Ваня следил за ее возвращением каждый вечер. Он не допускал мысли, что она не помнит или не обратила внимания на его порыв в последнюю встречу, и по ее виду пытался угадать настроение девушки. Но что может сказать вид уставшего на работе человека? На приветствия она отвечала, глядя куда-то за его плечо, и торопилась войти в дом. Как-то он сделал вид, что не заметил Настю, и не поздоровался с ней. Она прошла, слова не сказала. На другой вечер — снова. Больше Иван не рисковал. С нее станется забыть о его существовании, если он позволит. И опять возобновилась вечерняя перекличка: «Здравствуй». — «Здравствуй».

Началась вторая неделя. Ася вошла в квартиру в тревоге — Ваня не поздоровался с ней. Ожидание, пусть и уверенное, доставляло беспокойство и волнение, и Ванино ежевечернее, по-домашнему растянутое «здра-авству-уй» действовало как успокоительное. В одном слове умещалось ожидание, которое он обещал, и терпение, столь не свойственное, но тоже обещанное им. И вдруг — молчание. Нельзя не заметить человека, по-солдатски выстукивающего каблуками перед носом, а он внимательно высматривал что-то в другом углу двора. Может, устал ждать или хочет, чтобы она первая заговорила? Кто его знает!

Ася бы заговорила, но не знала о чем. Вся она жила ожиданием, мир вокруг нее замер, и нарушить тишину означало бы катастрофу.

На другой день Ваня опять «не заметил» ее, и она запаниковала. Неужели она не так поняла, как хотелось ему? Тайная любовь коварно влияет на воображение. Может, ей почудилось большее, в то время как Иван просто выражал соседскую взаимовыручку? И тогда единственной и последней возможности познать жизнь в его ласках не существует? Неужели она обманулась из-за своей фантазии?

Но на третий вечер ее сердце трепыхало, как птица крыльями на тонкой ветке, хотя тревога полностью не угасла, и наученная Ася осадила разыгравшееся воображение. В пятницу, несмотря на усталость, Ася после работы поехала в общежитие. Она хотела повидаться с Верой. Подруга совсем пропала — не звонит, не приходит. Асе же необходимо было поговорить с ней. Бессознательно она искала поддержку своему решению.

Веры в общаге не было, и Ася не стала задерживаться. Наверное, это к лучшему — она не решилась бы рассказать все начистоту, только запутала бы Веру и сама запуталась. Зачем искать совета в том, что решено бесповоротно?

На балконе, как на посту, стоял Иван и следил за знакомым силуэтом приближающейся Насти. Он поздоровался и быстро, пока она не успела убежать, спросил:

— Сдала отчет?

— Да, но еще многое надо доработать. — От волнения голос Аси прерывался.

— Завтра выходной, — спокойно продолжал Иван. — Какие у тебя планы?

— Планы? — Казалось, Ася впервые услышала такое слово. — Никаких. То есть я должна уйти завтра. У меня встреча. Я хотела сказать — надо увидеться с Верой. Она совсем пропала, никак не могу застать ее.

Иван чувствовал, как волнуется Настя, и не мог решить, хорошо это для него или плохо.

— Я могу составить тебе компанию?

— Нет!

— Не пугайся так громко, Настенька. Просто я подумал, что вдвоем веселее, но если ты не хочешь… — Он пожал плечами и наклонился, что-то высматривая под балконом.

— До свидания, — грустно сказала Ася и скрылась в подъезде, не дождавшись ответа.

— До свидания, — нараспев ответил Иван в тишину и подумал, что свидание опять не состоится.

В субботу Ася действительно, наспех позавтракав, ушла из дома. К Вере она не пошла, но бродила по городу в стремлении унять будоражащее волнение. Многое было неясно и тревожно, и Ася боялась вдаваться в подробности. Достаточно уже того, что она сама придет к нему; детально анализировать действия было выше ее сил. Тонкой интуицией она не обладала, но бессмысленно репетировать экспромты, потому что в голове не удерживалось ни единого слова или умной мысли. Будь что будет.

Только бы успокоиться.


Ваня лежал на диване, смотрел футбол по телевизору и думал, где сейчас Настя. Он-то планировал большую программу проведения выходного, но все решило короткое «нет», и в результате он провел весь день дома. Даже не оделся, так с утра и проходил в спортивных штанах и без рубашки. В доме всегда найдется работа, но делать ничего не хотелось. Можно пойти к приятелям в гости, но зачем?

