Атлет взял себя в руки и спросил, как ни в чем не бывало: «Читала польскую писательницу Магдалену Самозванец»?

— Читала — не то слово. Я знаю ее афоризмы наизусть.

— Мне она тоже очень нравится, — сказал Аристарх.

Он немного помолчал и выдал по памяти: «Счастье, как бабочка. Не оно гоняется за человеком, а человек за ним».

Лариса улыбнулась, и в это время ее «сканер» прошелестел: «Тепло. Уже теплее. Но всё как-то вокруг да около. А, может, уже самой пора брать быка за рога?»

— Послушай, — начала женщина, и было видно, что она перебарывает неловкость, — оказывается, у нас общие литературные пристрастия. Я и не подозревала. Мы такие способные, толковые журналисты. Молодые и энергичные…

«Невероятно, но, кажется, я знаю, что она сейчас скажет», — обожгла мысль Аристарха.

— Почему бы нам, — неуверенно вздохнула Лариса…

— Не заключить джентльменское соглашение? — мгновенно продолжил ее мысль собеседник.

— Да, — вздохнула с облегчением женщина, — ты правильно понял ход моих мыслей…

— И это, наше соглашение, — продолжил осторожно прощупывать почву спортивный журналист, — должно как-то помешать планам ненавистного начальника и его племянника?

Лариса кивнула и уже без всякого кокетства опустила глаза.

— А венцом интриги этого служебного детектива должно стать…

Аристарх запнулся, а потом добавил: «Короче, мужчина должен быть мужественным, а женщина — замужней. Так?»

Он замолчал.

Лариса опять молча кивнула.

«Провалиться бы мне вместе со стулом, — подумала в это мгновение журналистка, — а я сижу».

«Да, актрисы мы никудышные. Но, а мне-то что сейчас делать? — лихорадочно соображал Аристарх. — С радостью согласиться — оказаться мерзавцем. Отказаться — и тем самым унизить ее, предложившую себя в жены, пусть и фиктивные! И она тут же меня возненавидит, и, конечно же, сейчас убежит… Матка боска! Знать бы, куда этот нечаянный разговор его заведет, соломки бы подстелил»…

— Мне очень приятно, — осторожно начал Аристарх, — что из всех тассовских мужчин именно я оказался самым мужественным…

Лариса слабо улыбнулась, и это помогло атлету плести вязь разговора дальше.

— Вопрос настолько деликатный, настолько… мужчина не знал, какая фраза выскочит следующей, — что без комплиментов никак не обойтись, — сказал он, вдруг понимая, что второе предложение никак логически не вытекает из предыдущего.

Журналистка замерла.

— Всё дело в том, что джентльменское соглашение, в моем понимании, предполагает компаньона-мужчину, — продолжил атлет. — А, ведь, ты — леди. Очаровательная, соблазнительная. Ну, словом, сама знаешь, какая ты…

И мужчина невольно глянул в область манящих перламутровых пуговиц на женской кофточке.

Лариса мгновенно приободрилась от приятных слов.

— И поэтому я не уверен, — продолжил Аристарх, — точнее, как раз наоборот — абсолютно уверен, что просто не смогу… сдержать такое соглашение рядом с красавицей. Это бы противоречило всему моему естеству… Извини, но какие-то фиктивные отношения между нами невозможны.

— Ах, вот оно что, — Лариса обворожительным жестом в глазах мужчины при этих словах дотронулась до своих волос. — Ты как-то не совсем правильно всё понимаешь…

«Всё я правильно понимаю, — подумал мужчина, — чувствуя, что сейчас начнется вторая „попытка“, когда он и с первой-то едва совладал.

— Тебе не кажется, что мы здесь засиделись? — сказала Лариса. — Пойдем?

Они вышли из столовой и медленно пошли по коридору.

— В моем курятнике сейчас полно народу, — сказала женщина, — мы не сможем там продолжить наш разговор.

— Пойдем в мой кабинет, я сегодня один, — тихо пригласил Аристарх, понимая, что ведет его всё же она, ведет, словно, бычка на привязи.

Шаг влево, шаг вправо — ничего не изменят. Его воля парализована, а сердце то замирает, то бухает неимоверно. Какое-то странное коленце выбрасывала сегодня его судьба. Очень странное…

Когда они поравнялись с тем местом, где висела фотография юной гимнастки, совершающей кульбит, Ларису неожиданно качнуло, и в глазах на мгновение потемнело. Словно, она, как в детстве, перекувыркнулась через себя и из глаз ее полетели искры. Журналистка „ойкнула“ и атлет инстинктивно поддержал ее за руку.

