Правда, в той давней истории столкновения не было, все ограничилось неприличными оскорблениями и решением о платной любви, хоть и не Юлик повлиял на него. Но все это в прошлом. Сейчас же перед ним стояла Настенька, огорченная своей неудачей, и притягивала к себе робкой неуверенностью и упрямой неприкасаемостью.

— Я сейчас вернусь. — Иван бодро улыбнулся Асе и пошел к выходу.

Через несколько минут он принес инструменты, цементный замес. Вместе они замуровали деревянные колышки в стене, вбили гвозди и повесили полки. Ваня дурашливо дразнил Настю, а она по-глупому злилась и ругала его. Кончилось тем, что Ася стукнула Ивана по спине тяжелым словарем и ужаснулась разнузданности своего поступка, а Иван громко рассмеялся ей в лицо.


Возвратясь домой, Ваня уже знал, как следует поступить. Нечестный ход, но так будет лучше для Насти и ему даст если не зеленый, то, во всяком случае, желтый свет для завоевания. О Юлике он заботился меньше всего; тот не гнушался никакими способами, да и с Настей вел себя бесчестно. Тем необходимее вывести его на чистую воду. Настеньку жалко. Это будет удар для нее, и не известно, как она себя поведет. Было бы хорошо, если бы она выплакалась на его плече, доверила ему свои горести и успокоилась. Такой вариант сблизил бы их. Но Иван, насколько успел узнать Настю, сомневался в таком исходе. Скорее она замкнется в себе, как улитка в раковине, и ему придется долго и упорно пробиваться к ней. Ну что ж, трудная победа дороже ценится…


Ася отпила чай и отодвинула чашку. Остыл. Книги поставлены на полки, коробки выброшены, комната наконец приобрела жилой вид, а ей не давали покоя мысли об Иване. Полдня, проведенные с ним, еще раз утвердили ее во мнении расстаться с Юлианом. Скрепя сердце она позволила Ивану помочь ей, и как весело прошли эти часы. Ася забыла о прошлых обидах, о существовании Юлика. Забылась настолько, что начала «драться». А он смеялся. От его смеха у нее ноги подкосились. Предложи он в тот момент больше, чем помощь, она бы согласилась. Согласилась на все. А он просто попрощался и ушел.

Внезапно Ася подумала, что надежда снова быть вместе с Иваном отвратила ее от Юлика, но она быстро отмела эту мысль. И вовсе это не надежда, а опасение. Ей отлично известна цена этих часов любви. Потому и позволила себе слабость, что знала: ничего не случится. Если бы Иван намекнул на что-нибудь двусмысленное, уж она бы поставила его на место. И вообще, рвать связь с одним мужчиной ради другого подло и не в ее правилах. Так было однажды, а если учитывать первое знакомство с Иваном — дважды. После той ночи она четыре года не могла думать о близких отношениях без содрогания. Вот и теперь, расставшись с Юликом, она сперва осмыслит, когда и какие именно чувства приняла за любовь, и впредь станет более разборчива.

Смешно! В двадцать восемь (почти!) лет нормальные женщины забывают о разборчивости и выходят замуж за первого, кто предложит, а она рассчитывает все сделать наоборот. Но жить как все: погрязнуть в хозяйстве, терпеть измены мужа, его плохое настроение, самой сожалеть о несбывшемся — это не для нее. В семье должны быть доверие, радость друг от друга и, конечно, должна царить любовь, чтобы и дети были долгожданными и любимыми, чтобы им доставались не крохи брачной морали, а безраздельная любовь родителей. А иначе и начинать не стоит. И самый лучший способ осмыслить и почувствовать себя свободной от обязательств перед Юликом — отвлечься от всех мыслей, забыть на время о мужчинах, думать о чем-то нейтральном. Например, о работе. Три недели отпуска уже прошли, завтра она выйдет на работу, чтобы сделать отчет, и потом догуляет оставшиеся дни.

Как-то там справляется одна Лида, без нее, начальницы и помощницы? Вот у Аси был помощник, хоть и не тот, па которого она рассчитывала. Интересно получается: он берет деньги за любовь и обижается, когда предлагают за что-нибудь другое. Не чувствует себя профессиональным мебельщиком? И самонадеянно считает себя непревзойденным любовником. Попалась бы ему фригидная особа, как бы он с ней рассчитывался? Можно только пожалеть, что она… Господи, о чем она думает?! Какое кощунство и неимоверная глупость! Собиралась думать о работе — и нате вам.

