Ядя влетела в проходную: беглая проверка пропуска, пятерня охранника в ее сумочке — и она уже мчится, перескакивая через две ступеньки, наверх. Черт побери, как охраняют этот телебастион! — поди, скоро на входе будут делать снимок радужной оболочки и анализ ДНК для установления личности…

В репетиционном зале на третьем этаже намечалось собрание коллектива. Участникам танцевального конкурса предстояло познакомиться с партнерами (пары объединял продюсер) и создать сплоченную команду. Ядя молила об одном: чтобы ей не достался какой-то зануда, склонный воспринимать все происходящее чересчур серьезно. Остальное ей было безразлично. Будущий партнер мог быть беззубым сиамским близнецом с серьгой в сиське и резекцией яичка в анамнезе.

Она сделал глубокий вдох, и приоткрыла Дверь, в который уже раз ругая себя за опоздание. Но даже если она сейчас въехала бы голая на гарцующем некастрированном жеребце в сопровождении всей польской кавалерии, на нее бы и внимания никто не обратил. Потому что на паркете сцепились двое мужчин. Они яростно колошматили друг друга, кусались и смачно плевались. Стоящие рядом спокойно, хотя и в напряжении наблюдали за развитием событий. Постановочная группа, по-видимому, привыкшая к такому поведению звезд (кто не знает об их эксцентричности!), решила воспользоваться случаем и устроила себе небольшой перерыв. Несколько человек столпились у открытого окна, жадно затягиваясь сигаретами, а остальные в молчании поедали принесенное из буфета заливное ассорти. Ядя сглотнула слюну, потому что так же, как известная шекспировская строптивица, была неравнодушна к студню.

Режиссер заметил ее, отправил в рот последний кусок и хлопнул в ладоши:

— Ну, довольно, довольно… Циприан, эта священная корова, твоя партнерша, наконец-то соизволила приволочь сюда свой толстый зад.

Поклонники свободно-американской борьбы как по команде отскочили друг от друга и быстро привели в порядок уцелевшие части своего гардероба. Один из них, молодой красавчик, подмигнул Яде. Он ей сразу понравился. Может, это и есть тот самый Циприан? Имя у него классное, и вообще он супер. Второй, стоя вполоборота, сокрушался по поводу своих разорванных на попе брюк. Прежде чем у Яди успела мелькнуть мысль, что она где-то видела эти мускулистые ягодицы, их владелец повернулся. В ту же секунду стало ясно, что беззубый карлик без яичка и с серьгой в сиське был бы настоящим Рональдо в сравнении с этим… паном Соплей, которого она лично облевала в самолете, летящем из Лондона.

— Боже! — охнула Ядя и зажала рот рукой.

— Ааа! — Циприан, еще возбужденный после недавней схватки, импульсивно попятился к окну. Наверное, ему придется выпрыгнуть в него — это единственный способ избавиться от дурного сна. Что здесь, к черту, происходит? — Хотите выставить меня идиотом, да? Здесь где-то спрятана камера? — Он нервно осмотрелся с неестественной улыбкой на лице.

Все удивленно переглядывались, не понимая, в чем дело. Скорее всего, эти двое где-то уже встречались.

В первую минуту у Яди возникло желание убежать из зала как можно скорей.

Горький осадок от той компрометирующей ее сцены был по-прежнему ощутим, и сейчас, когда она смотрела в глаза своему потенциальному партнеру по танцам, ей хотелось провалиться сквозь землю. С другой стороны, в ней закипала ничем не объяснимая злость на этого выпендрежника, который таращился на нее с таким ужасом, будто она сейчас повторит свою самолетную выходку.

Но Ядя никуда не убежала. Мысленно уговаривая себе, что в мире ежечасно кто-то гибнет на противопехотной мине, она мужественно протянула руку:

— Ну что ж, наша жизнь — не сплошная полоса удовольствий. Вероятно, мне следует сейчас сказать: «Как хорошо, что мы снова встретились» — или какую-нибудь, гм… подобную чушь.

Циприана всего передернуло. Разобиженный на весь мир и особенно на коварную злодейку-судьбу, он спрятал обе руки под мышки и повернулся к Яде спиной. Ядя захихикала, чтобы скрыть смущение. Она поняла, что все будет гораздо труднее, чем ей представлялось. К счастью, красавчик, с которым только что боролся возможный Ядин партнер, скорчив идиотскую улыбку, попытался разрядить атмосферу:

— Добро пожаловать в нашу команду. Я — Молодой, черная лошадка в этом турнире.

