— Боже, какой ужас! — воскликнула глубоко потрясенная Сюзанна. Дочь, испугавшись резкого звука, зарылась головой в складки ее платья.

— Вы дрались с ними, сир? — спросил Жан-Поль, сидевший в углу кареты.

Огюстен удивленно взглянул на мальчика:

— А почему ты спрашиваешь об этом?

— Ваш рукав запачкан кровью.

И тогда он заметил, что наспех наложенная повязка на руке уже вся пропитана кровью, которая тоненьким ручейком бежала из-под рукава камзола. Сюзанна быстро оторвала полосу ткани от своей нижней юбки и перевязала рану заново, не задавая в присутствии детей лишних вопросов.

— Когда приедем на постоялый двор, я сделаю тебе настоящую повязку, — пообещала она.

Карета выехала из Мануара и через несколько минут уже резво катила по большой дороге. Ворота скрылись из виду, а новые часовые так и не появились. Приободрившийся Огюстен рассудил, что какое-то время у него еще есть.


Маргарита и Пьер скакали всю ночь. К счастью для Маргариты, Пьер оказался на редкость жизнерадостным спутником и очень опытным в дорожных делах компаньоном. Благодаря его заботам им регулярно меняли лошадей. Несмотря на ее желание мчаться во весь опор до самого Гавра, он настоял, чтобы Маргарита немного перевела дух и перекусила в доме одного надежного гугенота. Она подремала не больше получаса, но даже этот короткий сон существенно помог ей восстановить силы.

Был полдень, когда они добрались до маленькой рыбацкой деревушки близ Гавра. С моря дул холодный, соленый ветер, от которого ее капюшон раздувало, словно парус. Огюстен уже поджидал их на постоялом дворе, и они издали помахали друг другу рукой. Маргарита изо всех сил стала понукать лошадь, чтобы побыстрее преодолеть оставшееся расстояние. Огюстен даже побежал ей навстречу и помог спешиться. Маргарита почти упала с седла в его объятия.

— Ты, наверное, совсем выбилась из сил? — с тревогой спросил он.

Улыбаясь от счастья, она помотала головой, покрепче прижимаясь к нему.

— У меня был очень заботливый спутник, хотя он и пренебрегал отдыхом. Мне хотелось добраться сюда как можно скорее. Я так рада видеть тебя живым и невредимым!..

— Пойдем в дом. Мне нужно о многом тебе сообщить.

Он повел ее по лестнице наверх, в спальню с низкими черными дубовыми балками, где ему приводилось наклонять голову, чтобы не задеть их. Маргарите не хотелось есть, но он уговорил ее выпить хотя бы чашечку кофе. За кофе он и рассказал ей о том, что произошло, не забыв упомянуть и об участи, постигшей Стефана.

— Это означает, что мы должны как можно скорее уехать из Франции, — задумчиво произнесла она. — Мне очень жаль твоего отца.

— Дорогая моя… — его голос был полон самой глубокой грусти. — Тебе нельзя ехать со мной…

Она в недоумении уставилась на него:

— Я не боюсь того, что ждет нас впереди. Мне нечего терять. Я хочу одного — быть всегда рядом с тобой. Ты хочешь сказать, что мы должны отправиться по очереди — сначала ты, а потом я?

Огюстен покачал головой; отчаяние исказило его лицо:

— Нет… Но когда я просил Оунвиля привести тебя сюда, я тоже думал, что мы всегда будем вместе. Но теперь… теперь все изменилось! Со мной поедет Сюзанна. Она тоже сейчас здесь, в этой деревне, но на другом постоялом дворе. Она приехала предупредить, что король собирается отдать приказ о моем аресте, привезла с собой детей и готова покинуть Францию вместе со мной.

Маргарита медленно поднялась из-за дубового стола, за которым они сидели. Казалось, ее руки и ноги враз онемели и сделались как каменные. Она сделала несколько неуклюжих шагов к окну и уставилась невидящим взглядом куда-то в море.

— Почему ты сделал именно такой выбор?

Огюстен подошел и встал у нее за спиной, ласково обняв за плечи.

— Эдмунд — мой сын. Я хотел, чтобы он носил мою фамилию. Поскольку браки между католиками и гугенотами сейчас запрещены, мы с Сюзанной обвенчались тайно, через несколько часов после похорон Жака.

После этих слов в Маргариту словно бес все лился. Она вырвалась из рук Огюстена и бросилась на него, дико визжа и царапаясь. Огюстен пытался удержать ее и несколько раз стукнулся головой о низкие балки. Все-таки ему удалось схватить Маргариту за запястья, когда она в отчаянии стала колотить его кулаками в грудь. Так он держал ее, пока приступ бешенства не прошел и она, обессиленная, не повисла на нем всем телом.