Заснула Ася поздно и с трудом. На что бы она ни настраивалась, мысли неизменно возвращались к Ивану. Снова и снова она проклинала то злосчастное утро и не скоро призналась себе в том, что из-за него утрачена память ласки. Помнит, что было волшебно, помнит, что ощущала чувство полета, но эти приятные подробности сменились поспешными, бесчувственными действиями Юлиана.

И впервые за пять лет Ася ощутила огромную потребность в любви для двоих, такой, чтобы она стала объектом внимания и наслаждения, а не спортивным азартом — кто быстрее кончит.

Проснулась Ася не выспавшаяся, но настроенная решительно. Все продумано, осталось только довести это до адресатов. С Юлианом покончено. Девчонки из общежития — сама забота — напросились приготовить яства для новоселья Ивана. Пусть так. Но после — никакого общения; «здрасьте — до свидания» — и достаточно. Только работа.

Работа и свобода!

Глава 4

В пятницу Вера позвонила на работу — договориться о встрече. Иван заранее купил все, что нужно для угощения, о чем поставил Асю в известность. Главное блюдо требовало уйму времени, и Ася попросила подругу переночевать у нее. Но первоочередной причиной все же был разговор девушек. Хотя Ася заранее знала, что Вера обрадуется ее решению и поддержит, ей надо было выговориться. Юлиан не появлялся, и Асю переполняли объяснения, причины и выводы… Вряд ли Вера подскажет нужные слова, слишком острый у нее язычок, но она умеет слушать — вот что было главным для Аси.

Они договорились о встрече и вместе пришли к Асе домой. Иван окликнул девушек с балкона, поздоровался и пригласил к себе. Ася по привычке хотела отказать, но Вера опередила ее, договорившись нанести визит через полчаса.

Подруги освежились в душе, снимая усталость дня теплой водой, поужинали. Ася хотела сразу все выложить Вере, но передумала: десяти-пятнадцати минут ей не хватит, а прерываться не хотелось. Она расскажет, когда Вера вернется от Ивана. Однако Вера настояла, чтобы Ася пошла с ней.

— Стыдно до сих пор не увидеть, как живут твои соседи, — попеняла она. — И я одна не донесу все продукты.

Последний довод был разумным. Ася не хотела, что бы к ней приходил Иван: не придется выжидать его ухода для откровенной беседы с Верой, да и вообще следует ограничить его визиты.

Иван проводил девушек в комнату и предложил кофе.

— Лучше хоромы свои покажи, — сказала Вера. — Кофе мы у Аси выпьем.

— Смотрите. — Иван широким жестом обвел комнату. — Настя лишена любопытства, так я перед тобой хоть похвастаю.

— Правда?

Удивленная Вера обернулась к подруге. Она не знала другого человека, который обожал смотреть обновки так, как Ася, и после долго фантазировал на тему: «Если бы у меня было такое…» Из «такого» Ася вряд ли приобрела и десятую часть, но мечтать и воображать ей никто не мешал, даже Вера на время оставляла свой сарказм.

И вдруг Ваня говорит, что Ася нелюбопытная. Удивительно, да и только!

Ася скромно озиралась по сторонам — все, что она позволила себе. Вера же подробно изучала мебель и все, что было на виду. Компьютер вызвал у нее вопросы о профессии Ивана, не без насмешки она заметила, что коллекционирование хрусталя не мужское занятие. Но спальня затмила все. Вера, утратив способность говорить, смотрела на белоснежное чудо. Спохватилась и ринулась в комнату, где оставила Асю.

— Идем, — строго сказала она, схватила подругу за руку и потащила за собой. Поставила у двери и восхищенно произнесла: — Ты видела такое?!

Если Ася и видела, то только в зарубежном кино из жизни высшей аристократии. Размерами спальня вряд ли походила на графскую, но роскошная кровать с зеркальным изголовьем, тумбочка около нее, в углу шкаф и рядом с дверью трюмо создавали впечатление сказочного островка. И все белое, на фоне светлых с золотом обоев.

Ася молчала, зачарованная зимней рапсодией дерева и зеркал, сильно сжимала кулачки, чтобы не дотронуться до этого дива, и убеждала себя в нереальности картины, ибо то, что она знала об Иване, волшебную сказку превращало в соблазны ада.

— Никак королеву ищешь в любовницы? — рассмеялась Вера.

Она вальяжно расхаживала по комнате, крутилась перед зеркалом, демонстрируя диссонанс черного в лиловых и розовых тюльпанах платья на фоне облачной белизны спальни.

— Я согласен и на принцессу, — улыбнулся польщенный Иван.

