… Ричард, увидев ее, остолбенел и в течение нескольких страшных секунд не мог сдвинуться с места, думая, что его горячо любимая жена мертва. Затем, стряхнув оцепенение, он бросился к ней и, подняв на руки, обнаружил, что Роза еще дышит.

ГЛАВА 21

Очнувшись, Роза поняла, что она в английском посольстве, лежит в постели, голова у нее аккуратно перебинтована, а рядом с кроватью стоят английский доктор и Ричард.

— Вы скоро будете на ногах, леди Истертон, — бодро сказал доктор, удививший ее, впервые назвав при обращении к ней ее новый титул. — У вас рассечена кожа на голове и все тело в синяках и ссадинах, но через несколько дней все это заживет, уверяю вас.

Как только доктор ушел, Ричард поцеловал ее и сел на краешек кровати, не сводя с Розы глаз. Первым делом Роза осведомилась о судьбе Дианы, но Ричард, к сожалению, не мог сказать ничего определенного.

— Надеюсь, что она жива и здорова! — взволнованно произнесла Роза. — Как ты нашел меня?

Ричард объяснил, что он следовал за толпой и узнал ливреи, брошенные грумами. Ему стало ясно, что карета Розы попала в ловушку.

— Я стал пробиваться вперед, расталкивал всех локтями, а где надо, пускал в ход кулаки и приклад. Когда я пробился к экипажу, он уже был пуст, и тогда я догадался, что бунтовщики поволокли тебя с собой в качестве заложницы. Если бы ты упала не на пушку, а на землю, то тебя, вне всякого сомнения, затоптали бы насмерть во время боя в крепости. Мы должны благодарить Всевышнего за твое чудесное спасение, моя любовь!

Она согласилась, добавив:

— Будем надеяться, что ничего подобного больше никогда не случится.

Ричард кивнул, не испытывая при этом особого оптимизма по поводу исхода событий, приведенных в действие мощной разрушительной силой.

Вскоре после этого в посольство явилась Диана, которая собиралась просить Ричарда помочь ей в поисках хозяйки. Ее прическа и платье были в полнейшем беспорядке, но в остальном она отделалась лишь испугом, поскольку бунтовщики, распознав в Диане, одетой в простое платье и не имевшей драгоценностей, служанку, тут же ее отпустили. Однако, находясь в первых рядах штурмовавших Бастилию мятежников, Диана под напором тех, кто бежал сзади, оказалась в крепости, прежде, чем ей удалось, наконец, выпутаться из гущи схватки и скрыться. Чувство стыда из-за того, что она испугалась и убежала, а не бросилась разыскивать свою госпожу, охватило Диану, едва она вошла в спальню, где лежала Роза. Девушка разразилась бурными слезами, полагая, что ее теперь уволят.

— Простите меня, мадам! Я струсила и позорно бежала…

— Не вини себя понапрасну, — Розе было искренне жаль бедную горничную, и она прослезилась вместе с ней. Но это уже были слезы радости. — Я не послушалась твоего совета не ездить в Париж. Вот главная причина несчастья, постигшего нас обеих, и давай никогда больше не будем об этом говорить!

В Бастилии оказалось всего лишь пять мелких воришек и пара сумасшедших, что явилось огромным разочарованием для освободителей, понесших немалые потери. Однако вскоре они вознаградили себя за эту осечку новым кровопролитием. Наиболее кровожадные из них отрубили коменданту Бастилии голову и с триумфом пронесли ее по улицам Парижа, насадив на пику. Впереди шел бунтовщик и торжественно звенел ключами от Бастилии.

— Это просто отвратительно! — воскликнула, содрогаясь, Роза, когда Ричард рассказал ей об этом. Париж, всегда так любимый ею, из-за одного этого страшного случая, который повлиял на нее больше, чем десятки трупов, увиденных в Бастилии, стал теперь для Розы символом кровавого насилия. Все ее помыслы были направлены сейчас на то, чтобы побыстрее уехать из Парижа, в Шато Сатори. В то же время она отказывалась даже и слышать о том, чтобы покинуть Францию, несмотря на все настойчивые уговоры Ричарда.

— Я никуда не поеду без тебя! Да и потом, ведь ты же сам сказал, что войска, присланные из Версаля, сейчас выводятся из города, чтобы разрядить обстановку и успокоить парижан, которые опасаются возмездия короля. Я уверена, что скоро установится порядок.

— Это не беспорядки и даже не бунт, — с помрачневшим лицом произнес Ричард, — это революция.

У Розы расширились зрачки, и она вся побледнела.

