза. Ждала, когда же он наконец улыбнется и я снова увижу этот смешной, немного искривленный зуб.

За день до начала рождественских каникул я пригласила нескольких мальчиков в коттедж на горячий пунш и сладкие пирожки. Честно говоря, я надеялась, что Генри и Александр задержатся после того, как все остальные уйдут. Так и произошло.

Они сидели на моем потрепанном старом диване и слушали музыку, когда Генри внезапно воскликнул:

– Послушайте! У меня родилась прекрасная идея! Почему бы вам не провести это Рождество вместе с нами?

Это прозвучало так неожиданно, что я даже не сразу поняла, к кому он обращается. Сообразив же наконец, что приглашение адресовано мне, рассмеялась:

– Не думаю, что ваши родители будут в восторге от такого рождественского сюрприза. Кроме того, у меня другие планы.

Александр встал, подбросил в камин несколько поленьев и, сидя на корточках, стал задумчиво смотреть в огонь. Мы с Генри недоуменно переглянулись: подобное поведение было совершенно ему несвойственно. Никогда раньше я не видела его таким тихим.

Я как раз закончила упаковывать рождественский подарок для мисс Энгрид и теперь решила надписать ей поздравительную карточку. Глядя на это, Генри вдруг хлопнул себя по лбу:

– Элизабет, я же совсем забыл. У меня для вас приготовлен подарок, но я не захватил его с собой.

Ребята обменялись взглядами, и я сразу сообразила, что они задумали. Мне и самой больше всего на свете хотелось остаться наедине с Александром. Но теперь, когда такая возможность наконец представилась, я почему-то испугалась.

– Совершенно незачем ходить за ним сейчас. Вы 'можете отдать мне его завтра, перед отъездом. – С этими словами я достала два небольших свертка, заранее приготовленных специально для них. – Открыть на Рождество!

– Категорически не согласен, – возразил Генри. – Мы обязательно должны открыть их прямо сейчас! В конце концов мы можем устроить свое соб ственное Рождество, только для нас троих. Сейчас схожу за вашим подарком.

И прежде чем я успела остановить его, он ушел. Александр сел на стул поближе к камину.

– Вы сегодня какой-то очень тихий, – сказала я.

Засунув руки в карманы, Александр встал и начал расхаживать взад-вперед по комнате. Когда он заговорил, я не могла видеть его лица: он стоял спиной ко мне.

– Что вы на самом деле будете делать на Рождество?

Меня поразила не столько прямолинейность вопроса, сколько сердитые нотки в его голосе.

– Я же сказала – у меня есть определенные планы.

Александр повернулся и посмотрел мне прямо и глаза:

– Вы же собираетесь провести его в одиночестве, разве не так?

Я судорожно сглотнула. Он был абсолютно прав. Дженис уезжала с родителями куда-то на Карибское море, и мне пришлось забронировать номер в небольшой приличной гостинице, где я собиралась посвятить свое время чтению Эдны О'Брайен.

–. Ну конечно же, нет! Я вообще не понимаю, Александр, что на вас сегодня нашло.

Александр резко шагнул вперед и оказался почти вплотную ко мне:

– Если вам так хочется это узнать, я охотно сообщу. Я совершенно не в восторге от того, что на Рождество вы будете совсем одна!

– Во-первых, не вижу причин так сердиться, а во-вторых, я же вам сказала, что не собираюсь отмечать это Рождество в одиночестве, – солгала я.

– Тогда, может быть, вы мне сообщите, с кем именно собираетесь его проводить? Я же знаю, что у вас нет семьи! В таком случае, с кем…

– А вот это уже совершенно вас не касается! – резко отпарировала я, но тотчас в этом раскаялась, почувствовав, что задела его за живое. – Я уезжаю в Лондон, где собираюсь остановиться у своих друзей.

– Каких друзей? Вы никогда не упоминали ни о каких друзьях.

– Наверное, потому, что это не имеет отношения к моей жизни в Фокстоне. Но хватит об этом! – Я снова попыталась свести неприятный для меня разговор к непринужденной, ни к чему не обязывающей болтовне. – А сами вы как собираетесь провести Рождество?

Александр наклонился ко мне, и в какое-то мгновение мне показалось, что еще немного – и сердце обязательно выскочит у меня из груди.

– Элизабет, позволь мне поехать с тобой! Я могу сказать родителям, что провожу это Рождество у Генри.

– Александр, не надо! Глупо даже помышлять об этом. Ведь твои родители обязательно захотят увидеть тебя, да и тебе самому захочется с ними, встретиться.

– Абсолютно не захочется. Мне хочется быть только с тобой.

Его щеки пылали от смущения и огорчения. Я же просто не знала, что сказать. Сев рядом, Александр взял мою руку. Я попыталась было вырвать ее, но он держал крепко.

– Александр, – только и смогла пробормотать я, – пожалуйста, перестань! Мне кажется, тебе лучше уйти, прежде чем ты скажешь что-то такое, о чем будешь потом сожалеть.

– Я никогда в жизни не буду раскаиваться ни в чем, что связано с тобой. Черт побери, Элизабет, перестань наконец обращаться со мной, как с ребенком! Ведь ты же прекрасно знаешь, что я чувствую по отношению к тебе.