— У меня есть для вас обеих особое поручение, — сказала она. — Из всех оставшихся со мной светских дам вы проявили самую сильную любовь к моим детям и по-настоящему преданны им. Если начнется штурм Версаля, я хочу, чтобы вы прежде всего позаботились о них. Отведите их к королю и не приводите назад в мои покои. Находиться здесь, рядом со мной, для них будет весьма опасно. Вам все ясно?

Обе фрейлины в один голос ответили утвердительно, мадам де Турцель тут же всплакнула и, достав носовой платок, стала вытирать глаза. Королева встала, подбадривающе похлопала ее по плечу и попросила их обеих подождать вместе с другими дамами в Золотом кабинете, пока она сходят к королю узнать, как разворачиваются события.

Время тянулось невыносимо медленно. Всех мучила полная неизвестность. Подали прохладительные напитки и сладости, но к ним мало кто притронулся. Наконец появилась королева. Когда она вошла, все дамы встали и уставились на нее в тревожном ожидании.

— Возможно, мы сейчас отправимся в Рамбуйе, — начала королева. — Это не так уж далеко, но там мы будем в большей безопасности. Однако король не уверен, что такая необходимость назрела, а потому мы должны набраться терпения и ждать. — Она, разумеется, не сказала, что про себя произносит лихорадочные молитвы, чтобы Бог, наконец, послал ее мужу просветление, убедил его согласиться побыстрее на этот переезд ради детей.

К сожалению, Людовик был больше склонен прислушаться к совету министра, рекомендовавшего ему проявить выдержку, в то время как остальные сановники предлагали немедленно покинуть Версаль. Когда дело касалось отношений Людовика со своим народом, королева не имела права голоса.

— Почему войска не разгонят толпу? — с возмущением спросила одна дама.

Лицо Марии-Антуанетты выразило нечто похожее на изумление. О чем спрашивала эта фрейлина? Но она, тем не менее, вежливо ответила:

— Король никогда не отдаст приказа стрелять в женщин.

В поддержку первой дамы высказалась и другая:

— Один паж сообщил нам, что в толпе очень много переодетых в женское платье мужчин, вооруженных до зубов, и вся орудийная обслуга на самом деле состоит из мужчин, рядящихся подобным же образом.

— Это правда. Королю все известно, но он не хочет рисковать. Кто может дать гарантию, что там нет ни одной женщины?.. — Взгляд голубых глаз Марии-Антуанетты остановился поочередно на каждой из дам, как будто она пыталась вселить в них хоть частичку своего мужества и тем самым заставить не поддаваться панике. — Если вы желаете взять с собой в Рамбуйе какие-то вещи и драгоценности, то сейчас самое время упаковать их.

Когда Роза спешила в свои покои, у нее из головы не выходила мысль о Ричарде. Где он сей час находится в этом вихре событий? Он наверняка должен был знать заранее о том, что бунтовщики готовились выступить в поход на Версаль.

Невозможно представить, чтобы он не попытался добраться сюда, забыв о ссоре, и то обстоятельство, что он не прибыл открыто, как Граф фон Ферзен, заставляло Розу предположить, что Ричард опять затесался в толпу мятежников. Она не очень-то поверила, когда он утверждал, что время маскарадов для него закончилось. Пока он мог успешно скрывать свое истинное лицо, его безопасности ничто не угрожало, но если бы его вдруг разоблачили и приняли за шпиона, толпа мгновенно растерзала бы его в мелкие клочья.

— О, нет! — воскликнула она, объятая страхом за мужа, и совершенно не думая о том, что в этот момент сама находится в большей, чем он, опасности. Впечатлительная по натуре, она живо нарисовала в своем воображении эту дикую сцену, и у нее все поплыло перед глазами. Вцепившись в перила лестницы, Роза усилием воли взяла себя в руки и побежала дальше.

Собрав в саквояж все наиболее ценные вещи, Роза приказала Диане также упаковать и ее пожитки, ибо твердо решила не бросать эту честную и преданную девушку в беде. Горничная заколебалась, на ее небольшом сердцевидном лице появилось выражение сомнения:

— А швейцарские гвардейцы тоже поедут с нами?

Роза поглядела на девушку с симпатией, вспомнив, что среди этих бравых вояк у Дианы был возлюбленный, ее ровесник, юноша с наивным веснушчатым лицом. Их отношения уже продвинулись настолько, что Роза со дня на день ожидала от Дианы просьбы разрешить ей вступить в брак.

— Нас будет эскортировать Фландрский полк, а швейцарцы останутся охранять дворец, ведь это их прямая обязанность. Правда, я не предвижу особой опасности для них. Толпа сразу же потеряет всякий интерес к Версалю, как только узнает об отъезде двора в Рамбуйе.