— Я хотела, чтобы во Франции произошли перемены к лучшему, но мне и в голову не приходило, что они будут осуществляться таким кровавым путем…

— Большинство народа хотело того же, что и ты. Но теперь кровавый рубикон перейден и возврата назад нет. То ли еще будет…


На третий день грабежи и убийства поутихли, словно Париж переводил дух после своей первой победы над феодализмом — взятия Бастилии. Ричард решил воспользоваться этим затишьем и перевезти Розу домой: вероятность возникновения новых беспорядков была невелика, поскольку король согласился приехать в Париж, и повстанцы ликовали, празднуя эту уступку со стороны монарха. Они почувствовали себя грозной силой. Не успела карета с Ричардом и Розой отъехать от британского посольства, как через пару сотен шагов ей пришлось остановиться. Навстречу ехал король с небольшим эскортом из швейцарских гвардейцев.

Людовик XIV всегда отличался бесстрашием. Вот и теперь он, не моргнув глазом, проследовал в эпицентр революции, отказавшись бежать из Версаля, как это сделали оба его брата и принцы крови, срочно отправившиеся за границу, едва до них дошли вести о восстании в Париже. Одновременно с ними покинули пределы Франции и некоторые дамы из близкого окружения королевы, понимая, что уже в силу своего положения при дворе они первыми падут жертвами мести восставшей черни.

— Король не может покинуть свой народ, — сказал Людовик Марии-Антуанетте, когда она пришла к нему вместе с детьми и все семейство убеждало его срочно уехать из Франции, — в какое бы временное заблуждение не впали его подданные.

«Временное заблуждение!» Мария-Антуанетта в отчаянии закрыла глаза, услышав в этих словах приговор судьбы.

Теперь, когда вооруженные до зубов толпы восторженно приветствовали его, Людовик не выказывал ни удивления, ни облегчения. Короли Франции, несмотря на свой аристократизм, всегда были близки к народу. Он и его предки вставали, ели и ложились спать на глазах у своих подданных. Даже их рождение и смерть были лишены всякого покрова таинственности. Людовик видел, что все обстоит так, как он и предполагал: народ не проявляет лично к нему никакой враждебности, хотя он олицетворял все, против чего тысячи людей выступали с такой яростью. Он воспринимал приветственные крики толпы с благосклонной улыбкой, кивая и махая в ответ из окна кареты затянутой в белую перчатку рукой. Вскоре эти его заблудшие дети вернутся на путь благоразумия. Все, что от него требуется, — сохранять твердость и спокойствие. Ничто не должно заставить его отказаться от принципов монархии, завещанных ему всеми династиями Франции.

Ричард и Роза продолжали свой путь, выехав за парижские ворота, а в отеле де Билль тем временем происходила торжественная церемония. Мэр Парижа, полагая, как и все остальные, что конституционная монархия является делом почти решенным, в знак преданности и примирения поднес королю ключи от города. Людовик великодушно принял этот дар. Домой он вернулся с кокардой на шляпе. Мария-Антуанетта вся сжалась в комок, увидев этот ненавистный символ революции. Затем они в слезах обнялись. Королева уже не чаяла увидеть его живым в тот день, да и самого Людовика не покидало ощущение, что он находится на краю пропасти.

По всей стране совершались акты насилия. Бедняки мстили тем, кто в недавнем прошлом вздувал цены на хлеб. В одном округе крестьяне собрали вместе всех мельников и казнили их, посадив на кол. Сборщики податей и другие чиновники финансового ведомства стали всерьез опасаться за свою жизнь. Многие личные обиды были разрешены ударом ножа или длинной острой пики. Повседневная жизнь стала во многом неустроенной. Ухудшилось снабжение продовольствием, и цены на него еще больше подскочили. Изголодавшиеся и отчаявшиеся люди объединялись в шайки и занимались грабежами и разбоем на больших и малых дорогах. Женщины, не зная, как прокормить детей, с утра до ночи попрошайничали на улицах или занимались проституцией. Очереди за бесплатной похлебкой и куском хлеба, которые раздавали на кухне Шато Сатори, значительно увеличились, но в них, как и прежде, соблюдался порядок. Жасмин изредка навещала эту часть дома, ковыляя туда с палочкой, но в целом она полагалась на овдовевшую мать Дианы, честную и добросовестную женщину, у которой всегда был в запасе свежеиспеченный хлеб и котлы с наваристым супом и рагу. Вот уже много лет этим делом занимались, помимо матери Дианы, еще несколько специально выделенных слуг.


