Розалинда Лейкер - Танцы с королями. Том 2

Благодаря неустанным заботам Маргариты состояние Лорента начало значительно улучшаться. Очевидно, его заболевание не было столь необратимым по своему характеру, как это первоначально казалось. Он все еще испытывал затруднения с речью, и не все гости, приходившие навестить его, могли полностью понять то, что ему хотелось сказать. Лорент понимал это и старался больше слушать, чем говорить. Перед тем, как впустить к нему посетителя, Маргарита строго-настрого предупреждала того не упоминать в разговоре о браке Жасмин.

— У него опять может случиться удар, — обычно объясняла она гостю, вспоминая о том, как сама чуть было не упала в обморок, получив прощальное письмо дочери из Версаля. — Барон думает, что она в Италии.

Она всегда оставляла мужа наедине с гостями, ибо они развлекали его и помогали забыть о временном отсутствии жены у его постели. Если бы не Берта, помощь которой была поистине неоценимой, Маргарита и вовсе не знала бы, что делать.

Лорент был настолько слаб, что потерял, всякое представление о времени, прошедшем с того момента, как с ним случился удар, однако по мере улучшения самочувствия он стал спрашивать о Жасмин, интересоваться ее письмами. Маргарита выдумывала различные отговорки, надеясь, что письмо вот-вот придет. Она и сама исстрадалась в напрасном ожидании и тревогах, а от Жасмин по-прежнему не было никаких известий.

— Письмо от Жасмин! — воскликнула Маргарита однажды утром, разворачивая послание, сочиненное ею самой накануне вечером.

С этого дня началось ее бесконечное притворство и вранье. Она уверила Лорента, что письма приходят постоянно, хотя и со значительными интервалами. К счастью, в прошлом Лорент рассказывал о своей невестке и ее доме, в котором он бывал дважды, и Маргарита смогла использовать запомнившиеся ей подробности для придания правдоподобия своим выдумкам. Она знала характер дочери и писала о том, что могло интересовать Жасмин в первую очередь — о балах и пикниках, концертах и маскарадах, о последних модах. Этим темам была посвящена большая часть вымышленных писем. Лорент довольно улыбался здоровой половиной лица. Он по-прежнему восхищался красотой и грацией дочери, ее успехом на всех этих празднествах. После чтения таких писем у него наступал подъем душевных сил, и он верил в скорое выздоровление.

Вскоре, будучи не в состоянии перенести отсутствие каких бы то ни было известий от Жасмин, Маргарита решила обратиться напрямую, к своему зятю. Ни разу в жизни ей не доводилось разговаривать с ним, но она хорошо знала его в лицо по различным приемам в Версале, на которых присутствовал и герцог де Вальверде. До ее ушей уже тогда доходили слухи о том, что он настоящий развратник, и даже если правде соответствовала всего десятая часть того, что о нем говорили, то и этого для Маргариты было достаточно, чтобы сделать вполне определенный вывод: герцог де Вальверде был человеком жестоким, похотливым и мстительным. И то, что женой этого негодяя стала ее дочь, не давала Маргарите покоя ни днем, ни ночью. Она часто просыпалась в холодном поту, потому что ей снились настоящие кошмары, в которых Жасмин протягивала к ней руки и умоляла спасти ее. И в то же время в ней постоянно жила надежда на то, что Жасмин сумеет как-то пробудить добрые чувства в сердце герцога и он смягчит свой суровый нрав.

Ответ от герцога пришел очень быстро, что свидетельствовало об отсутствии каких-либо трудностей с доставкой почты. В самом начале письма де Вальверде выражал крайнюю досаду из-за того, что его побеспокоили по делу, которое входило исключительно в его компетенцию. Жасмин была его женой и ни перед кем не несла никаких обязательств, и он желал сохранять данное положение и впредь. Более того, герцог напоминал барону и баронессе Пикард, что взял их дочь без какого-либо приданого и что брак этот был неравным, поскольку Жасмин явно уступала ему в знатности и родовитости происхождения. Далее он возлагал на нее вину за свою ссылку и в завершение письма заявлял, что не желает поддерживать какие-либо связи с родителями своей жены. Все письма, адресованные Жасмин, уничтожены, и так будет продолжаться и впредь. Родительские обязанности архитектора и веерщицы по отношению к герцогине де Вальверде более не существовали.

