Майя Родейл - Татуировка герцога

— Харлан, ты помнишь те времена, когда каннибалы связали тебя и заткнули рот кляпом? — осведомился Уиклифф.

— Разумеется, помню. И прежде чем ты задашь следующий вопрос, скажу: да, я также помню, как ты в одиночку спас мне жизнь, вооруженный лишь карманным ножом и пальмовой ветвью.

— Будь любезен, не забудь об этом. Что до вас, Томас, — повернулся он к прислуживавшему за ужином лакею, — я знаю про вас и Дженни, поэтому ожидаю, что этот вечерний разговор останется между нами.

Кабинет в Уиклифф-Хаусе

— Вы меня вызывали, ваша светлость? — смиренно спросила Элиза. Она стояла перед письменным столом, нервно разглаживая фартук.

Уиклифф думал только о том, чтобы поднять эти юбки и довести ее до экстаза…

«Сосредоточься, приятель!» — скомандовал он себе. Выбранить непутевую служанку следовало бы экономке, а не ему. Но миссис Баксби слишком пропиталась своим «чаем» и явно не годится для того, чтобы донести серьезность ситуации до Элизы.

Он делал это и потому, что был очарован девушкой и пользовался любой возможностью побыть в ее обществе.

Элиза выжидающе стояла перед ним. Он провел рукой по волосам и попытался воскресить в памяти своего отца, его герцогские манеры, но мог вспомнить только один случай: ему тогда, наверное, было лет десять, он влетел в кабинет и увидел хихикавшую горничную, взгромоздившуюся на колено отца. Вскоре она почувствовала тяжесть в животе и отправилась навестить своих родственников в Шропшире. У многих горничных случались подобные приключения.

Уиклифф прочистил горло. Он родился повелевать, как лорд и хозяин, многие внушали ему, что он прекрасно знает, как это делать. Если он хочет руководить экспедицией, то нужно относиться к нарушению субординации как положено.

Начиная с Элизы.

Которую он хотел взять.

Прямо тут, на письменном столе.

— Я заметил, что вчера днем вы оставили дом и пренебрегли своими обязанностями. Без разрешения. — Он выбрал тон, который обычно использовал для норовистых животных и потенциально враждебных племен. Интонации весьма действенны, когда нужно преодолеть языковый барьер.

Элиза ничего не сказала, будто была целиком поглощена разглядыванием невидимого пятна на ковре. Пока она молчала, Уиклифф задавался вопросом: он спрашивает ее, как лорд и хозяин, который ждет, что она всегда должна пребывать в его распоряжении, или как потенциальный возлюбленный и ревнивый соперник, которого волнуют ее привязанности?

— Значит, вы этого не отрицаете, — заключил он. Куда она ходила, черт подери? И к кому? Почему эти вопросы жгут ему нутро? Будь на ее месте Дженни, возможно, его это заботило бы меньше. Но Элиза…

— Я искренне сожалею, ваша светлость! — выпалила она. — Моя мама заболела, и я ходила навестить ее.

Вздор, подумал он. Заламывание рук. Он готов слона поставить, что ее мать совершенно здорова.

— Печально слышать, — сказал он, все больше заинтригованный. У Элизы есть любовник? Она в беде? Нужно спросить. — И что же беспокоит вашу матушку?

— Чахотка. Это трагедия. — Элиза захлопала ресницами.

Он едва не застонал. Она плела ложь, как опытная актриса. Ну и ладно. Но зачем при этом выглядеть столь прелестно?

— Вам нужно проводить с ней больше времени? — спросил Уиклифф. Ее, похоже, удивило это предложение, и он продолжил: — Я не людоед, Элиза. Может быть, я необычный, но я гуманный человек и забочусь о своих людях. — Тут он улыбнулся и нанес убийственный удар: — Именно поэтому мне было очень приятно узнать, что на обратном пути у вас были сопровождающие.

Элиза резко вскинула голову, ее глаза вспыхнули. Он улыбнулся, как кот, увидевший мышь. Она беззастенчиво улыбнулась в ответ.

— Братья? — вежливо спросил он.

— Кузены, — поправила она.

Наглость. Ложь. И у нее еще хватило характера снова улыбнуться.

Забавно все это. Поскольку сплетни утверждали, что один из ее спутников необыкновенный великан, мысли Уиклиффа перекинулись к гиганту, охранявшему дверь «Лондон уикли». Случайное совпадение? Он не верил в совпадения. Но не верил и сплетням, предпочитая факты и доказательства.

