Бывая на общих тассовских «Круглых столах», куда приглашали известных политиков, экономистов, чиновников и членов правительства, она всё с большим презрением и недоверием смотрела на всех этих мужиков, которые с умным видом зачастую несли просто несусветную чушь. Их глаза говорили ей куда больше слов. У одних они бегали, как у напроказившего школьника, другие смотрели на мир с искренней и неизбывной тоской, а у иных были наглыми и непробиваемыми, словно, говорившими «а после нас хоть потоп».

И Лариса ощущала этот потоп. Ей казалось, что мутные воды его уже подкатывают к горлу, грозя накрыть с головой.

Этот потоп был во всех сферах жизни. И искусство: театр, кино, музыка, литература, к которым она была причастна по причине своей журналистской профессии, не стали исключением.

Как там сказал однажды классик, на которого уже стали поплевывать к тому времени: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». Кажется так? Что ж, и он был прав. Потому что. И всё тут. Разве искусство могло быть не задето тем раздраем, что царил вокруг? Разве представители его — не члены того же общества?

«Ну, ладно, ну пусть, — говорил Ларисе ее внутренний голос, как бы возвращая от всеобщего раздрая к частному, личному, и чуть успокаивая. — Ну, положим, папочку спровадят на пенсию. Я тоже без работы не останусь, такая вся из себя мобильная и толковая столичная штучка. Но кто мне может объяснить»… — и тут ее внутренний голос давал осечку.

Да, но кто мог объяснить ей, молодой женщине, что такое произошло с «мужским народонаселением» страны за перестроечные годы реформ? А, ведь, явно что-то такое не то произошло. И она это чувствовала особенно остро. Потому что вдруг оказалась у черты со шлагбаумом, на котором четко вырисовалась надпись: «Тридцатник. Ой, пора-пора». Неосязаемый, невидимый, но звоночек прозвенел, тем не менее, звонко и отрезвляюще.

Ах, эта профессиональная привычка обобщать, аналитический склад ума журналиста… Даже если бы она не была знакома со множеством этих статистических данных и демографических сводок, которые приходили в информационное агентство, она бы и без них могла сказать, что шансы у нее и ее ровесниц будут таять с каждым прожитым днем, и не только потому, что в затылок им дышат более юные представительницы прекрасного пола.

Поколению ее ровесниц явно не повезло. Достаточно вспомнить «братскую помощь» Афганистану. Сколько молодых парней, бывших чьими-то женихами, никогда уже не станут мужьями и отцами. А Чернобыль — эта жуткая техногенная катастрофа века? Сколько она выкосила полноценных, здоровых мужиков и парней и сколько выкосит еще?

Но страшнее Афганистана и Чернобыля, Ларисе представлялись реформы, которые были проведены в стране не иначе, как с благими намерениями. Нет, не готово оказалось наше мужское население к таким экспериментам. Это был явный перебор. А точнее, это был явный геноцид. Причем, не только против представителей сильного пола. Но просто мужички оказались слабее. Что ж удивляться: кто-то из них спился, кто-то развелся, уходя от ответственности и семьи, кто-то подался в криминал, кто-то — в «альфонсы», а кто-то просто драпанул за кордон.

Брак, супружество — такие понятия, которые требуют стабильности, уверенности в завтрашнем дне. А откуда ей взяться, этой уверенности, когда засыпаешь, вроде, в стране социализма с «каким-то хорошим там лицом», а проснуться можешь… в стране с оскалом дикого рыночного капитализма? Спасайся, как можешь… Куда уж тут жениться или брать на себя ответственность отца семейства…

«Да ладно, успокойся, — говорил Ларисе чуть иронично ее внутренний голос. — На твой век мужиков еще хватит. С твоими-то тусовками и возможностями знакомств. Бога не гневи… И живешь в Москве, а не в Мухо… Крыжополе каком-нибудь»…

Ну, и что, что в Москве? У Ларисы были два таких наглядных примера перед глазами.

Одна ее, пусть и не самая близкая приятельница, мать двоих малолетних детей, довольная супруга семейства и молодой отец — добытчик, который работал в приличной строительной фирме, опять же в Москве. А она, эта фирма, взяла и то ли провалилась, то ли разорилась. Что, впрочем, одно и то же.

Мужик заделался безработным и вместо того, чтобы работу искать, предложил жене с детками выметаться из его квартиры к ее родителям. Хорошо, что ее родители живы-здоровы еще, и хрущеба у них двухкомнатная.

