* * *

Лариса же вернулась в дом. Сил у нее не было никаких. Тем более, на разговоры с родителями, которые поджидали ее с дополнительными расспросами буквально у порога квартиры.

— Нет, нет, мои родные и любимые. Завтра, давайте завтра я отвечу на все ваши вопросы… А сейчас я едва стою на ногах. Вы не представляете, какой у меня сегодня нервотрепный был день.

Она глянула на отца, который хорошо «тяпнул» за столом, а, возможно, и добавил еще в короткое ее отсутствие своей любимой «лимонной».

— Мам, по-моему, наш папаня, так наклюкался на радостях, что ему не мешало бы измерить давление.

— Я в порядке, доча, — и хочу сказать сразу: мне богатырь твой понравился. Очень. Наконец, нормального мужика в дом привела.

— Я рада, если это так, — тихо ответила Лариса.

— Всё, всё, пошли измерять давление, — и Мария Александровна потянула супруга в спальню.

— Мам, не будете меня завтра утром, я хочу отоспаться, — попросила дочь.

Первое, что она сделала, когда зашла в свою комнату, закрыла на маленькую задвижку дверь. И, не зажигая света, плюхнулась на пол, просто на «мягкое место», подпирая спиной двери.

Какое-то время Лариса отупело смотрела в темное пространство перед собой.

Потом глаза чуть привыкли к темноте, и на уровне окна стали заметны электрические блики уличного освещения… Боль, которую она так долго подавляла в себе, мгновенно из сжатого бутона распустилась в огромный саднящий цветок. И женщина, наконец, позволила себе всхлипнуть. Впервые за этот нескончаемый день.

— Тетка, тетка Катерина, — тихо застонала она, — как же быстро сбылось твое гадание… Быстро и невероятно.

Хотя, совсем не на того короля она загадывала вчера вечером. Да и не в том смысле вовсе, когда думала о своих маленьких женских радостях по отношению к итальянцу. Как же так?

И вот сидит она теперь тут на полу вся из себя такая «засватанная невеста»! Да что она за баба малахольная? Влюбилась в одного, ребенка хочет от другого, а замуж выходит за третьего! Ой! Помогите, кто-нибудь!

Значит, с Мишелем — этим звездным мальчиком, который ей дорог, — не позволила себе связать судьбу, потому что не уверена была, что «служить» пожизненно музыканту — это ее призвание. И очень боялась этим его однажды огорчить. А ложиться каждый день в супружескую постель с мужчиной, которого не любишь, и делать вид, что всё прекрасно и замечательно — это, вообще-то, как? И насколько ее хватит играть такую роль?

А сегодня она, к тому же, такую оплеуху схлопотала, что сразу стала от нее «не в себе». И, отчасти, именно эта болезненная оплеуха задала толчок всему тому, что с ней случилось всего за один день с каким-то невероятным ускорением…

Лариса прислушалась. Из родительской спальни доносились голоса.

— Я знал, что наша Ларка обязательно чего-нибудь эдакое отчебучит, — услышала она голос отца, — но, что мы с польскими шляхтичами породнимся, такого предположить никак не мог.

— И имя какое необычное, — сказала мать.

— Ой, и не говори, — засмеялся Павел Тихонович и добавил, — а всё равно: как бычка не назови, а телятко будет наше…

— Какое еще телятко, — подумала Лариса, когда я не знаю, каким именем называть будущего супруга: Аристаха, Аристаша? И, вообще, что за манера — всё переводить на сохатую сельскохозяйственную тематику!

Она обхватила голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону.

— А, ведь, я не усну сегодня, хотя так чудовищно устала. Выход только один — вырубить себя с помощью алкоголя.

Лариса прислушалась, понимая, что ей надо дождаться момента, когда уснут родители. Она, наконец, встала с пола и перекинула свою эмоционально-телесную оболочку на тахту. Ей хотелось выть и кричать во всю глотку. Но она уткнулась носом в подушку, подавляя рыдания.

Когда в квартире всё затихло, Лариса вышла на кухню. На столе обнаружила изрядно уменьшенную в количестве водку «Лимонную», коньяк, и дамское сладенькое вино. Водку она не любила. Дамское вино могло не дать нужного «убойного» эффекта. Оставался коньяк. Его и выбрала, налив стразу полстакана. И, что б уж сразу и наверняка, добавила еще чуть-чуть сверху уже налитого. Ухнула залпом, не закусывая, и сразу направилась в свою комнату.

Теплая волна всё больше захлестывала ее, и то, что до этого так саднило и мучило, отступало куда-то.

