Джоджо Мойес - Танцующая с лошадьми

– Тогда я им позвоню, – заключил он и, судя по шагам, направился к лестнице, – спрошу, что дальше делать.

Наташа услышала, как Сара спускается по лестнице. Девочка ступала нарочито бесшумно, будто не хотела, чтобы ее услышали, но Наташа, которая все еще остро ощущала присутствие посторонних в доме, тотчас оторвалась от бумаг. Уступив Маку свой кабинет в качестве спальни, она работала за кухонным столом и теперь откинулась на спинку стула, чтобы лучше видеть, что происходит.

– Ты уходишь?

Сара резко обернулась, будто не ожидала, что ее увидят. На ней был пуховик и шерстяной полосатый шарф.

– Я ненадолго.

– Куда идешь? – спросила Наташа с непринужденным видом.

– Повидать подругу.

– Хочешь, я тебя подвезу? – Наташа встала.

– Нет, спасибо.

– Тогда встречу. Сейчас рано темнеет. Мне не трудно.

– Нет, спасибо. – Сара улыбнулась, но улыбка вышла неубедительной. – Я доберусь на автобусе.

И исчезла, прежде чем Наташа успела что-то еще сказать. Сжав в пальцах ручку, Наташа смотрела на входную дверь.

Сара жила у них уже десять дней. Первые два дня она почти все время молчала и скрывалась у себя в комнате, если Наташа была дома, но потом у них установилось некое подобие режима. Наташа готовила завтрак (обычно она вставала первая), Мак отвозил Сару в школу, как посоветовал социальный работник. Он отвечал за первые пару часов после школы, а затем либо Сара с Маком, либо все трое, в зависимости от того, как поздно Наташа приходила с работы, ужинали. Факсимильная копия семьи.

Поначалу Наташе было неловко ужинать с Маком. Застольный разговор давался с трудом. Но Мак болтал с Сарой, и даже если девочка отмалчивалась, они все равно ощущали себя в большей, чем раньше, безопасности, а иногда даже испытывали чувство товарищества. Жизнь Сары, ее маленькие потребности, даже ее упрямство придавали смысл их общению.

Дважды звонили из школы: жаловались, что она прогуливает уроки. Сара объясняла, что ошиблась с расписанием. А однажды она пришла, а учитель что-то перепутал и не явился. Рут, социальный работник, предупредила, что девочка нарушает установленный для нее распорядок.

– Нас беспокоит то, что ее нет там, где она должна быть, – говорила Рут.

У Наташи было ощущение, что от них что-то скрывают.

– А как иначе у подростков? – весело говорил Мак. – Меня тоже никогда не было там, где я должен был быть.

– Нельзя давать ей слишком много свободы, – твердила Рут, обращаясь к Наташе. – Насколько нам известно, дедушка был с ней строг, и она, похоже, реагирует на потерю стабильности, слетая с катушек. Прогуляла много уроков и отказывается говорить, чем занимается. Боюсь, вам с ней придется несладко, – быстро добавила она. – Как я уже сказала, это ребенок, которому, как нам кажется, было бы легче, если бы существовало четкое расписание. И если вам удастся договориться с ней об определенных ограничениях относительно того, когда и куда она уходит, всем было бы лучше.

Улыбаясь, Рут сказала, что у них есть преимущество: Сара сама попросилась жить с ними.

– Из опыта могу сказать, что, когда молодые люди сами выбирают семью, дела идут лучше. Уверена, так и будет.

У Наташи не было времени почувствовать себя польщенной. Теперь, когда Сара поселилась у них, складывалось впечатление, что та хотела бы проводить с ней как можно меньше времени. За ужином Сара отвечала односложно, а если Наташа была дома, то сидела у себя в комнате и отлучалась так часто, что казалось, она вообще у них не живет.

За первым ужином Мак сказал:

– Знаешь, мы никогда еще не принимали гостей твоего возраста. Что будем делать?

Он говорил так весело, так беззаботно.

Наташа стояла у плиты, соскребая пригоревшие крошки пиццы с противня и делая вид, будто не прислушивается.

– После школы я обычно встречаюсь с друзьями, – осторожно сказала Сара.

Мак пожал плечами:

– Хорошо. Скажем, два раза в неделю для начала. В остальные дни ты должна приходить домой и мы вместе будем делать уроки. Хотя, честно признаюсь, у меня нет ни малейшего представления, что ты должна делать.