Диана просияла от радости, с облегчением восприняв эту весть, и пошла собираться, а Роза отправилась в детскую и явилась туда одновременно с мадам де Турцель. Дофин уже был в постели и крепко спал, но принцессе Марии-Терезе, которая была на семь лет старше брата, позволили еще бодрствовать. Роза и маркиза поиграли с ней в карты. Девочка бурно радовалась каждому своему выигрышу, и это непосредственное веселье резко контрастировало с чувствами ее взрослых партнерш, которые, впрочем, старались сделать вид, что ничего особенного не происходит. Затем Роза распорядилась, чтобы принцессе принесли ужин, и после этого уложила ее спать. Когда Роза опять присоединилась к мадам де Турцель, находившейся в смежном помещении, двери которого стояли открытыми на случай срочной эвакуации, та встретила ее с нескрываемой тревогой, близкой к панике.

— Пожалуйста, сходите и узнайте, что происходит! — дрожащим голосом произнесла маркиза. — Вот уже несколько часов, как к нам не поступало никаких известий. Я пока побуду с детьми.

Обнаружив, что королева еще не возвратилась в свои личные покои, Роза сразу отправилась в салон Бычьего глаза, где хорошо просматривались подходы к апартаментам короля и были видны все кто входил или выходил оттуда.

— Что слышно нового? — осведомилась Роза у мадам де Ла Тур дю Пин, фрейлины королевы, находившейся здесь, очевидно, с той же целью.

— Король принял делегацию из шести женщин. Их провели сюда с таким почетом, словно это были особы королевской крови. Их сопровождали несколько мужчин — депутатов Национального собрания, которое непрерывно заседало в городе в течение всего дня.

— Вы узнали этих мужчин?

— Только одного. Доктора Гильотена, профессора анатомии Парижского университета. Остальные мне совершенно неизвестны.

— Ну, и как же прошла аудиенция?

— Я слышала, что одна из женщин упала в обморок. Я уверена, что голод тут не при чем. Судя по ее наружности, она принадлежит к той самой древнейшей профессии, представительницы которой никогда не жалуются на недостаток работы и, стало быть, деньги у них всегда водятся. Доктор быстро привел ее в чувство, и король пообещал принять все меры, чтобы прекратить голод. Делегация удалилась с улыбками, но потом из-за ограды донесся рев толпы. Очевидно, обещания короля не очень-то их удовлетворили.

Роза отправилась назад к мадам де Турцель. По пути она посмотрела в окно. В свете фонарей, окружавших дворец, было видно, что дождь все еще лил и Плац-де-Арм практически опустела. Вся толпа разбежалась в поисках укрытия от дождя, и лишь несколько насквозь промокших фигур продолжали дежурить у пушек. По эту сторону ограды, напротив, все оставалось по-прежнему. Солдаты, насквозь продрогшие в мокрой одежде, стояли в шеренгах, между которыми, как и перед строем похаживали офицеры. Кареты выстроились в длинный ряд на случай, если король отдаст распоряжение об отъезде в Рамбуйе. Судя по тому, как вокруг них бегали и суетились кучеры, форейторы и грумы, кто-то из злоумышленников вынул клинья из колес и перерезал постромки. В эту ночь можно было ожидать всего.

Позже, уступив настояниям маркизы и отправившись еще раз за новостями, Роза проходила мимо того же окна, и теперь ее глазам предстала совершенно иная сцена. На Плац-де-Арм прибыл большой отряд парижской Национальной гвардии, сопровождаемый еще одной толпой. Женщины выбежали из укрытий и стали заигрывать с гвардейцами, задирая забрызганные юбки и показывая свои ляжки. Это было своеобразное приветствие тем, кто прибыл поддержать дело революции. Был ли Ричард с вновь пришедшими? Роза надеялась, что он сможет разглядеть ее в окне, но кто-то в толпе принял ее за королеву. Немедленно толпа ринулась к ограде, и в адрес королевы посыпались ругательства и прозвища, данные еще в ту пору, когда население впервые связало с ее именем огромные государственные долги.

— Сука! Транжира! Проститутка! Спускайся сюда, мадам Дефицит, и мы тебе перережем глотку и вырежем сердце! Твою печенку мы изрубим на кусочки и стушим их в чугунке, а голову насадим на пику, а потом сварим из нее студень!

Эти кровожадные, людоедские речи привели Розу в ужас: она быстро отошла от окна, и лишь достигнув салона Бычьего глаза, смогла отдышаться и избавиться от сумбура в мыслях. Ее лицо побледнело и носило следы страха. Какой-то придворный, сидевший рядом с мадам де Ла Тур дю Пин, мельком взглянул на нее и тут же освободил ей табурет. Дама с участием посмотрела на Розу встревоженная выражением ее лица.

— Вам плохо?

Роза отрицательно покачала головой, прогоняя от себя навязчивое, липкое чувство страха. Эти женщины из толпы вели себя как разъяренные тигрицы. Впечатление от этого жуткого зрелища врезалось ей в память.

— А что нового слышно здесь? — спросила она.

— Прибыл Лафайет, командующий Национальной гвардией. Он сейчас совещается с королем. Видите воду на полу? Она накапала с его плаща. — Мадам де Ла Тур дю Пин показала кончиком сложенного веера на след, блестевший в свете канделябров. — Королева тоже там.

