— У нас здесь нет открытого экипажа, — сказала она. — Папа очень боялся, что я могу простудиться.

Он изумленно посмотрел на нее.

— Даже летом? — спросил он.

— После Индии погода здесь всегда казалась такой прохладной, — сказала она. — Его ужасала мысль о том, что я снова могу заболеть. Иногда я уговаривала папу разрешить Гарриет покатать мое кресло вдоль террасы, но только в том случае, если погода была теплой и не было даже намека на ветерок. И только если на моих коленях было одеяло, а на плечах — шаль.

Он еще несколько мгновений молча продолжал смотреть на нее.

— Жизнь, должно быть, казалась вам невыносимо однообразной, — сказал он. — Вы никогда не бунтовали?

Только проливая в одиночестве горячие слезы.

— Я любила отца, — сказала она, — и уважала его решение. В конюшне есть лошади, Фредди. Вы можете завтра съездить и посмотреть все сами. А потом, когда вернетесь, расскажете мне, если захотите. Я страстный слушатель.

— А в конюшне есть дамские седла? — спросил он.

— Да, — ответила она. — Гарриет иногда ездит верхом, и время от времени у нас гостят дамы.

— Тогда вы тоже завтра поедете, — сказал он. — Должна же у вас найтись лошадь или две, достаточно сильные, чтобы выдержать нас двоих. Вы почти ничего не весите. Я посажу вас в дамское седло и поеду позади вас. Вы увидите землю, которую так нежно любите.

— Фредди, — она посмотрела на него в изумлении и рассмеялась. И все же при мысли об этом безумном, невероятном плане она испытала неожиданно сильное искушение. — Я не могу ехать верхом на лошади. Я упаду. Это безумная идея.

— Вам следует поговорить с моими кузенами, — сказал он. — У меня никогда не было недостатка в безумных идеях, и большинство из них я осуществил. — Он ухмыльнулся: — Вы трусишка, Клара? Вы боитесь даже попробовать? Вы же знаете, я не позволю вам упасть. Даю вам слово.

Она боялась. Она была в ужасе. Ее сердце бешено стучало от страха — и от волнения. Конечно же, это было невозможно. Это было просто невообразимо. Ее отец никогда не позволял ей ездить даже в открытом экипаже. Но глаза Фредди улыбались и бросали ей вызов.

— Вероятно, пойдет дождь, — сказала она.

Он рассмеялся.

— Но если дождя не будет, вы поедете? — спросил он.

У нее не было амазонки.

— Мне нечего надеть — сказала она.

— Дорожное платье вполне подойдет, — сказал он. — Вы можете придумывать оправдания до конца вечера, любовь моя, но я найду ответ на каждое из них. Я очень находчив.

Почему он был так настойчив? И, если уж на то пошло, почему он вообще подумал об этом? Разве ему не понравилась бы мысль провести несколько часов без нее, катаясь в одиночестве? Она не ожидала, что он будет проводить с нею много времени даже в течение этой недели, которая была их медовым месяцем. Даже ее отец, который, как ей иногда ей казалось, любил ее больше собственной жизни, не проводил с нею так много времени. Слишком скучно долгие часы проводить с калекой. Часто она чувствовала жалость к Гарриет и специально придумывала для нее поручения.

— О чем вы думаете? — спросил Фредерик. Он отставил свою чашку с блюдцем и пересел поближе к ней, так, чтобы он мог взять ее руку в свои. — Вы же хотите поехать, не так ли?

— О, Фредди, — порывисто воскликнула она, — я хочу этого больше всего на свете.

Она прикусила губу, встревоженная подступившими к глазам слезами. Возможно, попытка добавить немного жизни в ее существование была не слишком хорошей идеей. Возможно, ей будет хотеться все большего и большего, и она уже не сможет довольствоваться тем, кто она и что она имеет.

Но она никогда и не была довольной жизнью. Она научилась терпению, но никогда не была счастлива. Никогда. Никогда она не была по-настоящему счастливой.

— Тогда вы должны поехать, любовь моя, — сказал он. — У нас будет открытая четырехместная коляска для вас, чтобы совершать прогулки. А вы будете бывать на свежем воздухе всякий раз, когда вы пожелаете этого, даже когда дует ветер. И если кто-нибудь из нас простудится, то, что уж тогда поделаешь, мы вызовем врача.

— О, Фредди, — сказала она со смехом, — какое легкомысленное отношение к жизни. Звучит просто замечательно.