Сердце его бешено стучало, и это его раздражало.

Уиклифф барабанил пальцами по столу и смотрел на Элизу. Шелковистые черные волосы стянуты в тугой пучок старой девы, который вызывал желание выдернуть шпильки и посмотреть, как рассыплются ее волосы.

На Элизе было простое серое платье с белым передником, напоминавшее о ее месте в его мире. Горничная. Всего лишь горничная. Или?..

Ее сжатые перед собой руки были красноречивым тому свидетельством. Грубые и красные, это были руки работающей женщины. Еще красноречивее то, что они не покрыты чернильными пятнами. И она не умеет читать и писать. Он видел, как она покраснела от унижения, когда он попросил ее об этом. Он до сих пор чувствовал себя ослом из-за той просьбы.

Элиза сладко улыбнулась ему.

Но разве она не может быть информатором для автора «Лондон уикли»? Несколько монет вдобавок к тому, что он мог позволить себе платить ей… Вполне возможно.

Тут надо действовать деликатно. Понаблюдать. Проверить.

— Я сочувствую вашей больной матери, но все же вынужден наказать вас… в назидание остальному персоналу.

— Вы хотите уволить меня? — едва дыша, спросила Элиза, и это его чуть не прикончило. Ее глаза округлились от ужаса, лицо побледнело, сцепленные руки беспрестанно двигались. Она потрясла его искренностью реакции.

Желание утешить ее было столь же сильным, как и желание схватить ее и… Слава Богу, стол скрывал его. Следовательно, она не узнает, какую власть имеет над ним из-за этого его недозволенного влечения.

Кровь Уиклиффов берет свое. От нее не отречешься.

— Нет. Однако наказание будет, — мягко сказал Уиклифф, понизив голос, только для того чтобы посмотреть, как расширились ее глаза и приоткрылись губы. Она что, думает, что он собирается ее побить или совершить с ней какой-нибудь извращенный половой акт против ее воли? О Господи! У него на уме кое-что куда менее опасное и более экстравагантное.

— Мне потребуется помощь, чтобы составить каталог насекомых, которых я привез из моих путешествий. Вам придется заняться этим под моим руководством и надзором.

Он будет рядом с ней. Только чтобы помучить себя.

И снабдит ее подробностями, которые хотел сделать известными Лондону, на тот случай если она информатор.

Возможно, он сумеет предстать более мудрым, чем в тех газетных статьях. Да и систематизация коллекции насекомых закончится быстрее.

— Да, ваша светлость, — прошептала Элиза.

— Мы начнем сегодня, — сказал он и, чтобы закончить эту мучительную встречу, стал перебирать бумаги на столе.

Элиза присела в неглубоком реверансе и медленно пошла к двери. Уиклифф смотрел на ее покачивающиеся бедра, и его бриджи в ответ натянулись туже.

Когда она вышла, он переключил внимание на разбросанные по столу бумаги. Он откопал письмо леди Алтеи, которое пришло несколько дней назад и на которое он так пока и не ответил. Притягательность денег Шакли влекла его, как пение сирены. Алтея просила нанести ей визит. Есть важный вопрос, который нужно обсудить при личной встрече, чтобы он не попал в печать.

В тот же день позже

Правду сказать, Уиклифф не мог дождаться момента, когда окажется рядом с Элизой. Казалось, в последнее время он живет только ради тех мгновений, когда она поблизости. Он дернул шнурок колокольчика, и, пока ждал, его мысли переключились на другую тревожившую его женщину… Леди Алтея. И ее письмо. Он не мог решить, как поступить: нанести ей визит или, наоборот, постараться не встречаться с ней?

Элиза наконец появилась.

— Насекомые, — угрюмо сказал он, потому что радость видеть Элизу превышала пределы респектабельности.

И леди Алтея… Сводящие с ума женщины. Он только взглянул на голубые глаза и розовый рот Элизы и снова пришел в раздражение. Но совершенно иного рода.

— Да, ваша светлость. — Она была кроткой: ведь он должен наказать ее или продемонстрировать хотя бы видимость этого.

— Чего вы ждете? — спросил Уиклифф.

Она стояла, оробевшая, словно ожидала, что он кинется насиловать ее. А может, он страдает избытком фантазии?