— Да не напрягайся ты так. Не ты первая, не ты последняя, — успокаивала сама себя женщина. — Стерпится — слюбится. Зато уедешь, ведь, так давно мечтала об этом. Начнешь новую жизнь. А на новом месте… приснись жених невесте, — было последнее, что промелькнуло в ее насильно вырубленном алкоголем мозгу.

Ты не одинока в своих несчастьях

Пробуждение утром в субботу было не из самых приятных. Во-первых, она проснулась не сама. Ее разбудили. Стучал в дверь отец.

— Ларка, мы сейчас с матерью и водителем по злачным местам отправляемся насчет провизии к свадьбе. Поедешь с нами?

— Да ты что, папаня, зачем меня разбудил? — недовольно крикнула сквозь закрытые двери дочка.

— Может, какие пожелания будут? — не успокаивался отец.

— Я на тебя вполне полагаюсь, как на главного завхоза большого склада большой страны. — По сусекам пометешь, может, чего и наскребешь, — усмехнулась Лариса.

— Наскребу, — не сомневайся. У меня единственная дочка не каждый день замуж выходит…

— И зачем я вам нужна? Дайте поспать в выходной…

— Я ж тебе говорила: не буди ее. Сами управимся, — деловито добавила мать.

Голоса затихли. И женщина слышала, как хлопнула входная дверь.

«И всё-таки, разбудили, ну, и публика в доме», — с раздражением подумала Лариса.

Было ей не очень хорошо от количества выпитого вчера коньяка. Женщина поднялась с тахты и побрела в кабинет отца. Открыла бар: а там, чего только не было! Лариса задержала свой взгляд на бутылках с шампанским. Повертев несколько штук, она нашла одну, на которой было написано: «Брют. Экстра». Вот то, что ей нужно! И взяв тяжелую бутылку из темно-зеленого стекла, она пошла в свою комнату.

— Ой, хороша невеста, — сказала Лариса, подойдя к зеркалу и критически оглядывая себя. — Ой, напьюсь сегодня, ой, напьюсь, провожая в последний путь свою девическую жизнь. А что? Имею право!

И она распечатала бутылку. Шипучая жидкость с радостью брызнула наружу.

— Эх, надо было сначала охладить, — с досадой сказала женщина и отпила из горлышка.

— Как хорошо пошло…

Она легла на постель, поставив бутылку рядом на пол. Закрыла глаза, ожидая, когда ее качнут и подхватят приятные волны. Но волн было явно недостаточно. Поэтому Лариса чуть привстала и приложилась к горлышку снова. И волны пошли…

— Ха, — так у меня ж сегодня — приятное с полезным получается, — сказала женщина. — Бокал шампанского на завтрак, на обед, на полдник и ужин — это ж любимая диета Жаклин Кеннеди. И как говорила знаменитая леди: весь день при этом прекрасное настроение и минус два килограмма веса!

Она отпила еще немного шампанского, всё больше хмелея.

— Какая кислятина, — Лариса поморщилась. — А ты тоже давилась сухачем, — обратилась она к воображаемой и знаменитой Джеки, — сухачем под названием «Вдова Клико». А потом и сама стала вдовой. А до этого натерпелась от своего муженька-президента… Только не надо мне рассказывать про то, что «кислое» — это сладко. Уж я-то знаю, что все наши бабьи затеи вроде диет — от тоски и неустроенности женского бытия. А ты… Ты, хотя, и была первая леди Америки, да куда ж тебе, Жаклинушка, до этой актрисульки-красотки, которая еще при жизни стала легендой… Оттого и дула ты свою шампань, прикрываясь диетами и сама себе создавая настроение. Тебе до этой Мерелинушки Монро, как мне до Ларки Васильковой… Тоже, между прочим, актрисульки… Актрисульки из спального московского района Чертаново. А какого мужичка умыкнула у меня вчера! Она, видите ли, прообраз некой Симонетты Виспуччи, с которой художник нарисовал свою знаменитую картину «Рождение Венеры». Она, значит, урожденная Боттичелли… А я кто?

