— Не хочу.

— Ваня, иди. Я скоро приду к тебе, — пообещала Ника.

Мальчик с колен отца слез и няню за руку взял.

— Опять новая няня? — спросила я.

— Она хорошая девушка, — сказала Ника. — Студентка, учится на детского психолога, а у нас подрабатывает.

Я усмехнулась.

— Да, деньги всем нужны.

— Кажется, на самом деле нужны. Я слышала, что её родители ипотеку выплачивают, а она им помогает.

— От кого слышала? — заинтересовался Филин. — От Генки, что ли?

У меня, если честно, кусок в горле встал. Кашлянула и бокал с водой схватила. Но ответа на интересный вопрос так и не дождалась, Ника на мужа рукой махнула, тот хмыкнул, и ко мне свой взор вернул.

— Так что там с сыном депутата?

Я руку к груди приложила, стараясь дыхание восстановить.

— Всё с ним в порядке, папа, — чуть сдавленно проговорила я. — Приедет через несколько дней, и познакомитесь. — Протянула отцу свою правую руку, демонстрируя кольцо. — Вот, подарил.

Филин только наклонился, чтобы получше подарок рассмотреть, а Ника меня за руку схватила.

— Ух ты, неплохо.

— Вот и я так думаю, — согласилась я.

— Нет, на самом деле неплохо. Кирилл, это великолепный изумруд.

Филин насмешливо скривился.

— Я с профессионалами не спорю.

Я тоже на кольцо посмотрела, но прежнего восторга уже не ощутила. И сама на себя разозлилась. Опять начинается?

— Ну что ж, посмотрим на твоего жениха. А потом уже подумаем — быть свадьбе или нет.

Я послушно улыбнулась в ответ на отцовское предостережение, а вскоре из-за стола вышла, пошла в свою комнату, чтобы вещи разобрать. Прошла мимо детской, не удержалась и заглянула. Света сидела у детской кровати и вслух читала Ваньке какую-то историю, мало похожую на сказку. Что-то там было про воробья, который из гнезда вывалился. Я на секунду дольше, чем следовало, взгляд на ней задержала, почувствовала странное неприятие и поспешила уйти. В комнате, у моей кровати на столбиках, стояли два больших чемодана. Сейчас я уже сама удивлялась, зачем столько вещей с собой привезла, словно у меня здесь шкаф пустой. А теперь ведь всё это разобрать надо, развесить… На кровать села и ладонью по атласному покрывалу провела. Потом на подушки упала. Уставилась на потолок в едва заметный цветочек. Такое чувство, что сердце у меня чужое, не моё, предательское какое-то. Умом понимаю, что нужно выкинуть всё из памяти, просто вычеркнуть, и заняться своей жизнью, у меня ведь такие перемены намечаются, а сердцу до этого, словно, никакого дела нет. Оно стучит. Прямо-таки барабанит, и всё не о том. Вот что с ним делать?

— Уезжаете? — Я пробежала по газону и заглянула в машину, на которой совсем недавно приехала.

Пётр Викторович что-то искал в бардачке, а когда я подошла, голову поднял и улыбнулся.

— Уезжаю. Я ведь тебе не нужен.

— Дядя Петь, ну что вы говорите? Просто я знаю, что отпуск пойдёт вам на пользу.

— Твои бы слова да Богу в уши, Василиса.

— Всё так и будет, — заверила я его. А после попросила: — До города меня довезёте?

— Ну вот, приехать не успела, уже в город ей понадобилось.

— Мне, правда, надо. Отвезёте?

— Конечно.

— А обратно я на такси. Ждать меня не нужно.

— И куда везти? — поинтересовался Пётр Викторович.

— На Дворянскую. Это недалеко от центра, я покажу.

— Точно тебя ждать не надо? — забеспокоился Пётр Викторович, когда спустя полчаса мы оказались на Дворянской. Улица хоть и со значимым названием, и достаточно длинная, но дома на ней располагались сплошь старой постройки. Причём, в прямом смысле старой, столетней давности. Но это ведь один из районов Старого города!

— Не надо, — успокоила его я. — Со мной ничего не случится. Поезжайте. Хорошо вам отдохнуть.

— И тебе, стрекоза. Через месяц увидимся.

Я постояла у обочины, ждала, когда он уедет и даже рукой ему помахала. А как только машина свернула на центральную дорогу, улыбаться перестала и с трудом сглотнула. Попыталась сделать глубокий вдох, но потерпела неудачу. И чтобы хоть как-то успокоиться, достала из сумочки зеркальце и посмотрела на себя. Губы облизала, причёску поправила. Легче мне от этого не стало, но, по крайней мере, знала, что выгляжу прекрасно. Потом перешла через дорогу и направилась прямиком к тому дому, над входом которого висела неприметная вывеска, на которой значилось: "Чёртово логово". Дурацкое название, сама знаю. И ведь никто не скажет, что я придумала. Но это на самом деле было чёртово логово, даже не клуб, а заведение сомнительной паршивости, в котором танцевали стриптиз, снимали девочек и пили. Клуб, вот только паршивость была рассчитана всё-таки не на простых смертных, а на людей с деньгами, которые частенько являлись под эту скромную, почти незаметную со стороны вывеску, и здесь же, на время, теряли человеческий облик. Когда Завьялов собрался купить эту чёрную дыру, я сразу сказала, что это идея не то чтобы глупая, но жутко неправильная. На кой чёрт ему сдалось это чёртово логово? Своих недостатков не хватает, что ли, захотелось на чужие посмотреть?