Это был тот самый звездун, что вызвал у Циприана жгучую неприязнь баре, но Ядя об этом не знала.

Инцидент наложил на остаток дня неприятный отпечаток, вскоре стало понятно, что продолжать работать в такой атмосфере очень трудно. Поэтому всех отпустили домой пораньше. На прощание очкастый режиссер посоветовал пока не сложившейся паре принять теплую ванну с мелиссой либо, в крайнем случае, покурить травку.

Циприан улетучился мгновенно, желая, чтобы весь этот кошмар скорее остался позади. От одной мысли, что ему придется танцевать с этой ужасной женщиной, хотелось плакать. Неужели она до конца жизни будет преследовать его?!

Ядя тащилась вниз по лестнице со скоростью хромоногого клеща и была уверена, что сегодняшняя встреча — наказание за все грехи жизни: за прогулы в школе, за то, что она таскала у священника, преподававшего у них в классе основы религии, сигареты, за эротические фантазии на тему своего парикмахера, за чрезмерный аппетит, за то, что Готя заброшен, за озоновую дыру, за базу в Гуантанамо и за Олимпиаду в Китае… Необходимо как можно скорее позвонить подругам, иначе она сойдет с ума. Они встретятся и обсудят все на трезвую голову. И только потом напьются до чертиков. Или наоборот — какая разница!

Одолев последнюю ступеньку и проходя мимо стойки администратора, она увидела, как этот кретин с вылезающим из разорванных сзади брюк полушарием, вместо того чтобы идти домой, вовсю окучивает девчонок-секретарш. Ну что за примитивный, испорченный, нравственный урод!!!

6

Когда Ядя сказала Готе, что ее взяли в популярную телевизионную программу, сын отреагировал совершенно иначе, чем подруги. Он лишь буркнул себе под нос:

— Ну-ну, как бы не так!

Поверил Готя только тогда, когда мать показала подписанный договор.

Мальчик безумно серьезно относился ко всякого рода документам, едва ли не благоговел перед ними. Поэтому он дважды перечитал все пункты, включая примечания мелким шрифтом внизу страницы. Глаза у него загорелись только после этого.

— Так это на самом деле? Я могу сказать об этом в школе?

— Конечно, и даже должен. Сынишка повис у нее на шее. Они не обнимались с того драматичного разговора во дворе после футбольного матча. Готя никак не мог переварить обиду, а Ядя не знала, чем его утешить, ведь все, что он тогда прокричал, было правдой. Прижавшись друг к другу, оба почувствовали, как соскучились.

— Мам… — Готя наконец высвободился из объятий и принялся сосредоточенно ковыряться в носу. — Так ты теперь станешь знаменитостью!

Он громко захлопал в ладоши, рассмешив Ядю. Как же здорово видеть его таким возбужденным и радостным — ребенком, а не старичком, погруженным в нескончаемые житейские проблемы.

Но Готя не изменил себе.

— Знаешь… — заявил он в следующую минуту. — Слава иногда ведет на дно. Я надеюсь, ты это понимаешь.

Однако с этого дня он просыпался в значительно лучшем настроении и живее собирался в школу.

Весть об участии Яди в телевизионном проекте взбудоражила не только ее ближайшее окружение. Вскоре об этом судачили и во всем их доме, и в чахлом скверике за углом, и в соседнем продуктовом магазине. Эдю распирало от гордости, хотя он не много тревожился, как она там со всем справится. Каждый день утром, когда он неторопливо шел в пекарню, его обступали любопытные соседки и набрасывались с вопросом: нет ли каких новостей? Немного смущаясь, но все же довольный тем интересом, что он теперь вызывал, Эдя подкручивал ус и бросал несколько загадочных фраз:

— О-го-го… Что там происходит, сказать не могу, но сущие чудеса. Вот такие дела…

Что ж, по словам Энди Уорхола[19], у каждого в жизни бывают свои пятнадцать минут славы, и, по всей видимости, у отставного полицейского настал именно этот момент.