А я — урожденная Гаврилова! Так и вижу этого своего прапрадедушку, которого звали Гаврилой и который дал начало всему нашему роду. Стоит он, босенький и в потертой косовороточке, бородатый-бородатый, сохатый-сохатый и дремучий-дремучий рядом с плугом… И всё шлет мне свои приветы. Видать, я у него самая любимая внученька — пра-пра-пра… Дедулёк, отстань уже, отвянь. Что ж ты так ко мне привязался? Уж сколько колен-поколений с тех пор сменилось! Твоя внученька образованная, интеллигентная (хоть, интеллигентка всего во втором поколении). Я ни какая-нибудь там девка деревенская ширококостная. У меня длинные пальчики на ручках, изящное запястье, а щиколотка такая тонюсенькая, что, когда я иду на каблучках, то впечатление такое, что покатываюсь на шарнирах, и ножка вот-вот переломится. Я даже болею болезнью, которой болели благородные барышни в прошлые века — «бледная немочь» называется. И нравятся мне исключительно аристократические вьюноши… И сватаются за меня польские шляхтичи, наследники давнего дворянского рода. Как же его фамилия…

Лариса замолчала.

— Ой, я же замуж выхожу…

Она встала и подошла к зеркалу.

— Стерпится — слюбится. Не ты первая — не ты последняя. Он меня любит… Он хороший, Аристаха, Аристаша. Я привыкну. Стерпится — слюбится…

Женщина покрутилась перед зеркалом.

— Да и ты невеста не первой молодости, не первой свежести. Приехали, приплыли. Чего уж там. Будь счастлива, что тебя хоть кто-то любит…

Она села на тахту. И опять приложилась к горлышку бутылки из темно-зеленого стекла.

И тут ее вновь настигла боль, когда она вспомнила итальянца.

— И получается, я — дура, которая свела их вместе. Как там в песенке поется: «Не заводите вы, девчоночки, подруженьку-красавицу. А то иначе ревностью ваш каждый день отравится». Известно это. Только вот она об этом узнает последней. Да и сама она тоже не лыком шита! Но рядом с Ларкой всё меркнет… Потому что она — богиня, сошедшая на берег из морской раковины… Но, ведь, и правда, невозможно хороша. И она гордилась, что у нее такая подруга… Ну, уж нет. Теперь — никаких подруг. Теперь она будет, как эта некрасивая и мерзкая китайская императрица Ци Си из династии Цин, которая уничтожила всех красивых наложниц и служанок в окружении императора, чтобы ему и в голову не пришло, что кто-то может быть лучше ее.

Как же ей тошно!

Лариса вдруг усмехнулась, вспомнив о помощнице итальянца — Симоне. Уж она-то актрисульке кровинувшки попортит. Она просто так не отдаст даже то, что ей не принадлежит.

Ах, если бы раздосадованная женщина могла знать, какую роковую роль сыграла эта же самая Симона вчера в ее жизни! Но ей не суждено было узнать этого никогда…

Лариса приподняла бутылку, побултыхала содержимым и допила напиток до остатка.

— Ну, вот теперь всё. Теперь «руки в ноги» или «ноги в руки». И — контрастный душ. Пока родители не приехали. Они не должны видеть тебя в таком разобранном виде.

В заторможенном состоянии она пошла на кухню, выбросила в помойное ведро опорожненную емкость из-под шампанского и направилась в ванную комнату.

Когда, обмотав голову полотенцем, она ложилась в постель, служебная машина отца уже подкатывала к домашнему подъезду.

Перед тем, как вырубиться окончательно, затуманенное сознание Ларисы выдало ей загадку на спортивно-футбольную тематику. Этот вид спорта она не любила и не понимала, но какие-то возгласы болельщика-отца иногда долетали до ее слуха.

«Если два тайма мы уже отыграли, — подумала, засыпая, женщина, — то, что еще остается в футболе? Какое-то дополнительное время и еще — пенальти — что-то вроде штрафного удара. Ну, положим, дополнительное время нам дано, чтобы прийти в себя немного перед свадьбой. А что такое будет свадьба применительно к данной теме»?

И свадьба ей явилась в образе штрафного удара, который она почему-то по ошибке забивала в свои собственные ворота. То ли это ей уже снилось, то ли это была еще явь, подернутая пеленой шампанского…

Спустя какое-то время ее опять разбудил отец, который вошел в незапертую комнату.

— Да что ж ты мне поспать не даешь в мой выходной день, — опять заканючила Лариса.

— Ты, что ли, одна бутылку шампанского выдула? — строго поинтересовался родитель.

— Да половина пролилась, — соврала дочка. — А, хоть бы, и выдула. Что — нельзя холостяцкую жизнь проводить? Имею право.

— Ох, гляди, Ларка. Не дури. Хочу с тобой серьезно поговорить.

— Я вся внимание.

— Тебе такой мужик достался… Ты даже сама не понимаешь еще, какое счастье на тебя свалилось…

— Вот ты за меня всё понимаешь, а я, значит, не понимаю, — усмехнулась Лариса.