— Я требую от вас извинений за оскорбление и нечестную игру.

— Будь ты проклят! — Рассвирепевший граф буквально танцевал на месте. Теперь уже весь зал следил за этой ссорой; люди, сидевшие за дальними столами, вскочили на стулья, чтобы не упустить ни единой детали этого редкого события. — Мои секунданты зайдут к вам утром! — выкрикнул он и, повернувшись так стремительно, что взвились вверх фалды его атласного камзола, пулей вылетел из зала.

Барон с уважением посмотрел на Ричарда:

— Сир, вам только что бросил вызов один из лучших фехтовальщиков Франции. Надеюсь, вы окажете достойное сопротивление.

Ричард хмуро улыбнулся:

— А я надеюсь доказать, что владею шпагой гораздо лучше!

— Желаю успеха. Если вам нужен секундант, то могу предложить свои услуги.

— С благодарностью принимаю ваше предложение.

В течение нескольких минут они обсуждали детали предстоящего поединка, а весь зал наблюдал за ними, шушукаясь. Впервые за весь вечер была отчетливо слышна музыка оркестра. Ричард поклонился Розе и барону и вышел через зал Войны. Роза долго следила взглядом за его удалявшей фигурой. Вскоре к их столику стали подходить люди. Посыпались вопросы: «Что случилось? Неужели граф де Кордерьер действительно был изобличен в шулерстве? Кому он бросил вызов? Когда состоится дуэль?»

Ей было тошно слушать праздных бездельников, обрадовавшихся неожиданному развлечению Она вскочила и бросилась к выходу. Собравшиеся расступились перед ней, образовав проход. Роза спешила догнать Ричарда и бежала за ним так, как еще совсем недавно бежала от него. Ей пришлось миновать все залы и гостиные, прежде чем удалось обнаружить его у балюстрады Королевской лестницы. Он стоял, скрестив на груди руки, и ждал ее. Когда Роза приблизилась, он протянул ей руку.

— Я надеялся, что вы придете. Давайте прогуляемся в парке. Нам обязательно нужно поговорить.

Роза не ответила на его миролюбивый жест, но лишь еще крепче сжала кулаки.

— Какую глупость вы сотворили! Я пыталась остановить вас — почему вы не вняли моему предупреждению? Граф де Кордерьер получает от шулерства огромное наслаждение. Некоторые занимаются этим, испытывая отчаянную нужду в деньгах, но граф богат. Просто он любит острые ощущения. Почему вы не заплатили проигрыш и не оставили его в покое?

Ричард недоверчиво уставился на нее:

— Вы хотите сказать, что обо всем знали с самого начала?

— Конечно! Так же, как и барон.

Он недоуменно всплеснул руками:

— Вы обвиняете меня в том, что я поступил глупо, а сами делали высокие ставки так, словно это были камешки, а не золото, и знали, что выбрасываете деньги на ветер!

— Я люблю риск, иначе игра становится скучной.

— Если бы дело касалось фараона, я согласился бы с вами, но ведь мы играли в реверси, и вы спокойно, чуть ли не своими руками, положили деньги в карман графа!

— Вовсе нет. Я надеялась перехитрить его — так же, как и барон. То, что сделали вы, — грубое нарушение всех правил этикета, которые не позволяют выставлять на посмешище слабость другого человека. То же самое касается и воровства, которое здесь очень распространено.

Лицо Ричарда приняло суровое выражение, а в голове зазвучали металлические нотки:

— Настоящий джентльмен никогда не обманывает в карты. Это идет вразрез с традициями доброй воли, дружбы и даже гостеприимства. В Англии никто не сядет играть с человеком, изобличенным в шулерстве. Это позор для королевского дворца!

Роза нетерпеливо вздохнула:

— Я согласна с вами, но это не имеет никакого значения. Здесь Версаль, а не английская гостиная. Вы попали в очень неприятную ситуацию.

— Я разоблачил бы графа еще раньше, но он в этом деле настоящий волшебник и орудовал своими пальцами так виртуозно, что я с трудом догадался, куда он прячет карты…

— Что теперь значит эта глупая игра, если ваша жизнь на волоске? Он может убить вас! Вам очень повезет, если вы отделаетесь только серьезным ранением!

— Откуда такая уверенность? А может быть, я убью его?

— В этом тоже нет ничего хорошего. Если б вы были французом, то после дуэли вернулись бы ко двору, и все делали бы вид, что ничего не произошло. Но вам будет приказано покинуть Францию как нежелательному иностранцу.