Ну а к Яде настоящая слава еще только должна была прийти. До сих пор она влачила жалкое существование вдали от бурного потока событий — и вдруг оказалась в самом центре. Выход из тихого омута стал для нее потрясением. И хотя она приняла решение вполне осознанно, все покатилось слишком быстро и не совсем так, как ей хотелось бы. Плюс ко всему этот дурацкий контракт, который все запрещал и ничего не разрешал…

Первые дни были кошмарные. Яде приходилось не только упражняться по несколько часов в день на высоченных каблуках (она не привыкла к таким), но и позволять безнаказанно тискать себя беспросветно тупому самцу, в котором, по ее мнению, не было ни капли сексуальности. Она вставала утром и в полубессознательном состоянии бежала в студию, смахивая по дороге остатки сна. О том, чтобы валяться до полудня в постели, теперь она и мечтать не могла. Утренняя депрессия вкупе с тяжкими раздумьями, что бы такое съесть на завтрак, испарилась к чертям. В студии ее почти повсюду сопровождала съемочная группа; камеры фиксировали каждое ее движение, включая срывы, которых было гораздо больше, чем достижений. Ядя понимала, что в шоу действуют свои законы, но расслабиться, почувствовать себя в своей собственной шкуре она могла только в туалете. Да и то не было уверенности, что в смывном бачке не спрятана какая-нибудь хитрая миниатюрная камера. И все ради того, чтобы насытить кровожадные инстинкты публики, чтобы показать им настоящую — не метафорическую — голую попу участницы турнира.

Однажды она спросила у оператора, на кой черт он опять снимает, как она заклеивает пальцы пластырем.

— Понимаешь… — признался он, понизив голос, — таков наш пульс дня.

«Тааак… — подумала она. — Сегодня пульс дня, потом маммография месяца и наконец смерть года…»

Уже на первой репетиции она поняла, что из этого ничего не выйдет. С сомнительным чувством ритма, с неприязнью к собственному телу и презрением к шоу-бизнесу, Ядя была последним человеком, которому следовало в поте лица готовиться к выступлению под прицелом камер. Но тем не менее она это делала. Так же, как и остальные участники, которых она называла про себя «жертвы уличной облавы».

В новом сезоне стартовали пять пар, и большой финал предполагалось провести уже через несколько недель. На этот раз партнерами профессиональных танцоров были исключительно «натурщики», то есть самые обыкновенные люди, не имеющие к танцам никакого отношения. Однако у каждого из них дела шли лучше, чем у Яди.

К примеру, Роберт, партнер Верены. Вроде обыкновенный кандидат наук, физик-ядерщик, однако у него не было никаких проблем с освоением танцевальных па. Ядя никак не могла запомнить, что на «раз» — нога вперед с энергичной подачей бедра, а на «два» — поворот с одновременным резким движением головы вправо, а вот Роберт носился по паркету, как нейтрино. По-видимому, отлично владеть своим телом ему позволили глубокие познания в области строения материи. А Ядя… Ядя то и дело спотыкалась, что вызывало в магнитном поле полнейшую дезориентацию и в итоге короткое замыкание. Всякий раз Роберт смотрел на Ядю с таким ужасом, будто сейчас произойдет расщепление атомного ядра и в зале вырастет атомный гриб.

Если Ядя к кому и испытывала симпатии, так это к пани Гражинке, подсобной рабочей на кухне при социальной службе по работе с трудными подростками. Сколько в ней было жизненной энергии! Всегда опрятная, чистенькая, челочка ровно подстрижена, пятидесятилетнее тело подтянуто и послушно. Вдобавок ко всему она танцевала с Молодым, а он был таким обаятельным и остроумным! Ядя с огромным удовольствием наблюдала за ним. Этот парень был как воспоминание о самых прекрасных моментах, которых давно и след простыл, как вкус молочных карамелек из детства, которые они с подружками воровали на праздничной ярмарке… Как только он входил в репетиционный зал — сразу обращал на себя внимание, словно источал вокруг какие-то притягательные флюиды. Молодой (вот ведь подходящая фамилия!) двигался с непринужденной элегантностью, словно всеобщее восхищение было для него самой обычной вещью. Плюс ко всему в его глазах был тот опасный блеск, от которого у женщин тут же срабатывает система предварительного оповещения.

Да… Молодого все обожали. Все, за исключением Циприана, ясное дело. Но этот брюзгливый придурок, обиженный на весь свет, никого не любил, кроме себя. Ядя как-то раз сказала ему, что он ведет себя, будто у него в заднице геморрой. Он тогда хлопнул дверью и вернулся на репетицию через час. Ну и ладно. По крайней мере, она смогла спокойно доесть сдобную булочку и вздремнуть на мате. Но когда этот псих вернулся и обнаружил, что его партнерша спит среди пакетов «Бабушкины пирожки», его охватило бешенство! Он стал орать, что из-за ее непрекращающегося обжорства они не могут сделать даже самого простого boleo[20], не говоря уже о volcedo. К сожалению, относительно пагубных последствий сверхпрограммных (да ладно уж, порядка пятнадцати) килограммов Яде очень скоро пришлось с ним согласиться.