Время томительного ожидания затянулось. По дворцу забегали курьеры; вновь явившийся с дождя офицер Национальной гвардии опять окропил пол капельками. Полночь давно миновала, и уже наступило шестое октября. Роза подумала, что Ричард собирался приехать именно в этот день, не подозревая, что беспорядки, которые он весьма точно предсказал, вспыхнут гораздо раньше. Лишь в час ночи королева с усталым, осунувшимся лицом вышла из покоев короля. Все присутствовавшие в салоне Бычьего глаза поклонились или сделали реверанс. Заметив Розу и ее собеседницу, королева сделала им знак подойти, и они вместе вернулись в Золотой кабинет, где ждали другие дамы из свиты.

— Мы не едем в Рамбуйе, — объявила Мария-Антуанетта. — Командующий Национальной гвардией заверил нас, что непосредственной угрозы дворцу и тем, кто в нем находится, не существует. Ему удалось уговорить толпу не предпринимать насильственных действий. Мы должны сохранять надежду, что Национальное собрание сможет завтра найти путь к согласию, учитывая обещания короля. Поэтом прошу вас всех разойтись по своим апартаментам и лечь спать.

У нее самой все тело ныло от усталости, и она с нетерпением ждала той минуты, когда можно будет, наконец, прилечь и сомкнуть веки. Роза и еще две фрейлины, Тибо и Огурье, остались, чтобы помочь королеве отойти ко сну. В два часа ночи свечи в ее спальне были потушены, за исключением одной, и королева забылась тревожным сном еще до того, как три фрейлины успели оставить ее. Роза тихо прикрыла дверь, и вся троица обменялась взглядами, в которых сквозило одно и то же.

— Я не собираюсь ложиться спать, — заявила мадам Огурье.

— Я буду бодрствовать вместе с вами, — сказала Роза, вовсе не уверенная, что толпу удастся привести к послушанию одними уговорами.

— Ну, тогда и я, пожалуй, последую вашему примеру, — поддержала их мадам Тибо.

Розе осталось лишь известить мадам де Турцель о том, что, по словам королевы, все идет к лучшему. Обрадованная дама немедленно отправилась в постель и моментально заснула. Роза решила опять посмотреть в окно, но на этот раз приблизилась к нему с робостью. На Плац-де-Арм снова никого не было, кроме тех, кто стоял у пушек. Войска, занимавшие Королевскую площадь, были отведены в казармы, а взамен выставлены усиленные караулы. Воцарилась тишина. В тусклом освещении фонарей не было заметно никакого движения. Даже дождь прекратился, и в разрывах между облаками показалось звездное небо. И все же на душе у Розы было неспокойно, когда она возвратилась назад к бодрствующим фрейлинам. В случае экстренной необходимости она могла быстро пройти в детскую по лестнице в личных покоях королевы.


Диана, спавшая в небольшой каморке, рядом с апартаментами своей госпожи, всегда вставала спозаранку. Поскольку ей трудно было выкроить время для встреч со своим дорогим Жаном-Полем из-за несовпадавшего распорядка дня, она никогда не упускала случая повидаться с ним, когда он стоял в ночном карауле вне дворца. Это означало, что до смены караула они могли поболтать немного наедине и всласть нацеловаться. Иногда она приносила ему горячую булочку, прихватывая ее по пути на кухне; Жан-Поль засовывал ее в карман куртки и съедал после того, как Диана уходила. Она всегда шутила, что надо избавляться от крошек на мундире, иначе их секрет станет известен всем. В это утро Диана не захватила с собой булочку, не будучи уверенной в том, что кухню не будут охранять или что ее не остановят и не обыщут. Накинув черный плащ на свое синее шерстяное платье, она, осторожно ступая, пробралась вниз по лестнице и выскочила на двор, где ее сразу же принял в свои объятия свежий утренний воздух. В небе еще только занимался рассвет. Диана знала место, где должен был стоять на посту Жан-Поль: это было недалеко от оранжереи, у запертых ворог внутреннего дворика. С улыбкой на лице, предвкушая сладостные поцелуи, она пробежала по проходу и приготовилась увидеть впереди, в нескольких десятках шагов, знакомую фигуру, но остановилась как вкопанная, и с ее губ сорвался негромкий крик ужаса, затерявшийся в шуме толпы, состоявшей из женщин и мужчин и возглавляемой гигантом с огромным топором в руке. Эта толпа, подобно океанскому приливу, неудержимым потоком хлынула со стороны оранжереи, где кто-то предательски открыл ворота. В ту же секунду на глазах Дианы Жан-Поль был схвачен и обезоружен, прежде чем он успел выстрелить из своего ружья. Его повалили на землю, и гигант молниеносным ударом топора отсек ее любимому голову. Диана ахнула и потеряла сознание. К счастью, она упала возле стены, иначе ее затоптали бы насмерть, когда толпа, издавая кровожадные вопли, ринулась в проход, стремясь попасть на Королевскую площадь к подъезду, откуда по лестнице можно было достичь покоев королевы.