Магда закрыла глаза. Как ни напускала она на себя безмятежность, на самом деле душа ее замерла в томительном ожидании приговора. Все тело била дрожь, под ложечкой неприятно сосало, а рука невольно сжимала и разжимала рукоять кнута, оставшегося у нее после прогулки верхом. Она вдруг вспомнила об Эсмонде, о вчерашней ночи и о его грубой мужской страсти. Вспомнила обо всех жестокостях, которые ей пришлось перенести за свою короткую, но бурную жизнь. О невыносимых детских страданиях, связанных с ее злополучным падением, о бесконечных насмешках и уколах сверстников, которые стали с тех пор ее уделом. Перед глазами ее вновь возникло скованное маской ужаса лицо Эсмонда в день их свадьбы… Ах, если бы он вернулся со своей войны и увидел ее, но не в облике девушки с портрета, а в своем, настоящем облике, какой и должен быть у Магды! Она с трудом удержалась от того, чтобы не броситься на колени и не начать умолять знаменитого хирурга, ради всего святого вернуть ей прежний вид…

Но тот вдруг заговорил сам, как-то гортанно, хотя и вполне доброжелательно, при этом слегка коверкая английские слова:

— Ви давно иметь несчастный слючай и дофольно сильно поранились. Но мне прихотилось видеть и похуже, поферьте.

Магда вскинула голову, сердце ее колотилось как сумасшедшее.

— Вам приходилось видеть и похуже? — еле слышно спросила она.

— Хораздо, хораздо хуже. Например, госпоша Мевроу из Хегью, молодая красафица, перефернулась в карете… — Дик обвел рукой свое пухлое лицо и закивал. — Да, да, у нее фсе било хораздо хуже, чем у фас, графиня. А сейчас она есть счастлива со сфоим мужем. И это я, Питер Дик, ее вилечить.

Магда уронила кнут на ковер. Сердце ее забилось еще сильнее.

Обхватив обеими руками горящее лицо, она умоляюще посмотрела на старого доктора.

— Но как, как? Как вам это удалось?

Он издал короткий смешок и переглянулся с коллегой.

— Как я это сделать? А-а-а! Зачем же я есть видавать сфои секреты, ферно, минхер Ридпат?

— Ну конечно, сударь, конечно, — поддакнул тот, тоже посмеиваясь.

От волнения на глазах у Магды выступили слезы и побежали по щекам. Забыв о том, что она графиня Морнбьюрийская, Магда ледяными пальцами вцепилась в руку всесильного голландца.

— Пожалуйста, прошу вас, сударь, скажите, ведь вы можете что-нибудь для меня сделать? Я с радостью стерплю любую боль, любое мучение, если только это поможет вернуть мне мое лицо…

Его умные глаза светились подлинной добротой. Совсем по-отечески он похлопал ее по плечу и сказал:

— Бедное дитя! Бедное мое дитя! — На этот раз он произнес эти слова вслух. — Это есть занять много фремени и причинять сильный боль. И стоить много денег для фашего мужа, — со смехом добавил он. — Но насколко я понял, граф не жалеть на это денег. Хотя, даже если он совсем не платит, я иметь удоволствие делать для фас эту работу.

Теперь она уже плакала, не стесняясь. Он усадил ее на стул и дал немного вина, чтобы она успокоилась.

Затем сказал, что его способ лечения совершенно новый и содержится в секрете. Он не сомневается, что уже в недалеком будущем им овладеют все хирурги и эти операции будут и дальше совершенствоваться. Чудес не обещает, потому что работает не волшебником, а врачом. Но посвятил этой работе всю жизнь и стал единственным во всей Европе, кто использует скальпель, иглу и нитки для этих целей.

Шрамы не исчезнут бесследно, но станут почти незаметными. Кроме того, он берется поднять опустившийся угол рта. Придется использовать такие мелкие стежки, что увидеть их невооруженным глазом невозможно. Раньше Дик работал с одним итальянским хирургом и дополнительно узнал от него кое-какие секреты, а именно — рецепты чудодейственных мазей, которые использовались еще со времен династии Борджиа и Екатерины Медичи. Теперь он сможет применить все это для лечения графини Морнбьюри.

— Уже через код ви себя не уснаете, — закончил он.

Магда ничего не ответила. Тогда доктора, которым было что обсудить, тихонько прошли в дальний угол комнаты и тактично оставили ее одну переживать свою боль и радость.

10

Это был день летнего солнцестояния 1709 года.

