Джаявар кивнул и, обняв ее за плечи, притянул к себе.

— Тогда, давно, я был прав, думая о тебе как о звезде. Ведь ты наполнила мою жизнь ярким светом. Ты единственный человек в мире, который видит меня таким, какой я есть на самом деле.

На его руку сел комар, и она убила его, прежде чем тот успел укусить Джаявара.

— Если я услышу, что тебя убили, я приму яд. Я буду хранить в себе нашу звезду и отправлюсь разыскивать тебя.

— Только сначала убедись в том, что я действительно убит, Аджадеви. На войне бывает масса всякой лжи, и слухов появляется не меньше, чем сейчас этих паразитов вокруг нас.

— Если мы победим, — сказала она, — мы с тобой должны будем запустить еще один фонарик. Мы должны будем добавить на небо еще одну звездочку.

— Хорошо.

— Поэтому победи, чтобы ты мог дать нам вторую звезду.

Вздохнув, он поцеловал ее в плечо, и губы его задержались на ее коже.

— Отдохни здесь со мной, любовь моя. Отдохни со мной, и посмотрим, что принесет нам эта ночь.

Глава 2

Битва на берегу

Два дня спустя, незадолго до рассвета, Джаявар стоял, освещаемый небольшим костром, посередине круга, который образовали двадцать четыре командира. Одним из них был Пхирун, которому Джаявар в свое время открылся на пыльной дороге возле Ангкора. Верный своему слову, Пхирун посылал группы бойцов на север, а позднее направился туда и сам во главе большого отряда крепких мужчин и женщин.

Каждый из этих двадцати четырех командиров должен был вскоре повести за собой в бой три сотни воинов. У каждого из них были в предстоящем сражении свои задачи. Некоторые получили приказ следовать за Джаяваром прямо на чамский лагерь, другие — обойти место схватки с флангов и захватить вражеские лодки, чтобы чамы не успели скрыться на них.

Прошлую ночь Джаявар провел за раздумьями, как может развернуться это сражение, просчитывая все варианты. В конце концов он решил принять план мальчика с использованием пожара. Джаявар опасался, что сильный огонь может заставить чамов сразу броситься к своим лодкам. Конечно, кого-то из врагов они догонят и убьют, однако остальные могут сбежать и предупредить своих приближающихся собратьев. А успех всей стратегии Джаявара основывался на том, чтобы застать вновь прибывших врасплох; для этого необходимо было добиться того, чтобы ни один чам во время утренней атаки не ускользнул от них.

В итоге Джаявар решил устроить небольшой пожар на западе. Дым привлечет внимание чамских часовых, и, вероятно, Индраварман пошлет отряд выяснить причину пожара. А Джаявар тем временем бросит основные свои силы прямо на лагерь неприятеля, ошеломив его, и тогда тот не успеет вооружиться и занять оборонительную позицию. Чамы в войне с кхмерами применяли тактику нагнетания страха, а теперь Джаявар использует этот метод против них самих, рассеивая вражеских воинов и беспощадно истребляя их.

Что же касается предложения мальчика отравить рыбу, Джаявар решил принять и его. Поэтому два дня назад он послал своих разведчиков передать кхмерским рыбакам, чтобы они позволили своему улову испортиться, прежде чем продать его чамам на следующий день. Король, конечно, не знал, сколько чамов заболеет из-за этого, но был уверен, что по крайней мере некоторые из них будут далеко не в лучшей форме. Нельзя было упускать возможности ослабить врага.

Поскольку под командой Индравармана было гораздо больше воинов, Джаявар был убежден, что три небольших сражения вместо одного большого — единственный способ прогнать чамов с родной земли. В первых двух из них — в схватке на берегу и с прибывшим пополнением чамов на воде — у него будет численный перевес над врагом, и, если его стратегия сработает, это может стать для кхмеров днем побед.

Стоя перед командирами и повторяя свои предыдущие указания, Джаявар думал о том, кому из них суждено дожить до следующего рассвета. Все они были сильными, отважными и преданными людьми. Чамы уже один раз взяли над ними верх, кхмеры были вынуждены скрываться в джунглях и теперь жаждали мести. Джаявар опасался, что это может сделать их слишком агрессивными, и просил в битве полагаться на разум, а не только на сердце.

— Я не хотел бы потерять ни одного из вас, — в конце добавил он. — Поэтому атакуйте со страстью, но не безрассудно. Думайте о тех, кого вы потеряли, но не стремитесь побыстрее присоединиться к ним. Вместо этого посвятите своим близким вашу победу.