Письмо зятя представляло собой законченный образец наглости и бессердечия, и бедная мать еще долго стояла, ошеломленно взирая на листок бумаги, который держали ее дрожащие руки. Одним росчерком пера де Вальверде разрубил узы между ней и ее ребенком. Ее страхи по поводу жесткого обращения герцога с Жасмин тут же возросли тысячекратно. Она не знала, что ей предпринять и, схватившись за голову, рухнула в кресло. Ее уже давно мучило раскаяние. Почему она только не послушалась Лорента, когда он требовал отправить дочь во Флоренцию? И вина за то, что это желание мужа было неправильно истолковано, целиком ложилась на ее плечи. Если бы она действовала в тот момент быстро и решительно, участь Жасмин не была бы столь незавидной. И какую бы гнусную напраслину не возводил на нее де Вальверде в своем письме, она собственными ушами слышала от гостей Лорента, что герцог Бурбонский систематически пополнял черный список именами тех лиц, которые могли оказать дурное влияние на короля. Маргарита, разумеется, умалчивала о том, что и Жасмин, должно быть, попала в этот список. Все окружающие считали, что Жасмин просто случайно подвернулась под руку герцогу Бурбонскому в числе тех несчастных благородных девушек, которых принудительно выдали замуж за «разрушителей ограды» и затем отправили вместе с ними в ссылку. Судьба в лице Бурбона сыграла с этими женщинами злую шутку.

Единственную надежду Маргарита возлагала теперь на самого короля. Ведь он мог приказать де Вальверде не препятствовать переписке между ней и дочерью. Однако у Маргариты не было времени, чтобы отправиться в Версаль и там подстерегать короля в разных укромных местах со своей петицией. Лорент все еще никак не мог обойтись без нее, и продолжительное отсутствие Маргариты наверняка привело бы к ухудшению его состояния. В то же время она не рискнула отослать свою петицию с нарочным и предоставить ей идти своим неспешным чередом через все официальные инстанции. Еще покойный Огюстен предупреждал ее о том, что все письма, поступающие в Версаль или исходящие из него, подвергаются обязательной перлюстрации и, следовательно, Бурбон позаботился бы о том, чтобы послание Маргариты никогда не достигло короля. Из всего этого следовало, что нужно ждать, пока не представится удобный случай, а тем временем она должна будет и дальше сочинять письма от имени Жасмин. Эта необходимость лежала у нее на сердце печальным бременем.

Наступил сентябрь, и начались бурные хлопоты, связанные с подготовкой королевской свадьбы. Людовик с первого взгляда по уши влюбился в свою невесту, едва она успела прибыть в Версаль. Злые языки, правда, нашептывали ему, что принцесса отличается весьма недалеким умом, и, возможно, так оно и было, но ее прозрачные темные глаза и пикантная внешность сразу покорили короля. Ему было решительно все равно, что Мария Лещинская на целых семь лет старше его. Жасмин тоже была на два года старше его, и это не помешало ему влюбиться. Не то, чтобы мысль о ней часто посещала его в эти дни. Нет, это случалось мимоходом и уже совершенно не ранило его сердце. Болезненная пустота, оставшаяся после исчезновения Жасмин, со временем заполнилась, к тому же теперь он испытывал возбуждение, связанное с предстоящей свадьбой. Людовик уже вполне созрел для сильной, настоящей любви, и она явилась к нему в образе польской невесты. Улыбаясь и радуясь в душе, но внешне продолжая оставаться сдержанным и хладнокровным, король стоял у себя в опочивальне и ждал, пока его нарядят в одежды из белого шелка. И когда на его плечи лег, наконец, длинный, отороченный горностаем бархатный плащ цвета сапфира с золотыми лилиями геральдического герба, Людовику показалось, что сама судьба ласково дотронулась до него своим перстом.

На Королевской площади играл военный оркестр. Людские реки стекались сюда через открытые настежь ворота с самого рассвета. Все были охвачены праздничным, ликующим настроением. В вестибюле шла бойкая торговля сувенирами, приготовленными специально к этому знаменательному событию. Всем хотелось посмотреть на короля и королеву, когда они выйдут на балкон после окончания торжественной и пышной церемонии венчания в королевской часовне.

