Наконец за Рут закрылась дверь. Уходя, гостья улыбнулась Маку, пожалуй, слишком широко. Так ему улыбались все женщины, и помимо воли Наташа почувствовала раздражение. Она поблагодарила Бога, что договорилась встретиться с сестрой.

– Хорошо. Я все равно обещал отвезти Сару в больницу после школы. Но завтра меня не будет, если не возражаешь.

Он не сказал, куда идет.

– Хорошо. – Наташа шагнула вперед, но он не дал ей пройти. – У меня совещание, Мак. Я уже опаздываю.

На нем были джинсы, которые ей когда-то очень нравились, – глубокого синего цвета, мягкие и шелковистые. Полиняли на карманах, которые были у него вечно чем-то набиты, несмотря на ее мольбы. Она вспомнила, как несколько лет назад, на выходных, отдыхала, прислонившись к нему, ветер кусал ее уши, а руки утопали в задних карманах этих самых джинсов.

– Я тут купил тебе кое-что. – Он достал из-за спины большую сетку разных луковиц. – Знаю, это только начало, но… ты так печалилась.

Она взяла у него сетку, и на руках остались мелкие частицы почвы.

– Я помогу тебе, если хочешь, на следующих выходных. По крайней мере, хоть изгородь починю.

Она сглотнула.

– Все вырастет заново. Со временем. – Наташа взглянула ему в глаза и улыбнулась. – Спасибо.

Она на минуту представила Мака, смеющегося и весело болтающего, на талии пояс с инструментами, а она сажает новые луковицы. Есть ли в этом смысл, хотелось ей спросить. Разве наши пути и так не переплелись слишком тесно?

Они стояли в передней, каждый думал о своем. Когда Мак заговорил, стало ясно, что думали они о разном.

– Таш, мы это не обсуждали, но что будем делать, если старик не поправится? – Мак прислонился к входной двери, загораживая ей дорогу. – Он плох, знаешь. Непохоже, что он скоро выкарабкается.

Наташа глубоко вздохнула:

– Тогда она станет головной болью кого-то другого.

– Головной болью кого-то другого?

– Хорошо. Ответственностью кого-то другого.

– А с лошадью что делать?

Она вспомнила животное, которое беззаботно топтало сад, оставляя после себя руины. В тот день оно перестало быть для нее воплощением грации и красоты.

– Мак, как только мы уедем отсюда, перестанем быть семьей. Мы не сможем дать ей ни дома, ни лошади, вообще ничего. Твоя работа не позволит тебе стать постоянным опекуном, моя тем более. Мы и так с трудом справляемся.

– Значит, мы ее подведем.

– Это система ее подвела. У нее нет ни гибкости, ни ресурсов, чтобы решать проблемы таких, как она. – Видя выражение его лица, Наташа смягчила тон. – Послушай, они могли бы найти для лошади временное пристанище в каком-нибудь заповеднике или где-нибудь еще, пока не подберут для Сары новую семью, возможно в деревне, если она жить без нее не может. Ей могло бы понравиться.

– Не думаю.

– Ладно, я наведу справки. Посмотрим, какие есть варианты. Не раскрывая карты, конечно.

Он по-прежнему загораживал дверь. Наташа посмотрела на часы: те говорили, что она опаздывает на совещание.

– Ты хочешь, чтобы она ушла?

– Я этого не сказала.

– Но… непохоже, что она тебе нравится.

– Конечно, она мне нравится. – Наташа стала рыться в портфеле, чтобы скрыть, что покраснела. – Чего ты от меня хочешь? Мак, не делай из меня плохого полицейского. Я предоставила свой дом незнакомке. Более того, ввела в заблуждение социальные органы относительно нашего знакомства. Заплатила несколько сот фунтов за перевозку лошади в Кент, а потом обратно. Принесла в жертву любимый сад…

– Я не об этом.

– Тогда о чем? О том, чтобы обсуждать косметику, как подружки? Я пробовала. Пыталась вытащить ее в магазины. Предложила украсить комнату. Пыталась завести беседу. А тебе не приходило на ум, что, возможно, это я ей не нравлюсь?

– Она еще ребенок.

– И что из того? Поэтому ты не допускаешь, что ей может кто-то не нравиться?

– Нет. Просто считаю, взрослый должен налаживать отношения.

– Прекрасно. Ты стал экспертом по воспитанию детей?

– Нет. Просто не потерял человечности.

Они смотрели друг на друга.

Она поставила сетку с луковицами на столик и взяла портфель с документами. Щеки ее пылали.