Несколько командиров громко выказали свое согласие с ним. Джаявар по очереди переводил взгляд с одного командира в полном боевом облачении на другого. Из двадцати четырех командиров шестеро были сиамцами, включая и беззубого, всего в боевых шрамах воина, который спланировал успешное нападение сиамцев на отряд Индравармана. Не забывая об интересах наемников, Джаявар и им уделил внимание:

— Вас привлекло сюда золото, и вы это золото получите. Но вы должны помнить, что чамы — наш общий враг. Поработив наш народ, они придут и к вам. Поэтому сражайтесь сегодня с нами не только за золото, но и за свое будущее.

Сиамцы дружно ударили себя щитами в грудь. Как всегда, движения их были отточены и синхронны, и Джаявар был рад, что сражаются они на его стороне, а не против него. Он переводил взгляд с одного лица на другое.

— Пока мы шли, — сказал он, — я спросил свою жену, за что мы воюем. Она ответила мне, что мы должны драться за то, чтобы «жить так, как мы сами считаем нужным». И она была права: ничто не может сравниться по благородству с этим желанием. Поэтому, готовясь к битве, скажите своим людям, как горячо мы стремимся вернуть то, что когда-то было нашей действительностью. Сам я, как и вы, жажду свободы, и сегодня я добьюсь ее либо через победу, либо через смерть.

Надеясь, что ему удалось воодушевить людей, Джаявар кивнул, и пальцы его крепче сжали рукоять сабли. Ему нужно было наполнить их сердца надеждой и отвагой, потому что очень скоро им предстояло атаковать закаленных в боях бойцов.

— Дни, когда я вынужден был прятаться, миновали, — добавил он, глядя на командиров; голос его звучал все громче и все тверже. — Я, как и вы, вынужден был скрываться, но с самой первой ночи, проведенной в джунглях, в голове у меня кипели мысли о мщении. Чамы убили моих детей, отняли все самое ценное, что у меня было. А теперь, оскверняя наши храмы и жилища, насмехаясь над нашей историей, они считают нас трусами. Они смешивают нас с дерьмом, потому что не верят, что мы способны восстать против них. Но они ошибаются, друзья мои. Потому что сегодня, хоть нас и меньше, мы окрасим их кровью и землю, и воду, и сам воздух, которым мы дышим. А моя сабля будет петь сегодня голосами моих детей. Ваши сабли тоже запоют, и все вместе мы покажем чамам, что всякий, кто угрожает нашей стране, подвергает себя смертельной опасности. Мы не ищем войны. Мы не рады ей. Но если нам приходится сражаться, мы бьемся так, как будто на кону стоят наши бессмертные души!

Послышались одобрительные выкрики и кхмеров, и сиамцев, а также тяжелые удары оружием о щиты.

— Хорошо! — зычно крикнул Джаявар. — Сегодня мы будем драться под новым знаменем. Это знамя не короля, это знамя народа. Пусть оно придаст вам решимости! Несите его вперед! И сражайтесь, чтобы жить, как захотите сами, а не так, как вас заставляют чамы. — Он выхватил саблю из ножен и высоко поднял ее. — Помните: жить, как хотите сами!

Командиры одобрительно зашумели, вскинув над головами свое оружие.

Джаявар по очереди обнял каждого из них, называя по имени и желая победы. Он был готов умереть за свой народ, а они — за него. Несмотря на то что король хотел жить, он, если бы ему пришлось выбирать, победить и умереть либо проиграть и остаться в живых, выбрал бы первое.

Вернуть свободу своему народу было важнее, чем его собственная судьба и даже судьба Аджадеви.

Джаявар должен был победить любой ценой, во что бы то ни стало.

* * *

Спустя несколько часов после того, как на западе от лагеря был устроен отвлекающий пожар, Боран стоял рядом с Виболом и слушал последние приказы своего командира. Хотя все, что говорилось, было очень важно, Боран постоянно поглядывал на сына, грудь которого от волнения вздымалась все чаще. По лбу Вибола катились капли пота. Пальцы его вцепились в древко копья, которое сейчас подрагивало, как молодое деревце на ветру. Борану внезапно ужасно захотелось схватить его за руку и увести от приближающегося безумия, но он знал, что сын ему этого никогда не простил бы. Поэтому Боран просто молился, чтобы боги уберегли его семью. Он молил их о небесной защите.