— Это давление опять упало, сейчас пройдет, — сказала она, остановившись на пару секунд.

— После только что выпитой чашки крепкого кофе? — удивился Аристарх.

— Даже после двух, — сказала Лариса.

Он покачал головой и сказал: „Я сейчас тебя чаем индийским с лимоном напою“.

— С удовольствием, — и Лариса сдвинулась с места, бережно поддерживаемая мужчиной под руку.

Сдвинулась с того самого места, где совсем недавно, в минуту невозможного отчаянья, она попыталась совершить свой мысленный кульбит. Только сейчас она не заметила ни фото юной гимнастки, ни то, что прошла точку невозврата.

— Садись, — предложил спортивный обозреватель, когда они вошли в кабинет, — через пять минут электрический самовар закипит.

— Да насиделась я уже в столовой, — ответила женщина и пошла по кабинету, разглядывая фото и грамоты на стенах. — Давно я у тебя не была…

— С того самого дня, как мы здесь с тобой и Антониной обсуждали ее предстоящее новоселье.

— И ты помнишь? — спросила она чуть игриво.

— Помню, — ответил мужчина, отрезая лимон.

А про себя подумал: „Я про тебя такое помню, что ты бы очень удивилась, если бы узнала, что я знаю“.

— А Тонька сейчас в Карелии в командировке, — сказала, как бы, между прочим, Лариса.

И тут ее снова настигла тоскливая волна: ведь вспомнив подругу, она с болью подумала об Антонио и актрисе, знакомству с которыми она, по воле случая, тоже была обязана коллеге.

— Если бы я знал, что у меня сегодня будет такая гостья, то позаботился бы о сладостях, — с искренним сожалением в голосе признался Аристарх. — А так вот: только сахар-рафинад к чаю.

— Ух, ты, рафинад! — воплощенная мечта перестройки, — усмехнулась Лариса, положив один прямоугольный кусочек белого кристалла в чашку, где плавал лимон.

„Сейчас что-то начнется. Будь начеку, на провокации не поддавайся“, — приказал себе спортсмен.

— Чай пусть пока остывает, — сказала женщина и вдруг спросила, — а ты никого не ждешь, случайно?

„Начинается, держись“, — пронзило мужчину. А вслух он произнес:

— Ты моя гостья сегодня, присаживайся, — и кивнул на кресло отсутствующего сотрудника.

Но в кресло Лариса садиться не хотела. Это было как-то банально. Покружившись, послонявшись по кабинету в своем сексапильном наряде, она изящно присела на краешек стола всё того же отсутствующего сотрудника прямо напротив Аристарха. Абсолютно естественно и абсолютно непреднамеренно…

— Тебе так удобно? — попытался улыбнуться журналист, сознавая, что такую пытку он долго не выдержит.

— Вполне.

И Лариса вдруг поняла, что просто невозможно растягивать эту неопределенно-пикантную паузу дальше. Тем более, пока чай остывает…

— А давай предположим, что у нас служебный роман. Действительно, мы так давно знаем друг друга, чего…

„Я пропал“ — было последнее, о чем подумал атлет, когда со словами „чего уж там, располагайте, пан Рачинский“, женщина эффектно, одним движением расстегнула ряд перламутровых пуговиц на кофточке, обнажив красивую грудь в белоснежном бюстгальтере. (К встрече она готовилась тщательно, хотя совсем с другим).

Наверное, сидеть на краешке стола было, всё же, не совсем удобно, и она соскочила, тем самым приблизившись к Аристарху.

Мужчина сначала повернул голову к двери, а затем резко приблизился к Ларисе. Приподняв ее легко и вертикально перед собой, как негнущийся пластмассовый манекен, быстро переставил в угол к окну, на котором висела плотная штора. При этом, он нечаянно одной рукой коснулся ее груди, ощутив, как на мгновение его „закоротило“. Аристарх быстро, как кокон, закрутил женщину в штору и со словами — „застегнись, сюда могут войти“, пошел и закрыл дверь в кабинет. Затем, вернулся в кресло и залпом выпил обжигающий чай.

Лариса вышла из-за занавески уже с застегнутыми пуговицами. Она села в кресло и взяла чашку чая в руки. И сознание, упорно продолжающее работать автономно, применительно к ситуации, выдало: „Да, ладно. Раскомандовался тут. А сам дотронулся нечаянно до женской груди, как школьник, и левый глаз так сразу и окосел. Я заметила“.

Молчание явно затянулось. И Аристарх, наконец, его нарушил.

