Мужчины все еще находили ее привлекательной, и со стороны нескольких вдовцов поступили предложения руки и сердца. Это были приличные, уважаемые люди, и Жасмин пришлось употребить весь свой такт, чтобы, отказывая им, сохранить их уважение и дружбу. Если бы она могла доверить кому-нибудь из них самые сокровенные желания, то сказала бы, что день и ночь мечтает лишь об одном, — вновь обрести дочь и уехать вместе с ней домой, туда, где она родилась.

— Шато Сатори! — она негромко произнесла это название вслух, и сразу же на нее волной нахлынула тоска по дому, от которой сжимались кулаки, так что ногти впивались в ладони. Жасмин закинула назад голову, стараясь прогнать эту боль, которая никогда не покидала ее, лишь иногда ненамного ослабевая, чтобы, многократно усилившись, как сейчас, вновь вернуться. Жасмин заставляла себя превозмочь, сокрушить ее, потому что ей нужно было избавиться хотя бы на время от этой тоски, иначе груз других несчастий прост раздавил бы ее. Но теперь одна-единственная неосторожная мысль выпустила это чувство из клетки, дав ему крылья, и любая попытка восстановить прежнее шаткое равновесие была обречена.

Она устало отвернулась от зеркала и прислонилась к стене. Если какое-то чудо перенесло ее домой, то и оттуда она продолжала бы поддерживать тесную связь с Говенами. В ее душе тлел слабый огонек надежды, что Виолетта может вновь появиться на ферме. Это было весьма маловероятно, если только ее дочь не вышла замуж, что застраховало бы ее от любых поползновений со стороны кого бы то ни было. Но даже если Виолетта чувствует себя в полной безопасности, так ли уж сильна ее любовь к приемным родителям, что обязательно попытаться еще раз увидеть их? Или собственную мать, если уж на то пошло? Разве Виолетта любила кого-нибудь по-настоящему, кроме самой себя? Эго были горькие мысли, и они не давали Жасмин покоя, возвращаясь снова и снова.

В течение нескольких дней желание вернуться домой было так сильно, что Жасмин не находила себе места и чувствовала почти физическое недомогание. Если бы при дворе был кто-то, располагающий достаточным влиянием, чтобы заступиться за нее перед королем… Она потеряла все свои версальские связи по причине долгого отсутствия. Но внезапно к ней пришла одна идея, настолько ясная, что было даже удивительно, как она не подумала об этом раньше. Ей сумеет помочь не министр, не придворный вельможа, и даже не Мишель, если он все еще пишет портреты членов королевской фамилии, а женщина, которая покорила сердце Людовика! Да, да, маленькая Ренетта, та самая малышка, которая бегала однажды по магазину Маргариты на Елисейских полях легкая, как перышко, поражая всех миловидными ямочки на щеках.

— О, Ренетта! — воскликнула вслух Жасмин. — Ты одна можешь совершить для меня чудо!

Она сейчас же пошла в кабинет, села за письменный стол и написала маркизе де Помпадур. Ссылаясь на их знакомство в прошлом, которое эта женщина вряд ли могла помнить, Жасмин излагала свою просьбу о заступничестве, крик души, стремящейся домой. Неужели король не окажет ей эту милость после трех десятилетий, проведенных в ссылке? Она запечатала конверт и отправила его с личным курьером.

Три недели спустя, вернувшись в замок после посещения одной из своих веерных мастерских, Жасмин обнаружила два письма. У нее сразу сильно забилось сердце, когда, взяв со стола одно письмо, она увидела на обороте печать с гербом мадам де Помпадур, на котором были изображены грифоны и три замка. Второе письмо выглядело еще более солидным, и у Жасмин перехватило дыхание, когда она узнала королевскую печать.

Трясущимися руками Жасмин вскрыла конверт. Внутри находился официальный документ, извещавший об отмене запрета на возвращение из ссылки, который распространялся на нее и после смерти герцога де Вальверде. Во вдовстве ей возвращались также все права свободной подданной короля Франции. Внизу стояла собственноручная подпись Людовика. Жасмин благоговейно поцеловала ее, обильно оросив бумагу слезами и тихо смеясь от счастья. Домой! Она едет домой в Шато Сатори и никогда больше не оставит его. Никогда!

