Прямо перед самым днем рождения Маргариты на семью Дремонтов обрушился сильный удар: Тео получил извещение, согласно которому им в течение шести недель предписывалось покинуть хижину. По плану Ленотра она подлежал сносу.

Королевский город-дворец расширялся. Жанна, давно уже свыкшаяся с мыслью, что их лачуга стояла слишком далеко и не могла помешать всем планировкам и перестройкам, чуть было не упала в обморок, когда Тео сообщил ей эту новость.

— Нет! — протестующе взвизгнула она. — Я не уйду! Я пришла в этот дом еще невестой, да и Маргарита родилась здесь. Почему королю мало того, что уже построено?

— Это должно было случиться рано или поздно, — ответил Тео, обрадовавшийся не больше, чем она, но знавший, в отличие от жены, о тщетности любых попыток протестовать. — А что касается короля, то скажи ему спасибо за то, что он постоянно занимается строительством. Я бы уже давно оказался без работы, если бы он не расширял этот великий дворец.

Однако этот аргумент в защиту короля не успокоил Жанну. Она ругала его последними словами, что в те времена было весьма опасно и могло повлечь за собой серьезные неприятности, если бы ее крамольные высказывания услышал кто-нибудь за стенами хижины. В ней вскипели и старые обиды: когда Жанна вместе с другими крестьянами умирала от голода в неурожайный год, король охотился на их полях в свое удовольствие. Она со слезами напомнила о том, что по приказу отца нынешнего монарха был убит ее отец. Выселяемым предоставлялось другое жилье, но Жанна упрямо противилась королевскому указу, не желая оставлять и свой домик, и небольшой ухоженный огород, и сад, где деревья были выращены ею из саженцев. Ведь этот небольшой клочок земли много раз помогал им пережить голод. Маргарита же рассуждала по-другому: Жанна, считала она, опасалась, что в поисках ее дочери Огюстен не обнаружит их хижины, и никто не сможет подсказать ему, где искать девушку.

В тяжелых переживаниях Жанна провела не одну бессонную ночь, и к тому дню, когда Маргарите исполнилось семнадцать лет, превратилась в комок обнаженных нервов. Она придавала огромное значение этому событию и взвинтила себя до такой степени, что ее руки дрожали, как осиновые листья на ветру, и о сборке вееров не могло быть и речи. Тогда она принялась сортировать веерные палочки, разложенные на столе, и всякий раз, когда мимо домика проезжала карета или слышалось цоканье копыт лошади одинокого всадника, срывалась с места и бежала к окну. Маргарита, поднявшись в то утро с постели, надела голубую юбку и корсаж, приготовленные именно для этого торжественного случая. Заметив необычайное волнение матери, она почувствовала, что должна охладить этот пыл ожидания, даже если ее слова встретят нерадушный прием:

— Сегодня мсье Руссо не придет. Это время еще не настало.

Жанна вскинула голову и резко спросила:

— А ты откуда знаешь?

— Прости, но вчера вечером вместо прогулки я ходила во дворец посмотреть на королевский ужин.

— Что? Я же запретила тебе ходить туда одной!

— Я была не одна, а с Ноэми Гаде.

— Час от часу не легче! Этой хитрой, маленькой распутнице нельзя доверять! — Жанна буквально задыхалась от гнева.

— Ноэми вела себя вполне прилично. Я пригрозила в случае чего отрезать ей уши.

Жанне было невдомек, что уже не в первый раз обе девушки ходили смотреть, как ужинает король. Ворота дворца никогда не закрывались, и единственным условием для входящих была опрятность в одежде. Мужчины должны были для соблюдения этикета брать на время шпагу у швейцара, женщины — снимать фартуки. Эти же правила касались и тех, кто гулял по парку, куда не допускались лишь мелкие торговцы и нищие. Маргарита и ее подружка, облаченные в платья из домотканого холста и накрахмаленные белые шапочки, беспрепятственно прошли в общей массе посетителей.

— Уж, во всяком случае, в одном я точно не ослушалась тебя и никогда не ходила в королевские покои, хотя почти все мои подружки перебывали там, и не по одному разу…

— Хотелось бы надеяться! Глупые девчонки, у которых ветер гуляет в голове, да еще в компании развратников! — Не помня себя от ярости, Жанна двинулась к Маргарите и, ударив кулаком по столу, грозно спросила:

— Зачем ты ходила на королевский ужин?

— Искала Огюстена Руссо. Будь он там, я ждала бы сегодня его прихода. Мне вовсе не хочется тратить столько времени в пустых надеждах. — Ее голос звучал твердо и решительно, но чувствовалось, что девушка не на шутку взволнована. — Я бы не смогла долго вынести все это!