Звонок в дверь не обещал перемены к лучшему, а потому, услышав его, Ваня лениво спустил ноги на пол, неохотно встал, в дверях комнаты вдруг заинтересовался мастерской игрой нападающего и, уверившись, что гола не будет, пошел открывать дверь.

Апатия вмиг исчезла, когда он увидел, кто перед ним стоит.

— Я хотела извиниться… за вчерашнее.

— Проходи, Настенька.

— Можно?

С этого она собиралась начать, но только не тоном просящей девочки, а уверенно, как это делала Леночка. Ничего у нее не получается как надо, и зря она все это затеяла.

— Конечно, — улыбнулся Иван. — Честно говоря, я не ожидал гостей, но очень рад тебе.

Он помог Асе снять плащ, она разулась, и он, испытывая неловкость, предложил свои тапочки. Ася отказалась, а Иван от волнения забыл надеть их снова.

— Я на минуту, — смущенно предупредила она, когда Иван провел ее в комнату, и из-за этой «минуты» ей захотелось плакать.

— Но чаю выпьешь? Или лучше кофе?

— Кофе.

— Располагайся пока.

Ася не была уверена в бодрящем действии напитка и решила в очередной раз положиться па мнение специалистов. Ваня наполнил чайник, снял свисток с носика и поставил на медленный огонь. Если уж «на минутку», он продлит ее как можно дольше.

Ася сидела на краешке дивана, устремив взгляд на экран телевизора, в руках она нервно теребила кошелек.

На ней был голубой костюм, тот самый, который когда-то запачкал Иван и который он стирал без ведома Насти. И будь на ней домашний халат, она все равно была бы красавицей. Чистое лицо без тени косметики выглядело бледнее обычного, но ярче блестели большие зеленые глаза. Неожиданно Иван спохватился:

— Мне надо одеться.

— Нет-нет, не надо, — скороговоркой возразила Ася и… покраснела, поняв, о чем идет речь.

— Все же я надену что-нибудь приличное. — Иван опустил голову, чтобы скрыть улыбку. Наблюдать за взволнованной Настей было необычно и умилительно.

В спальне он быстро натянул брюки, рубашку, однако из-за одной пуговицы на груди произошла заминка. Сначала он застегнул ее, но в комнате было очень тепло, и коже вроде не хватало свежего воздуха. И, расстегнув ее, Иван неожиданно для себя увидел эротичность выреза. Что говорить, ему уже давно хотелось соблазнить Настю, правда, возможно, это дешевое кокетство скорее оттолкнет ее, чем привлечет. Незлобно ругнувшись на мелочи, которых не замечал раньше, Иван застегнул все пуговицы, позволив себе по дороге закатать до локтя рукава.

— Ну вот, — сказал он, присаживаясь на диван рядом с Настей. — Теперь можно достойно принять достойную гостью.

Шутка не вызвала смеха или возражений. Ася едва кивнула, то ли соглашаясь, то ли… и снова уставилась в телевизор.

— Ты любишь футбол?

— Я?! — Ее глаза расширились от удивления. — Не знаю… Нет… Иногда. А вы любите?

— Не очень.

Иван внимательно пригляделся к Насте. Что-то было не так, и умиление сменилось тревогой.

— Что-то случилось, Настя?

— Нет. — Она энергично замотала головой. — Почему вы спрашиваете?

Он улыбнулся так, будто поймал ее, как ребенка на проказах.

— Потому что ты говоришь мне «вы». Этот этап, как я помню, мы уже прошли.

— Извините. — Она отвела блуждающий взгляд. — Извини.

— И держишься скованно. Тебя что-то тревожит?

— Нет. Все нормально. — Ася чувствовала за собой смутную вину, хотя не понимала, в чем она состоит, разве что в том, что она зря пришла. — Я, наверное, пойду?

— Ты обиделась? — удивился Иван. — Посиди еще, Настенька. Кажется, чайник закипел. Сейчас я принесу кофе.

Он снова ушел из комнаты. Ася не знала, что делать, как ей быть. Уверенность и решительность улетучились, как дым. Никогда она не была такой беззащитной и уязвимой. Не так она представляла их встречу, и теперь душа тихо плакала от невозможности решить свою судьбу. Остается выпить кофе и распрощаться с надеждой.