— Неужели вас это всерьез волнует?

— Но ваша блестящая карьера дипломата, которая только начинается? Вы об этом подумали?

— Я не собираюсь быть дипломатом и сюда приехал совсем не по этой причине. — Он шагнул к ней и, взяв ее руку чуть повыше кисти, нежно, но настойчиво поднял вверх и поднес к своим губам. — Я целых три часа прождал вас в Бальной роще, у статуи бедной Прозерпины, которую насилует Сатир. Как я упустил вас, не понимаю?…

Роза откинула назад голову, недоверчиво всматриваясь в его глаза:

— Но эта скульптура находится не в Бальной роще, а в центре колоннады!

И вдруг им обоим в одну и ту же секунду все стало ясно. В течение последовавшей затем долгой паузы они смотрели друг другу в глаза. Волна радости затопила Розу и грозила выплеснуться наружу. Никто из них не стал больше говорить о злосчастной ошибке, но одна и та же мысль пришла к ним одновременно, и Ричард высказал ее вслух:

— Мы потеряли три года… — тихо произнес он и поцеловал ее пальцы, продолжая смотреть Розе в глаза. — Что я натворил?!

— Ничего, что нельзя было бы исправить, — проговорила она почти беззвучно. Кто знал, возможно, теперь им суждено было провести вместе лишь несколько часов. — Мы можем пойти в Бальную рощу прямо сейчас.

— Я бы предпочел показать вам орхидею.

— Но ведь она в Трианоне! У вас есть экипаж?

— Да, но, по-моему, туда можно добраться пешком по тропинке вдоль Большого канала.

— Путь неблизкий…

— Разве это имеет значение? Вы боитесь устать?

— Ходьба меня почти не утомляет.

— Тогда у нас в запасе целая ночь, и мы успеем побывать в Трианоне и вернуться назад.

И взявшись за руки, они весело сбежали вниз по ступенькам и вскоре окунулись в ласковые объятия залитой лунным светом ночи. Путь, избранный ими, проходил мимо водного цветника и фонтана Латоны, рассылавшего высоко в воздухе могучие, пышные струи. Они рассказывали наперебой о том, как ждали друг друга в ту ночь, когда им так и не удалось встретиться. Роза во всех подробностях описала встречу кардинала с мнимой королевой. Ее рассказ очень заинтересовал Ричарда, ведь он уже имел дело с королевой, передав ей хоть и косвенно, через Розу, предупреждение о доносе. Об афере с ожерельем ему стало известно от британского посла, который решительно отмел всякую мысль о причастности королевы.

У поворота к колоннаде Ричард остановился и сказал:

— Я ждал вас там, в конце этой аллеи.

— Отсюда до Бальной рощи несколько лье! — рассмеялась Роза и, внезапно вырвав руку, побежала по аллее, усаженной деревьями, сильно разросшиеся кроны которых смыкались вверху и образовывали арку.

Ричард устремился вдогонку, но она успела добежать до колонн, окружавших внутренний дворик, опередив его на несколько секунд. Оказавшись внутри огромного круга из мраморных колонн и арок синевато-серого, голубого и фиолетового тонов, омытых бледным светом луны, Роза прижалась спиной к скульптуре, изображавшей подвергшуюся нападению Сатира Прозерпину и крикнула: «Я здесь!» Ее голос был почти неслышен из-за шума двадцати восьми фонтанов колоннады.

Она широко раскинула руки, как бы пытаясь обнять саму ночь, но когда Ричард приблизился, ловко скользнула в сторону и стала опять убегать от него, лавируя между колоннами, которых было шестьдесят четыре. Роза вела себя так, словно была ребенком, одним из тех резвящихся детей, вылепленных на фризе колоннады. Ричард, радостно улыбаясь, наблюдал за ней. Он стоял у скульптуры, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. В газовом платье с пышным каскадом развевающихся локонов Роза была больше похожа на мифическую нимфу, чем на молодую женщину с соблазнительной грудью. Когда ока подбежала к Ричарду, крошечные водяные капельки, окропившие ее голову и руки, блестели, подобно алмазам.

— Зачем вы это сейчас сделали? — спросил он, любуясь ею.

— Я рассеяла и прогнала духов несчастья и разочарования, которые явились в ту ночь, когда вы ждали здесь в одиночестве. Вы никогда не занимались этим в детстве?