Королева пребывала в своей резиденции в Виндзоре.

Золотистые лучи зажигали свежую зелень листвы раскинувшихся вокруг замка лесов. Но, несмотря на хорошую погоду, королева оставалась в постели. Она отказалась видеть своих министров, так как в эту ночь плохо спала.

Ноги ее распухли сегодня особенно сильно — вообще водянка отнимала у нее в последнее время все больше сил и здоровья. Она решила, что никого не будет сегодня принимать, кроме Абигайль Хилл, своей ближайшей подруги и фаворитки.

Абигайль, миссис Масем, сидела возле огромной королевской кровати и зачитывала ей письмо, которое только что принес специальный курьер. Королева отвернула свое бледное дряблое лицо к окну и с тоской уставилась на голубое небо. Казалось, ей было тесно и неуютно в своем громоздком и больном теле. Она знала, что медицина сделала для нее все, что могла. Теперь ей суждено до конца своих дней сносить муки от подагры и водянки.

Анна была рада, что с ней Абигайль, а не ее старая подруга Сара, графиня Мальборо, с ее вечными страстями и интрижками, которые она заводила везде, где только появлялась. Достопочтенная, спокойная и заботливая миссис Масем устраивала Ее Величество гораздо больше. Прозрачно-голубые глаза королевы выражали полную скуку, пока миссис Масем, близоруко вглядываясь в бумагу, продолжала читать письмо.

Это была депеша от герцога Мальборо из местечка Турнаи во Франции.

Королева Анна недолюбливала Мальборо, не говоря уж о том, что упрямо отказывалась идти на примирение с его супругой Сарой. И все-таки она не могла не признать значения этого великого человека для Англии и в силу своего королевского долга испытывала благодарность по отношению к нему.

После сражения при Оденарде и поражения в Лилле, Мальборо блестяще осадил Турнаи, откуда и прислал известия для королевы.

Помимо прочего, в письме герцог с удовольствием (он знал, что Ее Величеству это будет приятно) сообщал ей о том, что ее крестник, граф Морнбьюри, прекрасно проявил себя во время осады многих городов и, несмотря на чересчур своенравный и неуживчивый характер, а также пристрастие к азартным играм, прочно вошел в его окружение.


«Не сомневаюсь, что обрадую Ваше Величество, — писал Мальборо, — когда скажу, что с тех пор, как он прибыл в Брюссель, граф не терял времени даром. После легкого ранения, полученного при захвате Минорки, когда Эсмонд сопровождал моего офицера связи к адмиралу Лику, он оставил все мысли об отъезде назад, в Англию. Теперь, пока в нем будет нужда, граф от нас не уедет.

Я очень им доволен и рекомендую его к награде — какой именно, пусть решит Ваше Величество. Но, увы, есть и плохие новости. Считаю своим долгом сообщить Вам, что сейчас граф лежит в госпитале с очень серьезным ранением. Жизнь его вне опасности, но он может потерять зрение».


Затем следовал краткий пересказ обстоятельств, при которых был ранен Эсмонд.

Анна, тяжело дыша, приподнялась с подушек. Умиленная улыбка на ее лице сменилась беспокойством.

— О Господи — зрение!

— Бедный мальчик! — воскликнула миссис Масем, которая всегда испытывала нежность к красивому, хотя и не отличавшемуся высокой нравственностью, юноше. Пусть он часто расстраивал свою крестную матушку королеву, обаяние его личности всегда брало верх…

— Графиня уже знает? — спросила королева.

— Не знаю, мэм.

— Надо бы ей сообщить, дорогая. Читайте же дальше.

Однако рассказ Мальборо был весьма сух и сдержан. Несчастье случилось в тот самый день, когда англичане вошли в Турнаи. Эсмонд вместе с военным атташе ехал в штаб и вез какие-то важные документы. Они попали в засаду, которая была быстро устранена. Эсмонд оказался единственным, кого ранили в этой заварухе, — он получил удар саблей по бровям, который, видимо, и ослепил его.

Королева приказала принести нюхательные соли и большой носовой платок.

— Ну надо же — ослеп! Такой красавец… Бедные родители этого не пережили бы. Надо сейчас же написать его жене.

Миссис Масем тут же послала одну из прислужниц за письменными принадлежностями.

— Вы хотите, чтобы графиня прибыла сюда для аудиенции с вами?

Королева, может, и хотела, но покачала головой.