Он поднялся на ноги и наклонился, чтобы поцеловать ее.

— Я люблю вас, — сказал он. — Вы готовы лечь в постель? Отнести вас в вашу комнату?

Она кивнула.

— Да, пожалуйста, Фредди.

Но ей хотелось бы, чтобы он не портил сложившиеся между ними дружеские отношения лживыми фразами. Это было совершенно лишним.

— Я могу позже присоединиться к вам? — Он смотрел на нее по-особому — она знала, что он делал это специально и что у большинства женщин от этого взгляда ослабели бы колени. Даже у нее перехватило дыхание. — Или вы предпочли бы, чтобы я дал вам отдохнуть после такого долгого путешествия?

Глубоко в ее чреве все затрепетало при одной только мысли о том, что может в скором времени произойти между ними. Она коснулась рукой его щеки.

— Я предпочла бы не оставаться в одиночестве, Фредди, — сказала она.

В его глазах отразилась улыбка.

— В точности мои чувства, — сказал он, наклоняясь, чтобы поднять ее на руки.

Она обхватила рукой его шею и положила щеку на предплечье. Ей было интересно, как сильно он надеялся на иной ответ. И все же он намеренно околдовывал ее взглядом. И он оставался с ней всю вчерашнюю ночь и занялся с ней любовью во второй раз. В конце концов, оказалось, что понять Фредди не так легко, как она думала. Она ожидала, что это будет несложно, но это было не так. И почему он захотел завтра взять ее с собой на верховую прогулку?

Он одолел лестницу намного быстрее, чем это когда-либо делал Робин.


Фредерик сам был не совсем уверен, почему убедил жену поехать с ним этим утром кататься. Для нее это будет тяжело. Возможно, болезненно. И, конечно, ему было бы гораздо удобнее поехать одному и спокойно исследовать парк и окружающую сельскую местность в свое удовольствие.

Вероятно, он просто пожалел ее. Он начинал понимать, какой была ее жизнь: невыносимо ограниченной, унылой и одинокой. Он подозревал, что отец, чрезмерно стараясь уберечь ее, сделал эту жизнь еще хуже. А ее любовь и уважение к нему не позволяли ей воспротивиться или настоять на своем, ни когда он был жив, ни даже после его смерти. Она приучила себя к спокойной и терпеливой самодисциплине, которая служила защитой для ее чувств.

Ей нужно было немного счастья в жизни. Небольшое приключение. И свежий воздух. Он начал понимать, почему она была всегда такой бледной. Самое меньшее, что он мог сделать, — это иногда выводить ее на свежий воздух и уговаривать попробовать сделать то, что она всегда хотела.

Кроме того, ему нужно было кое-что доказать своим родителям. И самому себе. Он всегда утверждал, что сможет оставить свою бурную жизнь позади и остепениться тогда, когда сам захочет. Похоже, это время наступило, во всяком случае, в некоторой степени. Возможно, Клара не была той женой, которую он выбрал бы для себя, будь у него такая возможность, но дело было сделано, и он должен извлечь из этого все лучшее.

И действительно, она не была такой уж отталкивающей, как он ожидал при первом знакомстве и даже когда он делал ей предложение. Она была интересной, даже занятной попутчицей. И на удивление удовлетворяла его в постели. Он снова провел в ее постели всю ночь и снова дважды занимался с ней любовью. Возможно, сама неподвижность ее тела, когда он занимался с ней любовью, и в то же время ее живой отклик на его ласки были ему в новинку. Его женщины почти всегда были деятельны и опытны в имитировании сексуального экстаза.

Он весьма наслаждался первыми двумя ночами со своей молодой женой.

В конюшне с помощью старшего конюха он выбрал сильного вороного жеребца и сам надел на него дамское седло, прежде чем подвести его к террасе перед мраморной лестницей. Он знал, что Клара нервничала. За завтраком она придумала еще одно оправдание. Ее соседи обязательно нанесут визит, как только узнают, что она дома. «Утром?» — спросил он ее, и она не смогла придумать достойный ответ. Теперь он вбежал в дом и поднялся вверх по лестнице, чтобы забрать ее.

Ему потребовалась помощь. Ее слуга Робин держал ее, пока Фредерик устраивался на спине лошади позади седла, а потом нагнулся, чтобы усадить ее в седло. Устроив ее там, он крепко обнял Клару рукой и улыбнулся при виде неподдельного ужаса в ее глазах.