Окончательно поправившись, Роза вернулась в Версаль. Ричард и Жасмин не пытались переубедить ее, понимая, что она приняла окончательное решение. Поступок Розы, презревшей опасность и сохранившей верность королеве, тронул Марию-Антуанетту до глубины души.

— Дорога мадам Роза! Нынешние суровые обстоятельства освобождают вас от всех обязанностей передо мной. Мадам де Ламбаль оставила двор так же, как и герцогиня де Полиньяк, и многие другие. Некоторые уехали в Швейцарию или Голландию, другие еще дальше. Я, признаться, думала, что вы уже в Англии.

— Нет, Ваше величество! Еще не время. Я почту за честь и дальше служить вам.

На лице Марии-Антуанетты появилась счастливая улыбка:

— Сегодня для меня воистину удачный день. Пойдемте к детям. У дофина теперь новая гувернантка, маркиза де Турцель. Ее предшественница уехала.

Они спустились по Лестнице, которая вела из покоев королевы в детскую. Ниже обычных перил была протянута веревка, чтобы, цепляясь за нее, детям было легче подниматься и опускаться по лестнице. При виде Розы принцесса Мария-Тереза пришла в бурный восторг и захлопала в ладоши. Это была очень красивая девочка, во многом похожая на свою мать.

— Вы не покинули нас! Как я рада, мадам!

Четырехлетний дофин, озорной розовощекий карапуз, подбежал к Розе и та, зная его привычки, взяла его на руки и расцеловала.

— Завтра мы с мамочкой едем в Деревушку. Вы поедете с нами, мадам Роза?

— Ничто не доставит мне большего удовольствия! — весело ответила она.

Жизнь в Версале во многом вернулась в обычное русло. Конечно, те, кто остался, скучали по друзьям, бежавшим из Франции, и принимали на себя их обязанности. Светские развлечения шли свои чередом. Как бы то ни было, но в Версале все эти аристократы чувствовали себя в гораздо большей безопасности, чем в любом другом месте Франции, поскольку ежедневно отовсюду поступали известия о нападении на замки и поместья. Крестьяне захватывали землю, инвентарь, зерно, скот. Тех, кто протестовал, избивали и предавали жестокой смерти. Бороться с этими явлениями было невозможно, потому что вскоре после падения Бастилии одиннадцатого августа 1789 года Учредительное собрание приняло декрет об уничтожении феодальных прав и привилегий.

В Париже многие агитаторы воспользовались недавно провозглашенным правом на свободу печати и публиковали зловредные и подстрекательские памфлеты и воззвания, чтобы постоянно держать народ в возбужденном состоянии, не давая, как они сами выражались, «угаснуть огню революции». Розе казалось, что даже природа вступила в сговор с революционерами, ибо неослабевающая августовская жара словно помогала им в этой и без того накаленной атмосфере. Лишь в Шато Сатори и малом Трианоне находила она места, где можно было отдохнуть от всех этих треволнений.

Когда королева, которая ранее устроила бал для поддержания духа придворных, организовала с этой же целью вечерний пикник для немногих своих друзей, оставшихся в Версале, и пригласила Ричарда, он охотно принял это приглашение. Пикник должен был состояться в храме Любви, с которым у Ричарда и Розы были связаны самые приятные и нежные воспоминания. В последний раз они были там вместе после того, как он ранил на дуэли графа де Кордерьера.

На ступеньках и на траве для тех, кто предпочитал сидеть там, а не в креслах, были постланы роскошные персидские ковры, а внутри ротонды был устроен великолепный буфет с изысканнейшими винами и закусками. Слуги молча зажгли канделябры, после чего удалились и больше не появлялись. Стояла теплая, залитая лунным светом ночь. На небе высыпали мириады звезд. От скрытых в кустах фонарей, которые окружали место пикника, исходило уютное мерцание. Гости переговаривались между собой вполголоса; иногда раздавался тихий смех. Казалось, для тех, кто собрался здесь на несколько часов, огромный и страшный внешний мир просто перестал существовать.

Аксель фон Ферзен ни на минуту не отходил от королевы. Утекло уже много воды с тех пор, как Розе в последний раз приходилось исполнять при них обязанности дуэньи, и ей было известно, что он часто проводил ночи в малом Трианоне наедине с Марией-Антуанеттой. Они стали любовниками в тот самый день, когда Роза встретилась в лесу с Ричардом. Королева не делила ложе с королем после зачатия Софи, которая скончалась в младенчестве, и Роза не сомневалась в том, что Людовик знает все и в душе, видимо, уже простил Марии-Антуанетте эту измену. К счастью, у придворных головы теперь были полны другими, более важными заботами, и сплетни о прелюбодеянии королевы приумолкли.