Площадь была уже запружена народом настолько, что Маргарите пришлось выйти из кареты, едва добравшись до середины, потому что кучер не мог проехать дальше. Кое-как она добралась к тройным аркам с позолоченными решетчатыми воротами и вошла в вестибюль лестницы Королевы, хорошо знакомой ей еще с тех пор, когда она, торгуя здесь веерами, с нетерпением ждала появления Огюстена.

Тревоги последних месяцев, волнение за судьбу двух самых дорогих ей людей не могли не сказаться на Маргарите. Она очень похудела и осунулась. Лоб избороздили морщины — следы напряженных раздумий и переживаний, а когда-то знаменитые огненно-рыжие волосы поседели, и лишь кое-где чудом сохранившиеся локоны сверкали рубиновыми прядями, свидетельствуя о былом великолепии. И все-таки даже в шестьдесят один год она по-прежнему держалась гордо и независимо, спина ее оставалась прямой, а покачивание грациозных бедер заставляло оглядываться даже молодых мужчин. Однако сегодня в этом столпотворении некому было обращать на нее внимания, когда она поднималась по лестнице среди множества снующих взад-вперед придворных. Она вошла в зал Мира, соединявшийся с залом Зеркал.

От знающих людей Маргарите стало известно, что король будет следовать из своих покоев в королевскую часовню именно этим путем, чтобы как можно больше подданных могли лицезреть своего монарха. Она никак не предполагала увидеть такое скопление народа здесь, в длинной сверкающей галерее. Люди заполнили до отказа даже все семнадцать оконных ниш, не говоря уже о специальных, обитых бархатом многоярусных сидениях в виде трибун, которые ставили здесь в особо торжественных случаях. Маргарита не стала заходить внутрь помещений, а заняла место, на которое не претендовал никто. Она стала спиной к зеленому пилястру арки, отделявшей зал Мира от зала Зеркал. Сама же арка, плавно изгибавшаяся вверху, находилась у нее прямо над головой.

Ждать оставалось, судят по всему, совсем недолго. Она бросила взгляд в сторону камина из серого камня в зале Мира, но на каминной полке не было часов, которые подсказали бы ей, сколько времени прошло с того момента, как она оставила Шато Сатори. Вплоть до сегодняшнего утра ей не было точно известно, сможет ли она отлучиться из дома. Все зависело от того, каким будет в этот день самочувствие Лорента. К счастью, оно оказалось хорошим, и Лорент даже одобрительно заулыбался, когда жена выразила желание отлучиться в Версаль посмотреть королевскую невесту.

— Иди, моя… дорогая. Берта… побудет со мной.

И тогда Маргарита забегала по комнатам, спешно подыскивая себе подходящий наряд. В конце концов, она решила надеть официальное платье типа того, что носили придворные дамы, и изумрудные украшения. В последнюю секунду она схватила со столика веер, украшенный драгоценностями, и спустилась на крыльцо, около которого ее уже ждала карета. В такое торжественное и радостное время король будет расточать милости направо и налево, и Маргарита надеялась оказаться в числе осчастливленных.

— Король идет!

Эта весть пронеслась по толпе, и ее подхватили и передавали дальше мужчины и женщины, придворные и купцы, но если первые произносили эти слова почтительно, благоговейным шепотом, то буржуа, заполнившие все пространство вплоть до второй прихожей с прелестным овальным окном в позолоченном фризе, в которую выходила дверь королевской спальни, особенно не церемонились и говорили громко, словно находились на улице. Маргарита судила о передвижении короля по ликующим возгласам, которые волной накатывали туда, где она стояла. Несмотря на то, что она готовилась к этой встрече, все произошло так внезапно, что у нее перехватило дыхание. Король появился совсем близко перед ней. Вот он, этот юноша, который полюбил ее дочь… Никогда еще не был он преисполнен такого королевского величия, как сегодня. В воздухе стоял беспрерывный шорох и шуршание одежды — это придворные и их жены, занимавшие первые ряды, кланялись и приседали в реверансах. Находившиеся сзади приветствовали короля аплодисментами и восторженными криками, которые были подхвачены и теми, кто стоял в зале Зеркал.

Маргарита сделала шаг вперед и присела в реверансе, не сводя при этом взгляда с лица Людовика. В его глазах блеснули искорки: он узнал Маргариту, когда она подала ему кремовую розу из цветников Шато Сатори. Король принял подарок изящным жестом руки.

— Благодарю вас, баронесса.