— Нет…

— Ребенок, у которого нет ни братьев, ни сестер, обычно выдумывает разные ритуалы и даже друга для игр. Наверное, вы родом из большой семьи?

— У меня четверо братьев и ни одной сестры.

— Расскажите мне о них, и о вашем доме, и еще о том, чем отличается жизнь в Англии от жизни в Франции…

Ричард рассказал, что он и его четверо братьев, двое из которых были близнецами, родились в течение шести лет и, не слишком отличаясь по возрасту, были в детстве связаны тесной дружбой, общими шалостями и проказами. Роза живо представила себе большой, увитый плющом старый дом в Кенте, окруженный живописными окрестностями, плодородными полями, лесом, полным живности, и людей, живущих в нем, приветливых, гостеприимных и радушных. Затем, когда Ричард достиг совершеннолетия, согласно завещанию дедушки по материнской линии он унаследовал дом, построенный в Лондоне предком-гугенотом, который поселился в Англии и основал там банк.

— Я — первый представитель нашего рода, который не стал банкиром, но зато мои братья с лихвой возместили этот недостаток. Двое сейчас путешествуют по Европе и, вернувшись в Англию, займутся делами нашего финансового дома, а Дуглас, следующий за мной по старшинству, уже открыл свою контору на Ломбард-стрит и не интересуется ничем, кроме векселей, акций, облигаций и бухгалтерских книг. Что до меня, то я займусь хозяйством в нашем поместье и буду время от времени заседать в Палате лордов. Хотя сейчас меня интересуют редкие цветы и растения, вообще-то ботаникой я занимаюсь с более серьезными целями. Я хочу докопаться до причин, вызывающих болезни у пшеницы, и найти средства борьбы с ними. Поместье и особенно земледелие — вот чему я посвящу свою жизнь.

— Никогда бы не подумала, что в вашей голове бродят такие серьезные мысли, тем более после первой нашей встречи…

— В то время так оно и было. Пока был жив отец, все хлопоты по хозяйству лежали на нем, а я жил припеваючи, не зная забот, и думал лишь об одном — как бы повеселее провести время. Таким бесшабашным повесой я и отправился в путешествие на континент, — Ричард, улыбаясь, искоса посмотрел на Розу. — Вы были моим первым серьезным поражением, которого я никак не ожидал. Это похоже на занозу в мыслях, которую мне не удалось вытащить!

Потом он заговорил о смерти отца и о том воздействии, которое эта потеря оказала на него. Он еще никогда и ни с кем не делился своими переживаниями так откровенно, как с ней, и Розе было очень приятно чувствовать его доверие. Она хотела знать о нем все, и не только историю его семьи, но и его мысли, чувства, переживания, и Ричард, словно угадав ее желание, рассказывал сам, не дожидаясь вопросов.

Они прошли мимо фонтана Аполлона и увидели невдалеке серебряную полоску Большого канала.

— А почему бы нам не добраться до Трианона по воде? — с воодушевлением предложил Ричард. — Ведь северный рукав канала подходит к самому дворцу, не так ли?

— Не совсем, но достаточно близко. — Роза с энтузиазмом восприняла эту идею.

Ричард уже успел сообщить о том, что у него была своя парусная лодка, на которой он любил плавать по озеру в Истертоне и по реке, протекавшей через поместье. У берега были пришвартованы две раззолоченные большие гребные шлюпки, но Ричард пренебрег ими. Вынув из держателя на столбе горящий факел, он решил осмотреть эллинг. Там его взору предстали суда разной формы и величины; пахло сыростью и гнилью. Постепенно, продвигаясь от причала к причалу, он обнаружил небольшую барку с резными украшениями по бортам, всю заросшую паутиной. Должно быть, она сохранилась тут еще со времен короля-солнца. Проверив ее от носа до кормы, Ричард убедился, что она неплохо проконопачена и должна продержаться на воде столько времени, сколько требовалось для их вояжа. Он распахнул ворота эллинга, потушил во избежание пожара факел, окунув его в воду, и, поднявшись на барку, стал с помощью шеста выводить ее в канал.

Роза, наблюдавшая с берега, увидела, как Ричард выплывает на пространство, освещенное луной, стоя на борту барки, бесшумно скользящей по водной глади. Нос барки был украшен фальшивыми драгоценными камнями, которые в лунном свете блестели, как настоящие, и хотя краска во многих местах облупилась и потускнела, все же от судна веяло духом былой роскоши. Роза с нетерпением ожидала, когда барка причалит к берегу и она сможет взобраться на палубу.