— Почему же ты ничего не сказал мне раньше?

— И потерял бы тебя? Давным-давно в хижине твоих родителей ты сказала, что никогда не будешь делить меня с женой, к которой я тоже буду питать какие-то чувства. Сюзанна всегда была мне дорога, и ты это знала, но то, что я чувствовал к ней, никогда не затрагивало мою любовь к тебе. Однако ты никогда и ни за что не осталась бы со мной, если бы знала, что я женился на ней.

— А теперь ты теряешь меня, ибо таково твое желание? — бросила она ему в лицо резкий упрек, подобный пощечине.

— Если бы Сюзанна не захотела поехать со мной, я бы взял тебя, как и было задумано с самого начала. Но она — моя жена, мать моего сына и хочет отправиться со мной в добровольное изгнание.

— Как же она могла делить тебя со мной?

— Меня не нужно было ни с кем делить… — Он взял ее за плечи и привлек к себе, целуя пышные рыжие волосы; лицо его выражало сильнейшие муки: в эту минуту он терял ее, эту женщину, которая всегда была частью его самого и всегда ею станется. — Кроме тех нескольких дней, что я провел с Сюзанной, когда думал, что потерял тебя и ты ушла к Ле Пеллетьеру, между нами ничего не было. Она смирилась с тем, что ты целиком завладела моим сердцем.

Она отстранилась и, закинув голову, стала всматриваться в его печальные глаза.

— И все-таки ты знал, что рано или поздно правда выйдет наружу…

— Я надеялся, что это случится еще не скоро и что к тому времени обстоятельства сложатся так, что ты не сможешь оставить меня.

Маргарита устало закрыла глаза и склонила голову на его плечо. Они прожили вместе почти пять лет, но всю оставшуюся жизнь им отныне суждено было провести в разлуке. Огюстен начал говорить о том, что им уже сделаны все необходимые распоряжения, чтобы обеспечить ее будущее, но она не могла собраться с мыслями, которые блуждали где-то очень далеко по извилистой тропе боли и страданий. Сколько бы времени ни прошло, но ее принятое несколько лет назад решение нисколько бы не изменилось. Когда-то она думала, что брак, заключенный Огюстеном по необходимости и без любви, не явился бы препятствием в их отношениях, но теперь, как впрочем и тогда, Маргарита отчетливо осознала, что никогда бы не согласилась на второстепенную роль в тени жены, которую он искренне обожал. Любовь Сюзанны слишком беззаветна и велика, чтобы со временем не породить в Огюстене чувство замешательства и понимания двусмысленности ситуации. Даже если бы этого бегства в Англию никогда не случилось, Сюзанна все равно сумела бы, так или иначе, утвердиться в своих правах законной жены.

— Сколько же у нас осталось времени? — спросила она, едва шевеля губами.

— Корабль отплывет с приливом. До него остался ровно час.

Ее дрожащие пальцы потянулись к нему и развязали шейный платок, а затем стали расстегивать крючки платья.

— Еще раз, последний… — прошептала Маргарита. Никогда еще он не слышал в ее голосе столько страсти, но теперь к ней примешивалось и острое чувство обреченности.

Огюстен понес ее на кровать, и они слились в неистовом, прощальном любовном порыве. Ласки Огюстена, нежные и трепетные, зажгли в каждой частичке ее существа огонь, которому суждено было до самых последних дней согревать ее воспоминания. Точно так же Огюстен старался вобрать в себя все великолепие ее тела — тела, которое извивалось в его объятиях и неистово пульсировало. Ноги Маргариты обвились вокруг его талии, а руки судорожно сжимали его бедра, и они оба содрогнулись, вознесясь на вершину блаженства. Затем она осторожно и медленно выбралась из-под Огюстена, не желая терять ни капли его драгоценного семени, ибо никогда еще не испытывала такого сильного желания зачать от него ребенка, как сейчас.

Оставшись в постели, Маргарита с тоской наблюдала за тем, как он одевается, и его движения тоже были медленными и рассеянными, исполненными грусти, которая сейчас соединяла их и в то же время разрывала сердца. Когда Огюстен надел камзол, Маргарита встала и, закутавшись в простыню, подошла к нему, чтобы соединиться в последнем прощальном объятии. И снова последовали бурные поцелуи.

— Я люблю тебя, Маргарита, — произнес он задыхающимся от волнения голосом, — так, как никогда не любил ни одну женщину и не полюблю больше никого. Ты есть и навечно будешь моею, первой в моем сердце!