– Как у тебя все просто, Мак. Все тебя любят. Черт, эта проклятая социальная работница была готова усесться к тебе на колени. Непонятно, по какой причине, но на Сару ты производишь такое же впечатление. Рада за вас обоих. – Наташа схватила свой телефон. – Но не требуй того же от меня, ладно? Я делаю что могу. Я лишилась дома. Жертвую личной жизнью просто оттого, что вы торчите здесь каждый день, играю в счастливую семью. Я терплю. Насилую себя каждый день. Делаю что могу, черт возьми!

– Таш…

– И прекрати меня называть Таш!

Она освободила себе путь, рывком открыла дверь и стала спускаться по ступеням. В ушах звучал его голос, сердце колотилось. Отчего-то на глаза навернулись слезы.


– Хорошо. Ты клиническая идиотка. – Джо стянула резиновые перчатки и подошла к кухонному столу, где сидела Наташа с бокалом вина. – Мак? Твой бывший муж Мак?

– В этом-то и загвоздка. Официально он не бывший муж и поэтому имеет право жить в доме.

– Тогда тебе надо съехать. Это безумство. Посмотри на себя. Ты довела себя до полного нервного истощения.

Дотти, младшая дочка Джо, пришла на кухню, жуя резиновую собачью кость.

– Фу, милая, у тебя заведутся глисты. – Джо вынула кость изо рта ребенка, сунув взамен сушеный абрикос. У Дотти даже не было времени возмутиться. – Мама с папой знают?

– Конечно нет. Все это продлится еще несколько недель.

– Тебе нужно съехать. Поселись в гостинице. Когда ты с ним жила, нервы у тебя были хуже некуда. Куда это приведет? Бог мой, Таш, летом у тебя только все стало налаживаться. В постель, оба! – крикнула она, услышав шум драки из гостиной. – Эту тоже пора укладывать. Посидишь одна? Я только уложу ее спать. Уже без четверти восемь.

– Конечно.

Наташа вздохнула с облегчением, когда очаровательную Дотти, пахнущую тальком и со следами джема на круглых щечках, увели. Старшие дети подросли и, как ни странно, стали похожи на людей. Дотти была болезненно острым напоминанием о том, чего она лишилась. Потеря до сих пор не давала ей покоя.

– Скажи спокойной ночи тете Таш.

Наташа застыла, готовясь к поцелую, и напустила на себя непринужденный вид.

– Не хочу. – Девочка спрятала голову в колени Джо.

– Нехорошо, Дотти. Надо сказать спокойной ночи…

– Все нормально. Правда. – Наташа помахала ей рукой. – Она устала.

Она знала, что сестра увидит в этом очередное проявление ее дефектного гена материнства.

– Дай мне пять минут. Только почитаю ей на ночь.

Джо поправилась, подумала Наташа, наблюдая, как та привычным жестом подхватила ребенка и понесла его на бедре. Она постоянно жаловалась, что у нее совсем нет времени, что дети испортили ей фигуру, забрасывая еще один кусок сахара в кружку с чаем, с которой не расставалась.

– Чертов сахар, – объясняла она. – Успокаивает, кричу меньше за чаем.

Наташа долгое время избегала появляться в доме сестры. После выкидышей, из которых семья знала только об одном, шумный дом Джо, с нарисованными пальцами картинками, осыпающейся штукатуркой и пластмассовыми игрушками, слишком напоминал ей об утраченных детях. Она корила себя, что не могла побороть зависть к этим трем детям. Легче было сослаться на вечную занятость. В семье ее считали чокнутым трудоголиком – с того момента, когда она подала заявление о поступлении на юридический факультет. Она хорошо училась, ей были важны результаты. Когда она объясняла, что слишком загружена и не сможет прийти на семейный обед, потому что надо готовить то или другое дело, знала, что в ее отсутствие мама снисходительно, а возможно, грустно скажет, что стоило бы направить силы на более важные стороны жизни.

После ухода Мака они не решались обсуждать ее личную жизнь. По крайней мере, у тебя осталась работа, говорили они, когда она все же изредка посещала семейные обеды. И успокаивали себя тем, что именно это ей всегда и было нужно.

Джо вернулась минут через десять. Выкинула абрикос в раковину, собрала волосы в конский хвост.

– Не могу выбраться в парикмахерскую. Записывалась на прошлой неделе, но Тео приболел. Пришлось заплатить пятьдесят процентов. Обдираловка. – Она села и с удовольствием отпила белого вина. – Ух! Это-то мне и было нужно. Чертовски хорошо. Ладно. Пусть остальные еще повозятся, а то нам с тобой так и не удастся поговорить.

– У тебя-то все хорошо? – спросила Наташа, подозревая, что сестра считала ее зацикленной на себе. Незамужние бездетные женщины определенного возраста были такими. Она постоянно это слышала. – А как Дэвид?