На кухне Иван проклинал свою уловку. В конце концов вылил в раковину половину теплой воды из чайника, включил на полную мощность конфорку и стал греметь чашками, блюдцами, создавая видимость занятости. Черт знает что такое! Сколько месяцев он мечтал, чтобы Настя сама пришла к нему, представлял их оживленную беседу, каскад шуток и смеха, доверительные откровения. И объятия. И сладостные поцелуи. И пробуждение любви.

И вот она сидит в комнате, а он не знает, как ее развлечь, не может придумать мало-мальски интересной темы для разговора. Для чего же тогда он так настойчиво звал Настю? Не для того же, чтоб без единого слова уложить в постель? И куда подевался опыт обольстителя, когда наконец-то в нем возникла надобность?

И Настя странно себя ведет: всегда решительная, стойкая, вдруг стала застенчивой, словно девочка. Даже Катерина не выказывает столько скромности.

— Кофе готов, — мягко объявил Иван, ставя на столик поднос.

— Спасибо.

— Давай я положу твой кошелек возле компьютера.

— Там ключи, — испугалась Настя.

— Хорошо. Они не потеряются. Давай.

Ася подождала, когда Иван подаст ей чашку, поднесла к губам, но пить не стала — горячий пар обжигал лицо. Иван обернулся к телевизору, где двадцать здоровяков бессмысленно гоняли мяч.

— Может, включить музыку? — предложил он.

— Н-нет. Так хорошо.

— Скоро матч закончится, а после должна быть старая кинокомедия.

— Да.

Они замолчали. Беспокойство, радость, тревога, ожидание — комната была наэлектризована чувствами всех оттенков, а двое делали вид, что пьют кофе.

— Как поживает Вера?

— Нормально.

— Вы были в общежитии или ходили куда-то?

— Я… я не видела Веру.

— А… — Иван смолк на полуслове. Он не имел права быть любопытным, хотя вопрос, где провела Настя день и с кем, волновал намного больше, чем результат футбольного матча. Ася отпила кофе, поставила блюдце на стол.

— Я ходила в Картинную галерею, — тихо объяснила она. — Там выставка фотографий.

— Да? — оживился Иван. — Я не знал. Интересная?

— Да.

Разговор опять потух.

Футбольный матч сменился суетливой и громкой рекламой. Иван безуспешно искал тему для разговора, а Ася подбирала слова, чтобы рассказать о выставке. В другое время она с восторгом рассказывала бы о своих впечатлениях от фотографий. Цветы, лица, город, море, памятники, курганы — такое разнообразие цвета и линий. И еще одна — черно-белая. В дождь по Потемкинской лестнице поднимается человек; голова опущена, плечи поникли, руки безвольными плетями висят вдоль тела… Одиночество. Так и назвал фотограф свою работу.

Как много могла рассказать Ася, но сейчас мысли, как медузы, бесхребетно расплывались, и не за что зацепиться, и язык словно деревянный.

Начался фильм. Действительно старый, наивный и смешной.

— Еще кофе?

— Да, пожалуйста… Спасибо.

Иван наполнил и свою чашку. Откинулся на спинку дивана, случайно задел Асино плечо. И замер. Она не отодвинулась, не шелохнулась, все так же серьезно смотрела на знаменитую троицу и студента Шурика. Иван осторожно выдохнул и не сдвинулся с места.

Томление Аси достигло предельной точки, а тепло, излучаемое его плечом, заставило кровь разлиться по венам полноводной рекой. Под коленями пульсировала болезненная слабость; казалось, если сейчас он не обнимет ее, она облаком растворится в собственной неге.

— Хочешь печенья? — слегка охрипшим голосом спросил Иван.

— Не… — Ася поперхнулась и закашляла. — Нет, спасибо.

И опять молчание. Только Вицин героически стонет, преграждая собой путь машине.

— Ты всегда… оставляешь окна открытыми?

— Мешают огни со двора? Сейчас занавешу.

— Нет, не надо. Мне не мешают.

— Занавешу, — решил Ваня и направился в другой конец комнаты.

Ася воспользовалась секундой, чтобы перевести дыхание. Боже, как глупо! Как грустно…

Тяжелые занавески оградили их от всего мира, лишь талантливые актеры пытались растормошить невеселую пару. Иван выключил люстру и спиной почувствовал дрожь Аси.

— Я включу бра, — успокоил он.

— Экран дает достаточно света.

Слова звучали тихо, полушепотом. Оба боялись вспугнуть друг друга и оттого волновались все больше. Иван сел, и они вновь прижались плечами, дыхание затихло, взгляды устремлены вперед, к телевизору.

— Как прошел отчет?