– Я привыкла уходить и приходить, когда мне нужно.

– А мы не привыкли, Сара, что в доме есть кто-то еще, и нам нужно время, чтобы приспособиться. Думаю, мы вскоре сможем дать тебе ключи от дома, но ты должна постараться. Договорились?

Девочка тоже пожала плечами:

– Договорились.

Наташа думала, что Сара была для Мака всего лишь дымовой завесой, помогающей скрыть, насколько им некомфортно друг с другом. Но он полностью погрузился в заботу о девочке. Бросил курить и пил не больше бокала вина или пива за вечер. Проштудировал кулинарные книги, чтобы научиться готовить в отсутствие Наташи. Казалось, он инстинктивно знал, о чем поговорить с Сарой, что она хочет на ужин или что смотреть по телевизору. Иногда она улыбалась его шуткам, делилась тем, что произошло за день, возвращаясь из школы.

Наташа пыталась найти нужный тон. Часто даже ей самой казалось, что она говорит с ней, как с клиентом: «Тебе нужно что-нибудь? Что ты обычно ешь в школе?» Вопросы казались неловкими, будто она вела допрос. Во время таких разговоров у Сары появлялось настороженное выражение лица, словно она тоже чувствовала себя как на допросе.

Наташа предложила добавить что-нибудь в гостевую спальню, чтобы сделать ее поуютнее, но Сара отказалась. Вежливо улыбнулась, когда Наташа показала ей новое пуховое одеяло и туалетные принадлежности в ванной. Мягко отклонила идею пойти в выходной в магазин и выбрать постеры или картины для украшения стен. Однажды днем, когда Сара была в школе, Наташа зашла в комнату. Она пыталась понять, что Сара за человек, в чем нуждается, но вещи мало о чем могли сказать: дешевая одежда из сетевых магазинов, точно как у других девочек этого возраста, фотография, на которой изображена она и двое пожилых людей, вероятно ее бабушка и дедушка. Несколько книг о лошадях и школьная форма. Вообще Сара была аккуратной девочкой, но, что странно, обувь ее часто бывала в грязи, а джинсы в пятнах и пахли чем-то острым, Наташа не могла понять чем. Когда она спросила однажды вечером, Сара покраснела и сказала, что они с подругой выгуливали собаку в парке.

– Все нормально. Она откроется, нужно время, – уверил Мак, когда Сара удалилась к себе. – Только представь, как это все для нее необычно. За пару месяцев вся ее жизнь перевернулась.

Не только ее, хотелось сказать Наташе. Но вместо этого она взяла документы и пошла на кухню работать, все больше чувствуя себя незваным гостем в своем доме.

– …Поэтому в эти выходные я не еду в Кент.

Конор с трудом верил своим ушам.

– Вы с Маком – приемные родители девочки? – повторил он.

– Не говори так, Конор. Мы не удочерили ее. Я встретила Сару случайно. Она просто у нас поживет, пока ее дедушка не поправится. Кстати, это несколько упрощает нашу жизнь. Снимает напряженность.

Конор смотрел на это иначе.

– Кажется, я чего-то не понимаю, Дока, – сказал он, поглаживая свой кожаный портфель. – Сначала он переезжает к тебе. Теперь вы приемные родители. И ты не можешь уехать со мной на выходные, так как вы играете в семью.

– Это ее первые выходные, – очень спокойно ответила Наташа. – В пятницу приходит социальный работник, чтобы убедиться, что она нормально устроилась. Я не могу вот так взять и уехать, когда она только что у нас поселилась.

– Итак, вы изображаете счастливую семью.

– Конор, не говори ерунды. Думаю, Маку было так же трудно. Когда в доме третий человек, мы не должны относиться друг к другу как прежде.

– Все это очень хорошо, но я вижу это в другом свете. Когда у тебя дети…

– У нас нет детей. У этой девочки своя жизнь, свои интересы. Ее вообще дома почти не бывает.

– И в чем тогда смысл, если ее вообще почти дома не бывает? Ты сказала, в ее присутствии вам незачем общаться друг с другом.

Черт, как трудно спорить с юристом!

– Не передергивай. Она попросилась к нам. Мы с Маком оба решили, что это разрядит атмосферу в доме. К тому же поможет подростку в сложной ситуации.

– Какой альтруизм!