Жанна оторопела и на секунду открыла рот, но быстро пришла в себя и не сдавалась:

— Во дворце крутятся сотни людей, и никто не может поручиться, что мсье Руссо там не было. Ты могла просто не заметить его.

Маргарита распрямила плечи, готовясь возразить матери, хотя знала, что за ее словами может последовать вспышка необузданной ярости:

— Насколько я поняла, он всегда присутствует в тех покоях за ужином.

У Жанны побледнели губы.

— Сколько же раз ты была там без моего ведома?

— Я не считала. Не меньше двух дюжин наверное… — В глазах Маргариты внезапно появилось отчаяние. — Я выжидала целый год, но мне так хотелось увидеть его снова! Я должна была сходить туда…

— Ты когда-нибудь пыталась привлечь его внимание?

Этот вопрос изумил Маргариту:

— Нет, никогда. Я знала, что должна ждать, пока мне не исполнится семнадцать. — Затем, взяв себя в руки и поборов волнение, она высказала то, что ее больше всего пугало:

— А что нам делать, когда мсье Руссо в следующий раз все-таки вернется во дворец и окажется, что он напрочь забыл о своем обещании?

Лицо Жанны побледнело еще больше, став белым как мел, и она поспешно перекрестилась:

— Не говори так! Ты не должна даже думать об этом. Сомневаться в своей судьбе — дурная примета.

По телу Маргариты пробежала дрожь, словно ее накрыла невидимая, зловещая тень. Она инстинктивно протянула руки к матери, и Жанна схватила их. И мать и дочь черпали силы друг в друге, но предчувствие беды казалось почти осязаемым. Когда они опять приступили к работе, Маргарита никак не могла сосредоточиться, потому что Жанна продолжала то и дело вскакивать из-за стола и смотреть в окно при каждом звуке, доносившемся снаружи, и каждый раз это приносило ей новое разочарование. Маленькая стычка между ними еще больше подлила масла в огонь, и возбуждение Жанны достигло предела, вызывая у Маргариты чувство жалости и тревоги. Теперь у Жанны тряслись не только руки, но и голова. Со стороны могло показаться, что ее поразил нервный тик. Она то и дело роняла на пол палочки, пока, наконец, Маргарите это не надоело, и она не предложила ей отложить вееры и заняться выпечкой хлеба, что было одним из любимых домашних дел Жанны. Она начала месить тесто, и это занятие немного успокоило ее.


Стоял полдень. Хижину Дремонтов наполнял аппетитный запах свежеиспеченного хлеба, и в этот момент на дорожке, которая вела к крыльцу, послышались топот копыт и скрип колес. На всей скорости к дому подкатила карета или телега. Жанна в это время чистила морковь к ужину. Ее лицо озарилось радостным предчувствием, когда шум колес затих. Рука Жанны, потянувшаяся за очередной морковкой, повисла в воздухе:

— Должно быть, это он!

Маргарита в напряженном молчании уставилась на дверь, которая вскоре распахнулась, и в комнату влетел, запыхавшись, один из рабочих, трудившихся вместе с Тео. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

— Поедемте со мной немедленно, мадам Дремонт! — едва успев перевести дух, выпалил он скороговоркой. — И ты, Маргарита, тоже. Произошел несчастный случай: Тео упал с лесов на каменную террасу там, где мы строим новую галерею у западного фасада. Я приехал на телеге.

Не говоря ни слова, Жанна бросилась к двери. Нож, которым она чистила морковь, оказался в кармане ее фартука. Она мигом сорвала с крючка платок и набросила на плечи. Маргарита последовала за ней и тоже вскарабкалась на телегу. Соседи, почувствовав неладное, уже спешили от своих лачуг к их хижине, но увидели лишь, как мимо них промчалась телега, в которой сидели мать и дочь, а возница нещадно нахлестывал лошадь.

— Тео… сильно разбился? — с трудом выдавила из себя Жанна.

Мсье Дюма отвечал, не поворачивая головы:

— Все, что я могу сказать, — это то, что он был жив, когда я поехал за вами. Готовьтесь к худшему. Он зацепился ногой за веревки и, падая вниз, сильно ударился головой о леса.