— Я сохну по тебе уже три года. Но не нужно меня так провоцировать…

— Три года, — тихо повторила Лариса. — Я не знала. Вернее, я знала, что ты ко мне с симпатией относишься…

— Теперь это так называется, — мужчина усмехнулся.

— Но я не знала, что так давно, — сказала она.

— Ну, вот теперь будешь знать, — вздохнул Аристарх.

Он, наконец, развернулся в кресле и немного с опаской посмотрел в сторону непредсказуемой и обожаемой мадам.

— Я сейчас чай допью и пойду, — сказала, словно, успокоила его, Лариса.

„Только не это, только не это, — ужаснулся атлет. — Она сейчас уйдет!“

— Я надеюсь, всё останется между нами? — тихо спросила журналистка.

— Ну, вот, скажешь еще, — растерялся Аристарх, не зная, что ему говорить дальше. — Я столько нового о тебе узнал сегодня. Теперь вот буду знать, что временами тебя заносит, как… бешеного мустанга.

(„И что ж ты такое плетешь, идиот, сам, не ведая что. Это от отчаянья“).

— Мустанг — мужского рода, — как-то глухо и отстраненно сказала журналистка.

— Ну, бывают же еще и женские особи…

— Кобылок объезжают, а женщин завоевывают, — тихо, словно, на опять подсевшей батарейке, подсказала Ларисина мозговая „автономия“. — Что ж ты не попытался меня завоевать, раз уж я тебе так давно нравлюсь?

Спросила искренне, устало и без всякого намека на кокетство.

— А как? К тебе ж ни с какой стороны не подъедешь, — вздохнул мужчина.

— Такая бешеная?

— Нет, — улыбнулся Аристарх. Ты же знаешь, наверное, как тебя называют коллеги-мужчины? „Такая вредная московская штучка“.

— Знаю. Но так они меня раньше называли. Ты слукавил, — сказала женщина. — Сейчас они меня называют одним коротким, но емким словом — стерва.

— Но… — начал было мужчина.

— Да чего уж там. Раз так считают — будем соответствовать, — вздохнула Лариса. Это у меня сегодня день какой-то такой, что я раскисла…

— Просто карта не так легла?

Она кивнула.

— Надо пережить этот день, а завтра всё будет иначе…

(„А я хочу, чтобы сегодня не кончалось, потому что боюсь этого завтра, где всё может оказаться иначе“, — подумал мужчина.)

— У тебя случайно не найдется таблетки от головной боли? — неожиданно спросила Лариса и приложила руку ко лбу.

— Стучит, как молот по наковальне? — сочувственно спросил он.

— Хуже, у меня тут невырубаемая „ЭВМ“ разбушевалась, — ответила Лариса.

— ЭВМ? — удивленно переспросил Аристарх.

— Представь себе…

— Таблетки у меня нет, — сказал мужчина, но у спортсменов много чего в арсенале есть, и я тебе быстро помогу.

(„Ой, что ж ты такое брешешь на ходу, идиот“!)

— Ты сейчас должна будешь, сидя в кресле расслабиться, закрыть глаза и ни о чем не думать.

Лариса тут же послушно последовала совету.

— А я еще чуть затемню свет, — мужчина встал и наполовину задернул штору.

Он видел, как она отчаянно трет виски.

(„Идиот, пойди попроси у кого-нибудь таблетку. Не мучай человека. Пока я буду искать таблетку, она уйдет“).

Взгляд его неожиданно упал на графин с водой.

— А твою „ЭВМ“ я сейчас вырублю, не волнуйся, — сказал он. — Это проще простого. Мы так в детстве баловались. Если на какой-то электроприбор капнуть водой, он зашипит, а потом обязательно вырубится.

(„Что ж я такое плету“!)

Лариса удивленно открыла глаза.

— Ну, это я так образно выразился. Я тебе сейчас компресс сделаю холодный, — сказал он, доставая из ящика стола небольшое льняное полотенце, расшитое когда-то вышивкой-оберегом и принесенное из дома. Он обильно смочил его водой из графина.

— А-а-а, — вздохнула женщина и закрыла глаза.

(„Неужели поверила“?)

— Вот, готово, — Аристарх помог коллеге водрузить компресс на лоб.

И в момент, когда его руки коснулись ее лба, про себя проговорил: „Пусть твоя головная боль перейдет на меня“.

— Сеанс релаксации будет успешным, если пациент уснет, — сказал атлет серьезным тоном. — Но даже, если в твоем случае это не произойдет, спазм сосудов головного мозга всё равно должен пройти, а с ним — и головная боль…