Сам же он подался к маменьке своей под крыло. А квартиру, где жила до этого, вроде бы, вполне благополучная молодая семья, начал сдавать, ни копейки не давая на детей и приговаривая, что дурак был, когда женился. Хорошо, что у родителей приятельницы еще и теплый зимний дом был в дачном поселке Подмосковья. Они туда все перебрались на свежий воздух, а «хрущебу» сдали приезжим. Жить-то на что-то надо. Деток малых кормить-одевать, фруктовые витамины им покупать. Вот так-то. А другая история… Всё до наоборот.

Когда однажды Ларису случайно окликнула одноклассница на улице, она ее даже сразу и не узнала.

— Нинка, ты, что ли? — недоверчиво уставились она на невзрачную особу, похожую на бледную моль.

— Не узнаешь закадычную школьную подругу? — спросила женщина, которая выглядела лет на десять старше своего возраста. — Скажу тебе по секрету, — она грустно, и даже как то жалко улыбнулась, желая, очевидно, еще и пошутить, — ты сейчас разговариваешь с миллионершей… Что — не похожа?

Бывшие одноклассницы зашли в ближайшую скромную кафешку. Лариса заказала обеим кофе и мини-пирожные.

— Ну, рассказывай, что там у тебя произошло? — спросила она с любопытством, и в то же время, сочувственно.

— Да начиналось у нас всё нормально. Я вышла замуж по любви, когда училась уже на последнем курсе института иностранных языков. Парень мой был просто замечательный…

— Учились, наверное, с будущим мужем вместе? — предположила Лариса.

— Нет, он совсем из другой сферы был — закончил химический факультет МГУ, — продолжила Нина. — Я после окончания устроилась в хорошую спецшколу. У меня зарплата была больше, чем у мужа. Он на тот момент работал младшим научным сотрудником в одном затрапезном институте.

Лариса усмехнулась.

— Если нормальный мужик, то такой расклад его не должен был устраивать…

— Да он нормальным был тогда… Это позже он, как с цепи сорвался. Когда подули перестроечные ветры, муж занялся предпринимательской деятельностью. Кооператив создал свой. Потом еще один — с парнем, с которым вместе учились. Оба — молодые, головастые. Всё у них получалось. Помню, — по измученному лицу женщины, словно, скользнул солнечный зайчик, — как радовалась я первой нашей совместной поездке на отдых за рубеж, первой норковой шубке. Первому автомобилю, который мне подарил Юра, когда я сынишку — Витеньку родила…

— А потом?

— А потом просто какие-то шальные деньги начались…

— С криминалом это никак не связано было? — поинтересовалась Лариса.

— Нет-нет. Просто, как я понимаю, он с другом толково вел бизнес. Впрочем, почему вел… И сейчас ведет. От денег у него с напарником просто крыша поехала. Начались загулы с секретаршами и прочими бабами. Частые заграничные турне. Уже, естественно, без меня. После одного такого вояжа он меня заразил… гадостью. Ну, понимаешь…

У Ларисы в глазах промелькнул ужас.

— Нет, не то, что ты подумала, — быстро сказала Нина, видя, как напряглась ее бывшая одноклассница. — Не чума двадцатого века, к счастью, но тоже, знаешь, мало приятного. Долго лечилась… Тогда я и сказала себе — всё. Расстаюсь с этим человеком.

— А он как отреагировал? — спросила Лариса.

— В ногах валялся, прощения просил, счет открыл на мое имя в банке, с которого я не сняла и рубля… А потом пригрозил, мол, если надумаю развестись, сына отберет. Сказал, что весь суд скупит на корню. Так что формально я — жена миллионера… с огромным личном счетом в банке.

— Обалдеть, — только и смогла произнести Лариса, переваривая услышанное.

Ей хотелось как-то утешить собеседницу.

— Да, тебе не позавидуешь, — в задумчивости произнесла молодая женщина. — Но, знаешь, не надрывайся так. Всё когда-нибудь утрясется. Может, встретишь еще достойного человека…

Нина покачала головой.

— Помнишь кинофильм «Гараж»? — спросила одноклассница. — Там красавчик-герой, которого играет актер Костолевский, предлагает одной молодой даме «позавтракать вместе» с далеко идущим намеком?

Лариса кивнула.

— Помнишь, что она ему ответила? — усмехнулась одноклассница. — То же самое скажу и тебе: «Мой недавний муж отбил у меня всякую охоту к еде любое время суток».

— Понимаю, — Лариса грустно улыбнулась. — И всё же… — сказала она, как можно мягче, и тут же осеклась, понимая, что любые утешения сейчас бессмысленны, и, может быть, даже унизительны.

Журналистка открыла дамскую сумочку, достала оттуда свою визитную карточку и протянула ее бывшей однокласснице.

— И всё же, — сказала она уже совсем другим, деловым тоном, — одна голова — хорошо, а две — лучше. Звони, если вдруг что…

Нина взяла визитку, бегло глянув на нее, и слегка улыбнулась.

— А я подозревала, что ты журналисткой стала. Видела тебя мельком несколько раз по телевизору…

— А, это, наверное, на какой-нибудь пресс-конференции оператор меня случайно выхватил камерой, — буднично сказала Лариса.

А какие были мечты…

Потом уже, расставшись с бывшей одноклассницей, и привычно вышагивая по Тверскому бульвару в сторону тассовского здания, журналистка не могла еще раз не утвердиться в мысли о том, что с «мужским народонаселением большой страны», говоря языком демографических терминов или социологических опросов, происходит явно что-то не то. И сама, относясь к женскому сословию, Лариса ощущала это остро, порою, даже болезненно.

А какие были мечты! Особенно, когда, она только что закончила университет.

Недавняя выпускница точно знала, нет, она была абсолютно даже уверена, что выйдет замуж за какую-нибудь знаменитость — режиссера, актера или прославившегося на весь мир музыканта… Ну, на худой конец, как вариант, не сбрасывался со счетов некий молодой, но обязательно подающий надежды, ученый…

Был у нее один такой — «подающий надежды» еще, когда она училась на последнем курсе… Он тогда заканчивал физический факультет МГУ. Всё он какие-то гранты для молодых и перспективных выигрывал, призы получал на разных конкурсах. А потом как-то враз исчез из ее поля зрения, перестал звонить. Лариса даже подумывала, не женился ли? А, может, уже даже переманили его на службу заокеанской науке?

Примерно год назад как-то садилась она на станции метро «Ленинские горы», а там как раз продавцы-челночники повалили с вещевого рынка в Лужниках со своими огромными клеенчатыми сумками. Она вскочила в вагон, а вместе с ней — парень с девушкой. Каково же было ее удивление… когда в парне она узнала своего знакомого с физфака.

Лариса, конечно, подошла бы к нему. Но он был явно не один. И парень ее узнал. Но глаза в сторону отвел, а потом повернулся к ней спиной, разговаривая со своей спутницей.

Думала позвонить сначала, поинтересоваться, что да как. Но вовремя сообразила, что не нужна ему участливость министерской дочки. Гордый был парнишка. Вот уж действительно, «худой конец»… И что ж это такое происходит в жизни, а?

Да и насчет богемы она уже слегка поостыла. А точнее, повзрослела или переболела. Потому что поняла, что для серьезной семейной жизни — явно не фонтан. Это только со стороны так гламурненько выглядит, а изнутри… Все эти фестивали, кинопоказы, просмотры и тусовки. Взять, хотя бы, этого режиссера, на которого она почти два года жизни ухлопала. Ведь, и старше ее на двадцать лет. И женат-переженат, и дети есть от разных браков… И — на что она рассчитывала? Обещал жениться. Смешно. А ей это льстило. Да ему что жениться, что разводиться. Хобби у него такое, оправданное профессией. Красиво ухаживал. Красиво мозги пудрил. Мужчина-праздник, мужчина-проказник.

Как-то решила журналистка приехать к нему на съемки очередного фильма. Режиссер приглашал ее не раз. Ну, и приехала, без предупреждения. Решила сюрприз сделать, да и заодно в море искупаться — съемки в Крыму происходили.

Постучала в гостиничный номер.

Открыл сам — знаменитый и любвеобильный. Дверь нечаянно со всего маху распахнулась, обнажив, при этом, на гостиничной тахте юную смазливую мордашку…

На фоне дверного проема, и особенно, юной мордашки, фигура знаменитости выглядела нелепо: впалая грудь, кривые волосатые ноги, поддерживающие рахитичный животик, всклокоченные остатки того, что оставалось еще на голове…

Да, это сейчас она вспоминает с усмешкой и отвращением. А тогда, в момент истины… Но, ведь, так приятно быть любимой, неповторимой, единственной… Известно это: женщины любят ушами, вот и вешают им эту лапшу на уши. Ну, и она не исключение.