– Две недели на Сейшелах и пластическая хирургия уладят все что угодно. Да и секс, конечно. Забыла, что это такое. – Она прыснула. – Да ладно. Давай о тебе. Ты ничего мне не рассказываешь.

Наташа поняла, что жизнь сестры превратилась в маленький пузырек. И это было нормально. Ее собственная жизнь была далека от нормальной.

– Я думала, он пробудет пару недель. Не стоило и говорить.

– Таш, я серьезно. Уезжай. Я бы предложила комнату здесь, но мы тебя сведем с ума через пять минут. – Она сделала еще один большой глоток из бокала. – У тебя же есть деньги. Сними номер в каком-нибудь хорошем спа-отеле. Делай массаж и маникюр каждый день после работы. Вычти стоимость из его доли. Это он сводит тебя с ума. Он во всем виноват.

– Не могу. – Наташа вертела в руках цветной карандаш.

– Можешь. Вот я бы обрадовалась. Рай!

– Не могу. – Наташа вздохнула, обняла себя за плечи. – Я приняла ответственность за человека. За девочку.

Позднее Наташа пожалела, что нечасто виделась с сестрой в последние годы. Реакция Джо на новость, вопреки всем ожиданиям, ее потрясла. Она заставила Наташу повторить рассказ дважды. Наташа запиналась от неловкости. Джо встала, обошла вокруг стола и крепко обняла младшую сестру, оставив следы муки на ее темном костюме.

– Бог мой, Таш! Как это чудесно! Какой благородный поступок! Если бы на свете было больше таких людей. Великолепно! – Джо села на место, ее глаза светились. – Какая она?

– В этом-то и проблема. Я это представляла иначе. Мы с ней, похоже… не нашли общего языка.

– Она подросток.

– Да. Но Мак с ней поладил.

– Мак поладил бы с Саддамом Хусейном. Кокетка на девяносто семь процентов.

– Джо, я старалась. Ничего у нас не получается. Все пошло не так, как я ожидала…

Джо наклонилась в сторону двери – наверное, проверяла, не слышат ли дети.

– Буду с тобой откровенна. Как только Кэтрин исполнилось тринадцать, она превратилась в настоящую корову. Будто моего милого ребенка подменили монстром, состоящим из гормонов. Она смотрит на меня с таким… омерзением, будто я вызываю у нее физическое отвращение. Все, что я говорю, ее раздражает.

– Кэтрин?

– Ты ее давно не видела. Ругается, как грузчик. Огрызается. Таскает деньги потихоньку, хотя Дэвид делает вид, что не замечает. Врет на каждом шагу. Настоящая стерва. Могу утверждать это как ее нежно любящая мать. Если бы я не знала, что прежняя Кэтрин все еще существует, если бы не верила, что однажды она станет сама собой, я бы прогнала ее вон еще несколько месяцев назад.

Наташа никогда не слышала, чтобы сестра так безжалостно говорила о своих детях. Она задумалась, сколько материнских чувств она сдерживала, рисуя в своем воображении розовые картинки, которых была лишена. Может, она была слишком строга к Саре.

– Дело не в тебе. Она столько всего пережила. Только не бросай ее.

– Я не такая, как ты. Я так не умею.

– Ерунда. Ты талант. Вспомни, что ты делаешь для этих несчастных детей на работе.

– Это клиенты. Совсем другое дело. Я отстаиваю их права. И еще… Мальчик, которого я представляла. Он перевернул все во мне. Сказал, что пережил ужасный побег. Позже я узнала, что он лгал. Теперь я потеряла уверенность, что меня не водят за нос.

– Думаешь, она водит тебя за нос?

– Мне кажется, она что-то скрывает.

– Ей четырнадцать. – Джо покачала головой. – Чего только они не скрывают: безответную любовь, издевательства в школе, переживания по поводу лишнего веса или из-за какой-нибудь дуры, которая больше не хочет с ней дружить. Они нам этого не говорят. Боятся, что их осудят или отчитают. – Она засмеялась. – Или еще того хуже: что мы вмешаемся и попытаемся решить их проблемы. – (Наташа смотрела на сестру во все глаза. Откуда она это знает?) – Слушай, не думаю, что она обманывает тебя сознательно. Возможно, это маленькая испуганная девочка, которая хотела бы открыться кому-нибудь. Своди ее в ресторан. Вы вдвоем. Нет, не в ресторан… – Джо обкусала ноготь. – Слишком для нее напряженно. Займитесь чем-нибудь вместе. Чем-нибудь приятным. Ненапрягающим. Может, она расслабится немного. – Джо погладила Наташину руку. – Не сдавайся. По крайней мере, это тебя отвлечет. И помни: ты делаешь хорошее дело, приютив эту девочку у себя в доме.