Жанна застонала и в отчаянии приникла к дочери, которая крепко обнимала ее обеими руками. Добравшись до дворца, мсье Дюма промчался через главные ворота; телега сильно подпрыгивала на стыках больших каменных плит, которыми была вымощена площадь перед дворцом. Наконец, они достигли обширной террасы, располагавшейся перед западным фасадом. Маргарита спрыгнула с телеги и первой подбежала к месту происшествия. Жанна, тяжело дыша, бежала следом. Работа на строительстве остановилась, и внизу под лесами собралась толпа. Увидев бегущих женщин, все расступились и дали им дорогу. Один из десятников задержал их на секунду, чтобы подготовить к тому, что их ждало.

— Прошу прощения, мадам и мадемуазель, но ему уже ничто не могло помочь…

Тео лежал на спине; голова была накрыта курткой. Жанна рухнула на колени рядом с телом мужа и открыла его лицо. Оно было на удивление чистым, лишь из одной ноздри и уголка рта тянулись узкие полоски засохшей крови. Судя по неестественно вывернутым рукам и ногам, он переломал себе конечности о нижние леса еще до того, как ударился о землю. Жанна прижала к груди его голову и, убитая горем, зарыдала, стирая следы крови с лица Тео уголком фартука.

— О, мой бедный Тео! — безутешно причитала она, гладя его волосы, прямой, грубо вылепленный подбородок и пытаясь зачем-то поправить на его шее сбившийся при падении платок. Так прошло довольно много времени, прежде чем Маргарите, у которой слезы текли ручьем, удалось убедить мать встать и дать четырем рабочим, друзьям Тео, поднять его и отнести на телегу. Жанна едва стояла на ногах, и распорядитель работ вместе с Маргаритой поддерживали ее с обеих сторон, следуя за рабочими, несшими тело.

Они почти дошли до телеги, когда неподалеку послышался взрыв смеха. Жанна содрогнулась, приведенная в ярость этим кощунством, нарушавшим покой последних мгновений, которые ее мертвый муж должен провести в месте, где трудился всю свою жизнь. Повернув голову в том направлении, откуда раздавались раскаты здорового, заливистого хохота, она сквозь пелену слез увидела группу придворных, поднимавшихся по ступенькам террасы; среди них находился и король. Пробормотав что-то невразумительное, бедная женщина вырвалась из рук дочери и распорядителя и повернулась к подошедшим, испепеляя их безумным взглядом.

Людовик, любимым занятием которого было демонстрировать гостям красоты своего чудесного парка и в особенности его замечательные фонтаны, возвращался во дворец вместе с английским послом и другими именитыми гостями после одной из таких экскурсий. Как всегда, его сопровождала свита из нескольких придворных. Обычно гости знакомились с окрестностями дворца из открытого экипажа, что позволяло увидеть немало достопримечательностей, но в этот раз послу захотелось прогуляться пешком, и они успели лишь дойти до фонтана Аполлона и вернуться назад. Когда произошло несчастье с Тео, они были еще слишком далеко и ничего не видели и не слышали, поскольку шум водяного каскада, искрившегося на солнце, заглушил крики и поднявшуюся суматоху. Людовик уже собрался вести гостей в северный цветник, но в это время кто-то из гостей отпустил хлесткую остроту, и он, сам большой любитель пошутить, запрокинул голову и громко засмеялся.

Внутри Жанны что-то сломалось. С безумным криком она бросилась к королю; ее черный платок развевался на ветру и хлопал по плечам, словно вороньи крылья. Маргарита, до смерти перепугавшись, закричала ей вслед:

— Мама! Вернись!

Она сделала попытку броситься за ней, но распорядитель работ вовремя успел схватить девушку за руку и удержать — для ее же пользы. Он почувствовал, что сейчас должно произойти нечто не менее ужасное, чем та трагедия, которая только что случилась, и уже никто не в силах предотвратить это. Король остановился и пристально смотрел на бежавшую к нему Жанну. На его лице отразились недоумение и досада. Резкий, громкий голос женщины, проклинавшей монарха и не стеснявшейся при этом в выражениях, был слышен повсюду:

— Ты — дьявол! Ты — хладнокровный, бессердечный убийца! Тебе наплевать на то, что случилось, потому что у тебя вместо сердца — камень!

Жанна подбежала к королю и остановилась в нескольких шагах. На нее магически подействовала аура, исходившая от него, и зрелище его великолепного наряда — роскошного сапфирно-голубого камзола с золотым шитьем, поверх которого была надета такая же куртка, шляпы с бриллиантовой пряжкой и огромным пером и черного, отливавшего синевой, напудренного парика. Она не испытывала никакого страха: это чувство полностью исчезло у нее вместе с остатками помутившегося разума. Лицо женщины перекосила гримаса ненависти: