— Я и сам так думал, — ответил герцог. — Некоторые мои родственники уедут сегодня, остальные намерены отправиться завтра утром.

— Это должно… оставаться в тайне… пока мы… не покинем дом, — молвила девушка.

— Да, — согласился герцог, — и главное — твои папа и мама понимают это. Хорошо, что у моих родственников теперь хватает другой пищи для разговоров!

Он улыбнулся миссис Эшли.

— Я чувствовал, существует какая-то загадка вокруг вас и вашего мужа, и удивлялся тому, что вы ограничили свою жизнь Малым Бедлингтоном. Меня мучило любопытство — но я не предполагал найти разгадку столь драматическим образом!

— Я думала, Алекс не узнает меня после стольких лет, — взгрустнула миссис Эшли.

— Кто увидит тебя хоть однажды, никогда не сможет забыть тебя, моя дорогая! — изрек викарий.

Миссис Эшли вложила свою руку в его ладонь.

— Я думаю, милый, твое мнение пристрастно, — улыбнулась она. — И все же я очень счастлива, что нашла Алекс. Она говорит, ее отец и мать обязательно простят меня. Тогда мы сможем поехать в Данию и посетить мою семью в Германии.

— А что же тогда будет с бедным Малым Бедлингтоном, — спросил герцог, — если вы будете путешествовать за границей и станете частью лондонского общества?

Викарий ответил смеясь:

— Все очень просто. Вы с Лавелой будете поддерживать высокие музыкальные стандарты, которые мы установили в деревне, и, может быть, вам удастся распространить их на все ваше поместье.

— Это интересная задача, — согласилась Лавела; прежде чем герцог успел выразить свое мнение.

— Я определенно поразмыслю над этим, — пообещал Шелдон Мур, — но, откровенно говоря, в настоящий момент я не могу думать ни о чем, кроме Лавелы.


Герцог и герцогиня Мурминстерские выехали из Мур-парка в восемь тридцать утра.

Их никто не провожал, за исключением слуг, викария и миссис Эшли.

— Благослови тебя Бог, моя дорогая, — произнес викарий, целуя на прощание дочь.

— Бог уже сделал это, дав мне такого замечательного мужа, — ответила Лавела.

Она великолепно смотрелась рядом с герцогом в его дорожном экипаже.

В него была впряжена четверка породистых лошадей.

Их сопровождали два верховых всадника.

Бледное солнце только что всплыло на небо.

В его свете Лавела была похожа на ангела, сошедшего с Небес, чтобы всегда быть с любимым.

Во время венчания герцог думал о том, что начинает новую главу своей жизни.

Она будет разительно отличаться от его прежнего бытия.

По его указанию часовня приобрела совершенно иной вид: она была не такой, как в ту злосчастную ночь, когда Джослин пытался заставить его жениться на Фионе.

Теперь она казалась беседкой любви.

На алтаре стояли лилии, и стены были украшены свежими цветами.

На церемонии присутствовала только миссис Эшли.

А герцог чувствовал, как над ними летают ангелы и поют для Лавелы; ему даже казалось, будто он различает их мелодию.

Когда они опустились на колени под благословение, он слышал, как стучат в его сердце слова благодарности, которые мысленно произносила и Лавела.

» Нам посчастливилось найти друг друга, — размышлял он, — и наша жизнь будет освещена солнечными лучами «.

К счастью, снег прекратился перед рассветом, исчез и гололед.

Дороги больше не были опасными.

Глядя окрест на белое безмолвие, герцог думал, что этот мир так же чист и свеж, как Лавела.

— Я люблю тебя, моя милая! — выдохнул он.

— И я тебя люблю!

Она говорила все тем же восторженным тихим голосом, которым отвечала на вопросы во время венчания.

Очень бережно герцог снял с нее маленькую шляпку и положил на сиденье.

Он привлек к себе юную жену со словами:

— Мы убежали — мы спаслись! Теперь никто не помешает нам быть вместе, и мне не надо больше скрывать, какими глазами я смотрю на тебя.

Лавела рассмеялась.

— Я так боялась, что люди заметят, как я гляжу на тебя и как хочу быть близкой тебе, как близки мы сейчас.

— Мы еще недостаточно близки, — уточнил герцог.

Он увидел, как покраснела его жена, и прибавил:

— Сегодня мы остановимся в моем доме по дороге в Дувр. Я пользовался им только в тех случаях, когда уезжал за границу.

— Ты не заметил, — спросила Лавела, — что я даже не спросила, куда мы едем? Было некогда.

— Я все продумал, — сказал герцог. — Но мне хочется преподнести тебе сюрприз. Ты должна закрыть глаза, пока я не велю тебе открыть их.

Она развеселилась.

— Я буду рада сделать это, если только, когда я… открою глаза… ты не исчезнешь.

— Можешь быть совершенно уверена, я буду на месте, — ответил герцог.

Дом, которого они достигли уже далеко за полдень, был небольшой, но весьма комфортабельный.

Герцог купил его у своего друга, так как не любил останавливаться в гостиницах.

Доехать же до Дувра на лошадях за один день было невозможно.

Ему было приятно знать, что он может пересечь Пролив в любое время, когда захочет развлечься.

Однако же он обычно пересекал его, отправляясь с очередной особой миссией в Европу по поручению либо королевы, либо премьер-министра.

В подобных случаях этот дом представлял большое удобство.

Шелдона Мура сейчас радовало то, что он никогда не приглашал сюда женщин.

Лавела была очарована домом.

— Он похож на кукольный домик! — воскликнула она.

— А мне хочется, чтоб ты считала его сказочным дворцом, а меня — заколдованным принцем! — с притворной грустью молвил герцог.

— Ты сам знаешь, что это так и есть, — выпалила она, — и всегда так будет — хоть в Мур-парке, хоть в пещере! Ты будешь для меня все тем же — самим собой, и это… самое… главное!

Именно о таком чувстве герцог всегда мечтал, но сомневался, что когда-нибудь ему повезет.

Мечтал о женщине, которая любила бы его самого, а не его титул или состояние.


Вечером герцог вошел в комнату Лавелы.

Он думал, что она уже в постели.

Но она стояла у окна.

Занавески были раздвинуты, и она смотрела на пейзаж за окном.

Снег застлал землю сплошным покровом.

На небе появились первые звезды.

Полная луна выплыла из-за деревьев.

Ее свет придавал окружающим предметам некую таинственность.

Трудно было поверить, что это земля, а не какой-то небесный рай, в котором единственными живыми существами были они.

Герцог пересек комнату и приблизился к Лавеле.

— Когда ты смотришь куда-то, отвернувшись от меня, как сейчас, — обнял он ее, — я начинаю бояться, что ты исчезнешь и я никогда не смогу найти тебя вновь.

— Ты никогда не потеряешь меня, — промолвила Лавела. — Когда нас венчали, я поняла: мы теперь уже не два человека, а один, я… часть тебя, как ты — часть… меня.

Герцог поцеловал ее в лоб и, подняв на руки, понес к большой кровати под шелковым пологом.

Он положил ее на подушки.

Она смотрела туда, где в окно заглядывали звезды.

Герцог прилег рядом и обнял ее.

— Это… правда… действительно правда, — спросила она, — что мы… здесь… вместе… и луна и… звезды дарят… нам… свое благословение?

— Это действительно правда, — подтвердил герцог, — и я буду любить тебя, моя радость, до тех пор, пока звезды не исчезнут с неба навсегда и не пересохнут моря!

Он целовал ее очень нежно, чтобы не испугать.

А почувствовав, как ее губы отвечают на поцелуи, а тело трепещет в его руках, стал целовать ее страстно и жадно.

И запульсировала кровь в его висках.

И запылал в нем огонь желания.

Однако эта любовь отличалась от прежних его отношений с женщинами.

Лавела была столь молода и невинна, что ему следовало быть с ней нежнее, бережнее, дабы не причинить ей боль и не напугать ее.

Но истина заключалась в том, что эта любовь дарована Богом, а потому все, что он сделает, будет иметь божественный отзвук.

— Я люблю тебя! О, как я люблю тебя! — воскликнул он.

— Когда… ты… целуешь меня, — шептала Лавела, — как будто… звезды… сияют в моем… сердце.

— Я хочу, чтобы они сияли.

Целуя ее вновь то ласково и мягко, то жарко и неистово, герцог почувствовал, как она отвечает ему.

Словно сияющие в ней звезды превратились в маленькие язычки пламени.

Он многому научит ее.

Они станут еще счастливее.

А сейчас происходящее с ними было подобно увертюре в театре.

Она предвещала совершенное чудо, нисходившее с Небес.

— Я люблю тебя… о… Шелдон… я люблю тебя! — повторяла Лавела. — Когда ты… целуешь меня… я чувствую, как… взлетаю в… небо!

И герцог тоже как будто взмыл в небо.

Он целовал ее глаза, губы, шею, ее шелковую кожу, маленькую ложбинку меж грудей.

И они оба прикоснулись к звездам.

И свет пылающих звезд проник в их тела и души.

И теперь им стала принадлежать Вечность.