Радость Жасмин была непомерно велика, и лишь прочитав указ об отмене ссылки несколько раз, она взяла себя в руки и, стерев с глаз остатки влаги, открыла второй конверт. Послание маркизы было написано в теплых и дружеских тонах: в нем говорилось о том, что ей было очень приятно оказаться полезной в деле с отменой злополучного указа и что маркизе до сих пор памятны посещения веерного магазина, принадлежавшего покойной баронессе Пикард. Письмо заканчивалось приглашением посетить маркизу в Версале как можно скорее после возвращения в Шато Сатори с тем, чтобы возобновить знакомство.

Удача превзошла все ожидания Жасмин. Ей не только было позволено вернуться домой, но и благодаря самой влиятельной женщине при дворе перед ней снова открылись двери Версаля!

И хотя Жасмин тут же, не откладывая, деятельно принялась готовиться к отъезду, прошло больше месяца, прежде чем ей удалось двинуться в путь. Дело было в том, что пришлось ждать прибытия в замок новых людей, которые должны были занять ее место, и, к ее облегчению, ими оказалась чрезвычайно приятная пара — граф и графиня де Вальверде. Несмотря на пышность своего титула, они были обедневшими представителями дальней ветви этого семейства, никогда не бывали при дворе и влачили жалкое существование в деревне, владея небольшим виноградником. Увидев свое новое поместье, граф пришел в восторг от таких обширных, плодороднейших земель. Исследование почвы показало, что она вполне подходит для выращивания винограда. Крупные виноградники дадут обильные урожаи и обеспечат не только высокие доходы владельцу поместья, но и постоянную работу всем крестьянам и арендаторам. Жена графа так же, как и Жасмин, занималась благотворительностью в их прежнем маленьком поместье и не чуралась ухода за немощными, одинокими, престарелыми и больными. Она заверила что будет продолжать эту деятельность и впредь.

— От вас требуется всего лишь оставить мне список тех, кто нуждается в продовольственной помощи и другой заботе. Что же касается школы, то моя вторая дочь уже учила детей до приезда сюда и с радостью возобновит это занятие.

Жасмин продала свои мастерские за умеренную цену управляющим. Прекрасно зная их лично, она могла быть уверена в том, что новые владельцы будут держать на высоте качество изготавливаемых вееров и улучшать условия труда мастериц. Последнему обстоятельству Жасмин всегда уделяла самое пристальное внимание. Когда все это было сделано, и Говены получили уведомление о перемене места жительства Жасмин, она оставила замок Вальверде навсегда и отправилась в Версаль в карете, которую ей подарил отец. Это был последний подарок барона своей дочери перед тем, как он отбыл в мир иной.


Долгое путешествие подходило к концу, и Жасмин могла сразу проехать домой, минуя Версаль, но не могла отказать себе в удовольствии снова взглянуть на дорогие сердцу места, где пошла ее незабываемая, бурная юность. Эта дорога подходила к Версалю с запада, и когда ее карета снова покатилась по брусчатке Плац-де-Арм, Жасмин увидела величественный, сверкающий позолотой дворец, резиденцию короля Франции и его правительства. Постоянно открытые ворота, казалось, приветствовали возвращавшуюся Жасмин и напоминали о приглашении мадам де Помпадур. Как всегда, просторная Королевская площадь кишела людьми и во все стороны по ней катили элегантные экипажи и скромные фургоны. Солнце играло на блестящих позументах мундиров придворных и украшениях их дам, гулявших по площади. Рядовой люд озабоченно спешил по своим делам, а те, кто располагал временем, глазели вокруг, часто посматривая в сторону центрального балкона восточного крыла, где находились покои короля, надеясь увидеть его хотя бы мельком. Жасмин чувствовала себя так, словно никогда и не уезжала отсюда: лишь изменившаяся мода говорила о ее долгом отсутствии. Даже издали было заметно, насколько расширились кринолины, превосходя своими размерами кринолины всех платьев Жасмин. Это означало, что ей придется вначале обновить свой гардероб, посетив самую модную портниху в Париже, а потом уже представляться маркизе.

Затем ее карета последовала по авеню де Пари, направляясь в Шато Сатори, и Жасмин жадно вглядывалась в знакомые до боли очертания зданий по обе стороны улицы. Сердце у нее замерло, когда за окном мелькнул магазин Маргариты. Последние лье пути казались ей нестерпимо долгими. Она подалась всем телом вперед, когда карета миновала зеленые, с позолоченным верхом, ворота. Там, в конце длинной, прямой аллеи высилось Шато Сатори с бледными, как женская кожа, стенами песчаника. Крыша, украшенная балюстрадой, походила на изящную корону, венчавшую все здание. В окнах особняка отражались листва и цветы хорошо ухоженного парка. Карета еще находилась в середине аллеи, а входная дверь уже широко распахнулась, и оттуда высыпала толпа незнакомых слуг. Они построились в два ряда на ступенях крыльца, образуя коридор, по которому должна была пройти хозяйка Шато Сатори. Первой ее встречала Ленора, которая с годами пополнела и раздалась. Она подбежала к экипажу и, едва тот остановился, сразу же присела в реверансе. Жасмин, не медля ни секунды, спустилась по ступенькам на землю.