Она вышла из-за стола, подошла к нему и села на подлокотник рядом. Заговорила почти шепотом:

– А если бы ты встретил неиспорченного ребенка, которому был бы нужен кров на несколько недель, чью жизнь ты бы мог изменить к лучшему, что бы ты сделал? – (Теперь он внимательно ее слушал.) – Ты же отец. Представь, если бы речь шла о твоем сыне. Ты бы не молил, чтобы какие-нибудь хорошие люди позаботились о нем? – Она ловила его взгляд. – Когда мы продадим дом, она благополучно вернется к себе, и мы, все трое, можем разойтись по разным дорогам. Всем будет хорошо.

Она хотела взять его за руку, но он отстранился и склонил голову набок.

– Я все это понимаю. Но объясни мне одну вещь. – Он подался вперед. – Как ты объясняешь свое семейное положение официальным представителям? Странное дело! Двое почти не виделись целый год и не испытывают друг к другу никакой симпатии, но внезапно предлагают спасти заблудшую душу… – (Она сделала глубокий вдох.) – Ой-ой-ой. Я знал…

– Да нет же, Конор…

– Вы им не сказали, так? – Его голос стал язвительным. – Они думают, что вы вместе. С официальной точки зрения вы обычная семейная пара.

– Не было смысла говорить об этом… Тебе прекрасно известно, что я не поменяла фамилию.

– Очень удобно.

– Просто не распространялась об этом, – пыталась объяснить она. – И только. Люди знают меня как Макколи. Не знала, что с этим делать.

– И теперь мистер и миссис Макколи удочеряют маленькую девочку. Очень все хорошо складывается, не правда ли? Семья восстановилась.

– Мы ее не удочерили. Это подросток, которому надо где-то жить несколько недель. Перестань, Конор. Не ищи того, чего нет.

Но ему мерещилась целая палитра мотивов, отговорок, хитростей. Дни напролет он ее избегал; если она приглашала провести с ней вечер, он ссылался на занятость или вовсе ее не замечал. Он вернется, говорила себе Наташа. Она смотрела на свой мобильный телефон, который показывал в четырнадцатый раз, что ей звонили только по работе. Значит, надо сосредоточиться на работе.

В доме было тихо. Еще несколько часов он будет принадлежать только ей. Она опустила голову на руки и закрыла глаза. Потом встрепенулась и, сделав глубокий вдох, будто вынырнула, набрала номер своего офиса и оставила сообщение на автоответчике.

– Бен, собери, пожалуйста, все свидетельские показания по делу Ноттингема. И немедленно дай знать, если будут новости из зала суда номер три. Мне кажется, местный орган власти в деле Томпсона собирается подать апелляцию.

Это снова повторилось. У ее кладовки были сложены три скирды свежего сена, распространявшего сладкий аромат летних лугов. Рядом лежал невскрытый мешок корма. Сара за это не платила. Она сжала холодный навесной замок, глядя с удивлением на картину, которая встречала ее дважды за последние две недели, испытывая одновременно благодарность за то, что у Бо имеется корм, и тревогу, поскольку догадывалась, откуда все это взялось.

В конюшню прокралась осень, принеся с собой холодные ночи и, как казалось, неутолимый голод лошадям. Сара взглянула из кладовки на жаровню, которую Ковбой Джон растапливал манильскими конвертами, беседуя со своей собакой. Он наводил порядок в кирпичном сарае, который называл своим офисом, сжигая накопившуюся за многие годы нераспечатанную официальную корреспонденцию. Она попросила у него сена. Он сказал, извиняясь, что продал все Салю, оставив только то, что было нужно собственным лошадям.

Сара наполнила сеном корзину и потащила ее через двор в стойло Бо. Налила свежей воды в ведра и стала чистить подстилку. Время от времени она грела закоченевшие пальцы на мягкой и теплой шкуре лошади под попоной и слушала, как та ритмично хрупает.

Она думала, что у Макколи ей станет жить легче. В какой-то степени так оно и вышло. Дом был милым. Ближе к школе и к конюшне. С деньгами оставалась проблема. Без Папá она не могла платить арендную плату за стойло. Наташа не давала ей денег на школьные обеды, а делала бутерброды. Они купили ей новый проездной на автобус, чтобы она не просила денег на транспорт. Каждые выходные они давали ей карманные деньги, чего не делали другие семьи, но их было недостаточно, чтобы покрыть расходы на содержание Бо.