— Любовь моя, я не позволю вам упасть, — сказал он, кивком отпуская Робина. — Я буду вот так придерживать вас рукой. Вы сможете, когда захотите, опереться на меня.

— До земли так далеко, — сказала она.

Он взял поводья в руку и коленями послал лошадь вперед. Он почувствовал, как Клара напряглась.

— Расслабьтесь, — сказал он, — и наслаждайтесь поездкой.

Он направил лошадь прочь от террасы и через парк.

— О, — только и сказала она, — о…

Следующие несколько минут он думал о том, как это было похоже на то, чтобы доставить радость ребенку. Первое время она сидела совсем неподвижно, напряженно и тихо, боясь даже повернуть голову. Но затем она постепенно расслабилась, и он увидел, что она начала озираться вокруг, рассматривая лужайки и деревья, которые до этого видела только с террасы, из своего окна или с дороги из закрытого экипажа. Он чувствовал и слышал, как она вдыхала полные легкие воздуха, наполненного запахом молодой листвы. Один раз, когда они подъехали близко к дереву, она протянула руку, чтобы коснуться листьев, но затем резко отдернула ее назад, возможно, сообразив, что, когда едешь верхом, очень легко можно потерять равновесие.

А потом он понял, что она плачет. Молча. Она отвернулась от него и смотрела прямо перед собой. Она не издала ни звука, но он мог видеть блеск слез на щеке, вполоборота обращенной к нему. Он ничего не сказал, позволив ей самой справиться с нахлынувшими эмоциями. Через несколько минут она залезла в карман, вытащила носовой платочек и высморкалась.

Боже, думал он, придерживая ее и притворяясь, что не видел слез, она была женщиной, которую переполняли подавляемые чувства. Она была личностью. На которой он женился по самой низменной из причин.

Они проехали почти весь парк. Очень медленно. Он не пускал лошадь даже в легкий галоп.

— Устали, любовь моя? — спросил он, наклоняясь к ней. — Тогда я отвезу вас назад.

— Ах, Фредди! — Она повернула голову, чтобы посмотреть на него. Ее чуть покрасневшие глаза блестели. — Мне хотелось бы, чтобы нам вообще не нужно было возвращаться. Чтобы это продолжалось вечно. Какой глупой вы, должно быть, меня сочтете. Ведь для вас это самая обыденная вещь в мире, правда? И вам должно казаться, что мы движемся черепашьим шагом.

— Мы поедем снова, — сказал он, — и снова, и снова, Клара. Вы больше не будете прикованы к дому. Вы будете выходить из дома и дышать свежим воздухом. Это — приказ. И, уверяю, я потребую от вас повиновения.

На мгновение в ее глазах мелькнула смутная тоска, затем она опустила их и отвела взгляд.

— Я надеюсь, что буду слушаться вас, Фредди, — сказала она. — Я всегда слушалась папу.

Он повернул лошадь и направил ее назад к дому. Он надеялся, что она не влюблена в него. Боже, как он на это надеялся. Он собирался быть добрым по отношению к ней и принести немного счастья и немного подвижности в ее жизнь. Но он сомневался, что сможет оправдать ее ожидания любви. Вернее, он это точно знал.

Она устала, хотя и не признавалась в этом. Через несколько минут она наклонилась и оперлась плечом о его грудь. Когда он крепче обхватил ее рукой, она развязала ленты своей шляпки и сняла ее, чтобы можно было положить голову ему на плечо.

— Мир за стенами дома — волшебное место, — сказала она. — Интересно, осознают ли это до конца люди, которые всегда были здоровы?

— Вероятно, нет, — сказал он, касаясь щекой ее макушки. — Мы многое принимаем как данность.

Он чувствовал себя счастливым, внезапно и весьма неожиданно понял он. Прекрасный день, идиллические окрестности, великолепный дом. Это был его дом, а женщина в его объятиях, все еще молча осматривавшая чудеса природы, была его женой. Возможно, в конце концов, ему удастся остепениться. Возможно, в конце концов, ему не придется искать снег в июле как свидетельство того, что невозможное действительно иногда возможно.


В течение следующей недели Клара время от времени ловила себя на желании, чтобы Гарриет и лорд Беллами с супругой приехали попозже. И всякий раз она одергивала себя при этой мысли. Гарриет давно уже стала ей дорогой и верной подругой, а не просто платной компаньонкой, а родители ее мужа были очень любезны с ней в Бате. Она должна была бы с нетерпением ожидать встречи с ними. Она действительно с нетерпением ждала этого.