— Я жду руководства, ваша светлость. Я никогда прежде не составляла каталог насекомых. Обычно я их просто убиваю.

Говорит как городская девушка, подумал он.

— Эти уже мертвые. И пожалуйста, не раздавите их. Это будет огромная потеря для науки.

— Да, ваша светлость.

Уиклифф нахмурился. Ничто так не раздражает, как сверх меры покладистая женщина. Особенно когда он не в настроении.

— Нам понадобится бумага. Перья. Чернила. Коробки с этикетками «Насекомые» нужно принести на стол. Не уроните их, иначе будете уволены.

— Вы значительно преуспели в освоении герцогских манер, — сказала она, проявив наконец некоторую твердость характера.

— Вы хотите сказать, что я властный, деспотичный и что у меня тяжелый нрав?

— Да, ваша светлость, — ответила она с самодовольной ухмылкой.

— Так я и думал. — Похожая усмешка растянула его губы.

Он наблюдал, как Элиза решительно пересекла комнату и остановилась. Ящиков и коробок много. На одних есть этикетка «Насекомые», на других — нет.

Она колебалась. Он — тоже.

Два желания боролись в нем: прекратить эту нелепую сцену и указать ей ящики или подождать и убедиться, что она — шпион «Лондон уикли», поскольку сообразит, какие ящики нужны. Это просто глупо. Она чудесная, соблазнительная девушка, и какие у него основания подозревать эту безграмотную красавицу в таком вероломстве?

Вздохнув, он сказал:

— Вот те, наверху, слева.

Пока она передвигала ящики, он собирал бумагу и перья, и неловкий момент прошел. И все же Уиклифф в ней сомневался и потому неловко себя чувствовал, в глубине души подозревая ее в предательстве.

Властные герцогские манеры должны помочь ему скрыть этот неприятный осадок.

— Начинайте распаковывать ящики. Там много стеклянных емкостей. Не вздумайте что-нибудь разбить.

— У меня есть опыт уборки разбитого стекла, ваша светлость.

Просто восхитительно, как спокойно она говорит подобное. Тем не менее, он окинул ее изумленным взглядом, изобразив шок: как она смеет напоминать ему о встрече бутылки виски со стеной?

Если она шпионит за ним, тогда она держалась бы за свою работу, не отлучалась бы без всяких объяснений, рискуя быть уволенной, не разговаривала бы с хозяином так вольно и дерзко. Эта логика рассуждений удовлетворила его.

— Я могу передать вам кой-какой опыт обращения с некоторыми вещами, но не с этими, которые я вез через полмира.

Уиклифф стоял рядом с Элизой, надзирая за тем, как склянки из ящика перекочевывают на стол, словно его близость и властность могли обеспечить его сокровищам безопасность, хотя прекрасно сознавал, что делал это больше для того, чтобы вывести ее из себя. Она уверенная. Очень уверенная. Восхитительно.

— Вы действительно везли их с другого края света, почему? — спросила Элиза.

— Вопреки расхожему мнению я в путешествиях не распутничал. Мне нравится наблюдать чужую культуру в естественных условиях и погружаться в нее.

— Как с татуировкой?

— Да. Это наглядный и болезненный пример. Но тогда я даже не подозревал, что англичане самые высокомерные существа на свете. Однако не смейте это никому повторять, не то меня лишат титула и казнят за государственную измену.

— Да, ваша светлость.

Он был готов поставить свой дом в заклад, что увидит эти слова в субботнем выпуске «Лондон уйкли».

— Перестаньте это повторять. Я велел вам называть меня Себастьяном, когда мы одни.

— Это фамильное имя? — спросила она.

— Конечно, меня назвали в честь предыдущего герцога, а его — в честь его предшественника, и так далее. А вас? — спросит Уиклифф. В путешествиях он узнал, что имя может рассказать о многом.

— А меня отец назвал в честь Элизы Хейвуд. Она писала романы и издавала газету. Мой отец — драматург.

— Значит, вы бываете в театре?

Как приятно, работая бок о бок, свободно разговаривать. Но как опасно все лучше, все глубже узнавать эту женщину. Черт возьми, скоро он будет видеть в горничной личность — с надеждами, мечтами, чувствами и, не дай Бог, без оглядки влюбится в нее.

«Горничная, — твердил он себе. — Горничная! Горничная!»