— Позвольте мне приветствовать вас в стенах вашего родного дома, мадам! — круглые щеки Леноры порозовели от удовольствия.

— Спасибо… — Голос Жасмин дрожал. — Это день, которого я очень долго ждала.

— К вашему приезду уже все готово. Я взяла на себя смелость устроить вам покои, о которых баронесса Пикард упоминала как о своих первых апартаментах, занятых ею, когда она поселилась здесь в юности.

— Ты поступила правильно, Ленора.

Жасмин почти не видела лиц слуг, поднимаясь по ступеням крыльца и лишь механически кивая головой, отвечала на их поклоны и приседания. Взгляд ее был устремлен вперед. Вот он, порог родного дома! В зале Жасмин широко раскинула руки, как бы пытаясь заключить в свои объятия весь дом, и резко повернулась. Ее юбки взметнулись над звездой из зеленого мрамора в центре зала. Она запрокинула голову и вновь увидела вверху лазурный потолок, своды которого изображали прекрасное, чистое небо, где свободно порхали райские птицы. Теперь ей было известно об этом доме гораздо больше, чем до своего вынужденного отъезда, потому что мать во время своего единственного приезда в замок Вальверде рассказала очень много интересного и волнующего. Именно в этом зале впервые встретились и познакомились ее родители, когда едва зарождалась страстная любовь Маргариты и Огюстена Руссо, для которого Лорент и построил этот великолепный особняк. Именно сюда тайно являлись гугеноты и получали убежище в страшные времена после отмены Нантского эдикта Людовиком XIV, и Маргарита продолжала помогать им уже после того, как Огюстен бежал вместе с женой в Англию. Наконец, Жасмин узнала и о существовании потайной комнаты. Мать объяснила, где она находится, и дала ей второй ключ на случай, если настанет день, когда вновь возникнет необходимость воспользоваться тайником. Этот ключ лежал сейчас у Жасмин в кошельке.

Первоначально Жасмин отправилась в малиновый зал посмотреть на парадный портрет отца: его жизнерадостное, румяное лицо резко выделялось на фоне белого парика с бантом и тремя обязательными горизонтальными косичками над ушами. Вокруг шеи был аккуратно повязан галстук с кружевными краями. Несмотря на всю чопорность и торжественность, серые глаза отца излучали доброту и лукаво подмигивали ей сейчас, когда она стояла, жадно всматриваясь в дорогие черты, прижав крепко стиснутые руки к груди.

— Вот я и дома, папа… — прошептала она, посылая ему воздушный поцелуй.

Затем настала очередь гостиной слоновой кости. Там в красивой резной раме над камином висел портрет молодой Маргариты. Она сидела с полураскрытым веером, на котором был изображен Версаль, грациозным жестом опустив веер себе на колени, скрытые складками платья из золотого газа. Жасмин очень обрадовалась, что ничего здесь не изменилось и все выглядело точно так же, как во времена ее детства. Затем, вспомнив об откровениях матери, касавшихся прошлого, она подошла к затененной нише в противоположной стороне комнаты, чтобы взглянуть на портрет Огюстена Руссо. Его повесили здесь спустя много лет, сразу после получения известия о смерти этого человека. Будучи беззаботным подростком, Жасмин совершенно не интересовалась тем, кто был изображен на портрете, поскольку ничего не знала о нем. Теперь дело обстояло иначе. Это был человек, для которого ее отец построил Шато Сатори, еще не подозревая, что ему придется испустить здесь свой последний вздох. Лицо Огюстена в обрамлении пышных вьющихся волос, спускавшихся до плеч, привлекало внимание запоминающимися чертами, словно высеченными из мрамора резцом скульптора, и густыми черными бровями. В узких зеленых глазах блестел огонь страсти. Теперь Жасмин могла понять, почему ее мать полюбила этого мужчину. Судьба разлучила их, но Шато Сатори осталось символом любви Огюстена к Маргарите.