Он гордился собой, видя реакцию гостей, и без труда представил Настю в этом снежном уединении. Такими же удивленно-растерянными глазами она будет смотреть на него, а он обласкает каждую клеточку ее тела, уложит в кровать, и они будут наслаждаться любовью…

— Ха-ха-ха! — прервала его фантазии Вера. — Тут я тебя и нашла, Ваня.

— В чем?

— Да ни одна принцесса не согласится стать любовницей. Только женой. Ну, ты, Иванушка…

— Дурак. — На этот раз Ваня не обиделся и хитро подморгнул Вере.

— Правильно мыслишь, но можно и поласковей, — смягчилась Вера. — Видишь, какая я добрая?

— Укротить тебя некому, — подтрунил Иван.

— Некому, — притворно-грустно вздохнула Вера. — Ох, некому, Ваня. Может, ты решишься?

— Вера, — подала голос Ася, — мы здесь по делу.

— Вот так. — Девушка гордо выпрямилась. — Пока ты собирался, нашлись другие. И это лучшая подруга! Никакой жизни… Впрочем, мы не королевы и не принцессы. Идем, Ася.

Вера поинтересовалась, есть ли у Вани большое блюдо под поросенка. Он открыл буфет, пригласив ее самой выбрать то, что нужно. Она охнула от столового сервиза на двенадцать персон — мечты любой женщины и хозяйки. В общежитии подобная роскошь непозволительна, а Иван будто не замечал ценности имущества. Верная себе, Вера тут же выложила, что думает о холостяке, имеющем изумительную посуду, о которой можно только мечтать, и, как добрая фея, загадочно выставила на обозрение одну тарелку.

— Ась, ты глянь! — весело окликнула Вера. — Ваня и вправду согласен на принцессу. Уже и горошины припас, да не простые.

На дне тарелки лежали скрепленные между собой золотые серьги с жемчужинами. Металлические дуги сверкнули тоненькими лучиками, но камни вбирали в себя свет ламп, будто истосковались по солнцу и теплу.

Иван почувствовал, как его окатывает жаркая волна стыда и ярости. Из-за переезда, ремонта, хлопот, связанных с новой квартирой, он совсем выпустил из виду эти сережки. Для него они были особенные, и Иван никогда и никому их не показывал. В них заключались стыд и позор его прошлого, поражение и начало новой жизни. Слишком сокровенное вытащила на свет Вера, и, будь она одна, Иван мог бы справиться с эмоциями, выкрутиться, отшутиться, не привлекая к этому внимания. Но рядом стояла Настя и во все глаза смотрела на скромное женское украшение. Ей Иван не мог лгать, а объяснить происхождение серег — земля пусть разверзнется прежде, чем он расскажет об этом.

Вера с хитрецой взглянула на Ивана, багрового, как свекла, и хотела уже высказать очередную колкость, но он опередил ее.

— Ты ищешь блюдо, Вера, — глухо, с непонятной угрозой напомнил он.

Она скептически хмыкнула, повела плечами и поставила тарелку на место.

Иван лихорадочно припоминал, что еще может обнаружить находчивая Вера, но перед глазами маячили сережки с тусклым, чуть пожелтевшим жемчугом. Не в силах справиться с собой, он слегка оттолкнул девушку в сторону, достал из-под стопки тарелок большое блюдо и отдал ей в руки.

— Сойдет? — грубо спросил он.

Вера внимательно следила за Ваниным лицом. Неожиданно уголки ее губ дрогнули, медленно растянулись в улыбку.

— Ой, Вань, ты смутился? — не веря глазам, спросила Вера, сочувственно подняла брови и… расхохоталась.

Ее смех заполнял все углы комнаты и застревал в спирально закрученных подвесках люстры. Она, не устояв на корточках, приземлилась на мягкую точку, скрестив по-турецки ноги. Поднос лежал у нее на коленях, а Вера исходила смехом.

У Вани руки дрожали от нестерпимого желания задушить эту наглую девку. Как она смеет издеваться над ним в его же доме, в присутствии Насти?! Мало того, что она так бесцеремонно обнаружила его тайну, да еще смеется в лицо. Врезать бы ей разок, чтобы заткнулась, но что подумает Настя!

Иван постарался взять себя в руки. Громко хлопнув дверцей, он встал, не обращая внимания на Веру, осуждающе взглянул на Асю.

— Пойдем, возьмешь продукты.

— Что?

Ася не узнала свой голос, из горла вырывались каркающие звуки, и только теперь она поняла, что почти не дышала.

«Боже мой! Эти серьги!.. Мои серьги до сих пор у Ивана. — Увидев их, Ася перестала соображать, стояла, как парализованная, не в состоянии ни о чем думать, что-то чувствовать. — Мои серьги!.. Этого не может быть!»