— Нет, пусть лучше она дождется известий у себя. Может быть, Мальборо преувеличивает опасность, и, когда мальчик вернется в Англию, окажется, что рана не настолько серьезна…

Это решение несколько расстроило Абигайль. Она, как и многие другие придворные дамы, мечтала хоть одним глазком посмотреть на графскую жену. Ни для кого не было секретом, что эта красивая молодая леди переболела сифилисом и болезнь до неузнаваемости обезобразила ее лицо. Однако нашелся некий чудесный врач-голландец, который вернул ей утраченную красоту.

В Лондоне графиню никто не видел. Она вела тихую и скромную жизнь в Годчестере. Королева любила детей и, сама по трагическим обстоятельствам лишенная возможности их иметь, лелеяла мечту, что молодая графиня подарит своему мужу прелестного мальчика. Однако, насколько ей было известно, графиня не ждала ребенка, а теперь, в связи с тем, что супруги долгое время пребывали в разлуке, это и не предполагалось. Писать своей рукой королеве не доставало сил, поэтому она решила продиктовать послание. В нем она выражала надежду на скорейшее воссоединение супругов Морнбьюри, а кроме того, расщедрилась на похвалу:


«Не стану отрицать, что порой Эсмонд доставлял нам беспокойство, но, в конце концов, всегда оправдывал нашу любовь и доверие к нему. Его имя не раз упоминалось в депешах как имя героя, и доблесть его достойна наград».


Письмо было запечатано королевской печатью и в тот же вечер доставлено в Морнбьюри-Холл.

В белой с золотом гостиной Магда принимала гостей — Арчибальда Сент-Джона и его молодую жену. Арчи женился на своей ненаглядной Элисон в начале года. Свадьбу они справили в Эдинбурге. Там Арчи и познакомил свою невесту с Магдой, и они сразу же подружились.

Стоял жаркий день, вернее, уже почти вечер — друзья собрались на вечернее чаепитие. Настроение у всех было прекрасное. Сидя перед открытым окном, они любовались игрой света в струях воды, бьющих из пасти каменного коня, и яркой россыпью цветов на клумбах, особенно роз, которые росли прямо перед террасой.

Арчи никогда еще не видел Магду такой веселой. Единственное, пожалуй, что омрачало их посиделки, это подозрительно долгое молчание Эсмонда — с конца мая от него не было ни строчки. Но Магда не слишком беспокоилась на этот счет, потому что знала, что, несмотря на успешный для англичан ход войны, дел у Эсмонда ничуть не убавилось, а, наоборот, даже прибавилось, потому что французы всеми силами пытаются взять реванш.

Когда она говорила о муже, в ее голосе слышалась такая гордость, что у Арчибальда теплело на душе.

Он обязательно пишет ей каждые две недели — почти без пропусков… И уже совсем поправился после того ранения в плечо…

— Раньше Эсмонд просто впустую прожигал жизнь, Арчи, — сказала Магда. — Он же совершенно не создан для праздного времяпрепровождения… А теперь, там, за границей, наконец-то нашел себя. Он доволен своими успехами и тем, что в жизни появился какой-то смысл.

— Я всегда был убежден, что из Эсмонда получился бы прекрасный воин, — подтвердил Арчи. — Помимо того, что он храбр, так еще и великолепно владеет оружием. Ты права, Магда, только теперь ему представилась возможность проявить свои способности на благо общества.

В разговор вмешалась его молодая жена, миссис Сент-Джон.

— Ах, Арчи, если бы ты уехал воевать с французами, я жила бы в постоянном страхе за твою жизнь, — сказала она, влюбленно глядя на мужа.

— Иногда жалею, что я не вместе с Эсмондом, дорогая, но это сразу проходит, как только вспоминаю, что у меня есть ты, — сказал он.

Магда бросила на них лукавый взгляд. Она полюбила Арчи прежде всего потому, что это был самый близкий друг Эсмонда, и точно так же стала относиться к миссис Сент-Джон. Элисон была года на два старше Магды. Рыжеволосая, зеленоглазая, с очаровательными веснушками на вздернутом носике, она слегка картавила, когда говорила, но это лишь придавало ей особое обаяние.

Арчи был женат на ней уже полгода и за это время ни разу не пожалел о сделанном выборе. Но больше всего он радовался за Эсмонда. Какой удивительный сюрприз ждал его по возвращении из-за границы! Ему предстояло увидеть результат долгой и искусной работы минхера Дика — новое лицо Магды.