На лестнице, которая вела в спальню, послышались быстрые шаги, и вскоре в дверь забарабанили.

— Мсье Руссо! — настойчиво звал Пьер Оунвиль. — Пора выходить! Прилив уже начался. Скоро отплываем.

Огюстен подошел к двери и слегка приоткрыл ее:

— Сейчас иду. Подожди внизу. Мадемуазель Дремонт поедет с тобой назад в Версаль.

— Да, сир!

Когда Оунвиль стал тяжело спускаться вниз, Огюстен вернулся к Маргарите, оставив дверь приоткрытой. Маргарита подошла к столу, где лежала ее сумочка с драгоценностями, и вынула из нее тот самый версальский веер, на котором было выведено ее имя. Вложив его в руку Огюстена, она сказала:

— Возьми этот веер еще раз. Когда-то благодаря ему ты не забывал меня долгие годы. Пусть он и дальше напоминает обо мне. Может, когда-нибудь у тебя будет внучка. Отдай ей веер, и она будет думать о Франции, родине своего дедушки, а обо мне можешь и не упоминать… Этот веер никому не причинит боли, и в то же время он всегда будет связывать нас с тобой. — Она видела, что волна чувств, захлестнувшая Огюстена, не давала ему говорить, и он отвечал ей взглядом, полным беспредельного обожания. Маргарита нежно взяла в ладони это такое дорогое ей лицо и поцеловала его опять. Каждый знал, что это был их последний поцелуй.

— Прощай, моя дорогая Маргарита! — сказал он прерывисто и опустил голову.

У двери Огюстен остановился и, повернувшись с невыразимой болью в глазах, бросил на нее последний печальный взгляд, словно хотел унести с собой ее образ. Маргарита невероятным напряжением сил заставила себя сдержаться и не броситься с плачем ему в ноги в последней попытке удержать его. Он закрыл дверь, а Маргарита еще долго стояла неподвижно, хотя звук его шагов уже давно затих и не отдавался в ее ушах. Наконец, она медленно оперлась на край кровати и прислонилась лбом к резной спинке, погружаясь в пучину отчаяния, которое лишило ее на какое-то время способности двигаться и размышлять. Время словно остановилось для нее.


Сюзанна ожидала Огюстена в тесном и сыром трюме шхуны. Судно было битком набито беженцами-гугенотами — как бывшими обитателями Мануара, так и жителями других разоренных драгунами протестантских селений. Все они искали спасения на английском берегу. В душу Сюзанны закралось опасение, что он не придет, что Маргарите удастся найти способ удержать его, однако когда паруса на мачтах наполнились ветром и шхуна, подняв якорь, медленно отошла от причала, Огюстен спустился по трапу в трюм. Сюзанна сразу же поняла, что в нем произошли какие-то необратимые перемены. Перед ней стоял совершенно другой человек, не похожий на прежнего Огюстена, и стало ясно, что это она, а не Маргарита, потеряла его. Единственным связующим звеном между ними теперь был их сын. Из любви к нему Огюстен будет добр и с ней, будет заботиться о ней, но его сердце навсегда осталось во Франции.

ГЛАВА 9

Впоследствии Маргарита, как ни старалась, не могла вспомнить обратную дорогу в Версаль. Казалось, что с того момента, когда Огюстен исчез за дверью спальни, навсегда унося ее любовь, она погрузилась в какой-то кошмарный сон и не могла проснуться. Ее опять сопровождал Пьер. Сразу же после прибытия в Шато Сатори он отправился в мастерскую за Люсиль, как и просил Огюстен, который не хотел, чтобы эти первые страшные часы и дни в пустом доме Маргарита провела в полном одиночестве, охваченная отчаянием.

В доме царила мертвая, гнетущая тишина, и Маргарита двигалась как во сне. Она прошла в гостиную слоновой кости, где открыла ставни, впустив солнечный свет, и рухнула в кресло, обтянутое чехлом. Огюстен просил ее прочитать документы, которые положил в сумки, притороченные к седлу ее лошади, после того, как взял из них то, что ему было нужно. Теперь она решила заняться этим, чтобы хоть чем-то заполнить свое, как ей казалось, бессмысленное и никому не нужное существование. Еще раньше она извлекла все бумаги из сумок, которые Пьер снял с лошади и принес в зал. Развернув листки, Маргарита приступила к чтению. Когда она закончила, шок еще не прошел, но все же состояние оцепенения мало-помалу начало проходить, и кровь в жилах побежала быстрее.