Командир выхватил свою саблю. Лагерь чамов был уже рядом, а в джунглях вокруг него большие группы кхмеров и сиамцев ждали сигнала к атаке. Люди беспокойно переминались с ноги на ногу, проверяли, крепко ли пристегнуты щиты, и по-братски похлопывали один другого по плечу, обещая прикрывать друг друга. Каждый знал, что может погибнуть, и эмоции били через край. Закаленные в сражениях воины говорили о любви и самоотверженности. Командиры смотрели на своих людей с благосклонностью; они испытывали к своим подчиненным сердечную привязанность.

Слева от Борана раздался крик птицы. Он догадался, что птица была ненастоящая, только когда люди вокруг него начали готовиться к бою. Крик повторился, и на этот раз командир подал сигнал бежать вперед. Боран повернулся к Виболу и поцеловал его в лоб.

— Я люблю тебя, — сказал он.

Вибол кивнул и хотел что-то ответить, но в этот момент на них стали напирать стоявшие сзади.

Боран бежал впереди своего сына, обещая себе, что всегда будет оставаться между Виболом и неприятелем. Он перепрыгнул через ствол упавшего дерева, поднырнул под низкую ветку, обежал высокий, до пояса, муравейник и помчался дальше, слыша, как позади него тяжело дышит Вибол. Люди спотыкались и падали, но быстро поднимались и вновь бросались в густой подлесок, как река бросается на перекрывающую ее дамбу. Хотя щиты все время бились о ветки и человеческие тела, двигались все они на удивление тихо.

Раздался крик какого-то чама. Люди вокруг Борана побежали быстрее. Джунгли редели, впереди стало светлеть, и неожиданно перед ними открылась картина чамского лагеря. Боран увидел, что схватка началась. Задачей его отряда было захватить и удерживать вражеские лодки, и их командир, отбив удар чама, не вступил с ним в бой, а, делая крюк, направился к стоявшим на привязи лодкам. Вокруг звенели бьющие о щиты сабли, раздавались выкрики, отчаянные вопли, трубный зов нескольких боевых слонов, остававшихся все еще привязанными к деревьям.

Боран обернулся, чтобы убедиться в том, что Вибол по-прежнему находится сразу за ним, и в этот миг споткнулся. На него набросился чам с секирой, и он едва успел подставить свой щит под удар. Лезвие попало в щит под углом и соскользнуло вбок, не причинив Борану вреда. Восстановив равновесие, он сделал выпад копьем и попал чаму в бедро. Тот закричал и выронил секиру.

Казалось, что враги повсюду, и Боран крикнул Виболу, чтобы тот бежал по направлению к лодкам.

Впереди него просвистело несколько пущенных чамскими лучниками стрел, которые с глухим звуком вонзились в рослого кхмера, всего забрызганного кровью врагов. Понимая, что лучники эти представляют смертельную опасность для сына, Боран бросился вперед, держа перед собой щит, и почувствовал, как стрела впилась в толстое дерево. Двое лучников при его приближении, побросав свои луки, побежали к воде. Хотя Боран считал себя неслабым человеком, никогда в жизни он еще не ощущал в себе такой силы. Мысль о возможной гибели Вибола наполняла его яростью, и он отчаянно закричал на оставшихся чамов, переключая их внимание на себя. Какой-то голый чам подхватил саблю упавшего товарища и преградил Борану путь. Это был мужчина с хорошо развитой мускулатурой, но Боран испытывал не страх, а лишь всепоглощающее желание защитить своего ребенка. Он отразил удар чама щитом и, почувствовав, что оружие врага застряло в древесине, древком копья сбил того с ног.

Лодки находились недалеко, и Боран крикнул Виболу, чтобы тот поторопился. Пристань, находившаяся в пятидесяти шагах от них, уже была забита сражающимися кхмерами и чамами. Боран ринулся в бой. Он использовал свой щит, чтобы сбрасывать чамов в воду. Удар эфесом сабли пришелся ему в плечо, и рука его онемела. Он подумал, что теперь ему конец, но кхмеры вокруг него сплотились и обратили чамов в бегство. Неожиданно вся пристань оказалась занятой своими.

Боран подтащил Вибола к ближайшей лодке и запрыгнул в нее, но неудачно и почувствовал острую боль в ноге. Тем не менее он развернулся и закрыл Вибола своим щитом от чамского копья, летевшего в их направлении. Группа опытных кхмерских бойцов быстро перебила чамов в лодке. Грудь Борана судорожно вздымалась, ему было трудно дышать, а правая рука плохо слушалась его. И все же краем щита он подтащил сына поближе к себе. К своему удивлению, он вдруг заметил, что наконечник копья Вибола в крови.