К главному входу я не пошла. Прошла через незаметную калитку неподалёку, пересекла двор и толкнула дверь чёрного входа. Она оказалась открыта. Слышались голоса, но навстречу мне никто не вышел. Вот если бы я попыталась так в "Три пескаря" проникнуть, меня, наверное, уже застрелили бы. Ну, может не меня, но кого-нибудь чужого точно.

А тут я зашла, на кухню заглянула, на которой сотрудники непонятно чему радовались, кивнула, всё-таки приметившим меня охранникам, у которых всё же совесть проснулась, и они слегка застыдились, с насиженных мест поднялись, а я уже направилась дальше по коридору, к залу, туда, где музыка играла. Попавшиеся мне в дверях молодые официантки ощупали меня удивлёнными взглядами, а я просто прошла мимо них, для начала полутёмный пустой зал оглядела, заметила Генку на его законном месте хозяина, а потом уже посмотрела на сцену, где девушки-танцовщицы репетировали. Не слишком приятное зрелище, скажу я вам, на любителя.

Я была уверена, что Завьялов заметил меня сразу, как только я вошла. Но вида не подал. Сидел в кресле с низкой спинкой, ноги вытянул, руки на животе сложил и вроде бы дремал, прищурившись. Правда, на сцену смотрел, без всякого выражения на лице. Я прошла через зал, огибая пустые столы, а когда подошла к его столику, молча села в соседнее кресло.

— Хреновая у тебя охрана. Я вошла в клуб, а никто даже не заметил.

— А чего тебя замечать? Ты дочка босса. В этом городе можешь ходить, где тебе захочется.

— Спасибо, учту.

Я смотрела на него, взгляд скользил по лицу, по строгому профилю, потом опустился ниже, а Генка, кажется, не замечал, а может, не хотел замечать моего внимания. Налил себе виски, сделал большой глоток, а сам с девочек глаз не сводил. Я тоже на них посмотрела. Нос наморщила.

— Паршивое место.

— Зато как танцуют. Посмотри, вон та, рыжая, я её из Питера сманил. Надеюсь, она отработает затраченные на неё деньги.

— Гена.

Я заметила, как в одно мгновение напряглось его лицо. Но он поднёс к губам бокал и сделал ещё один глоток. Я окончательно расстроилась и в кресле откинулась. Закинула ногу на ногу, не обратив внимания на то, что подол платья слишком высоко задрался.

— Я решила выйти замуж.

Он фыркнул в бокал, а я обиделась. Подбородок вздёрнула.

— Зря смеёшься.

— А что мне делать? Плакать?

Я губы облизала, а Завьялов кинул на меня странный взгляд.

— Что? Всерьёз ожидала, что я заплачу? Кинусь тебе в ноги… Что ещё?

— Да пошёл ты к чёрту, — шикнула я на него. — Я приехала, чтобы предупредить тебя: не подходи ко мне больше. Понял? Никита приедет на днях, и я очень надеюсь, что ты будешь тише воды, ниже травы.

— Серьёзное предупреждение. Выпить хочешь? Есть твоё любимое вино. Только не думай, что заказал специально, в ожидании твоего приезда. Просто случайность.

Он издевался. Откровенно издевался надо мной, смотрел зло и насмешливо, а губы презрительно кривились. Мне стало трудно дышать. Ещё как назло музыка смолкла, вместо неё послышались девичьи голоса и смех, а я вдруг испугалась, что расплачусь. Вот прямо здесь, при всех. Поднялась, очень надеюсь, что вышло грациозно. Пошла к выходу, но потом вернулась. Остановилась рядом с ним, даже наклонилась, и Генкин взгляд сам собой уткнулся в вырез моего декольте, чего я, собственно, и добивалась.

— Ты пожалеешь, Завьялов. Ты уже жалеешь, я это точно знаю. Но когда ты опомнишься, будет поздно. И ты останешься один, в этом дурацком клубе, в окружении шлюх. И сопьёшься.

Он поднял глаза к моему лицу.

— Они не шлюхи, Вась, они танцовщицы.

Мы глазами встретились.

— Ты меня слышал?

Генка головой мотнул.

— Нет.

— Да? Тогда я повторю: сопьёшься здесь в одиночестве. А я всё равно не приду.

Он рассмеялся мне в лицо, и продолжал посмеиваться, пока я к выходу шла, я прекрасно это слышала. И дверью хлопнула так, что стены этого убогого заведения ощутимо вздрогнули.

Ненавижу!

2

За четыре года до этого


— Вась, прекрати тянуть и рассказывай!

— Да нечего рассказывать, — сказала я, от зеркала отошла и забралась с ногами на кровать. — Ничего у меня не вышло.

— А ты всё сделала, как я говорила? — Верка на том конце провода в сомнении хмыкнула.

— А то как же! — Я даже рассердилась на подругу. — Ты же в этом деле эксперт!

— Как-то нехорошо это прозвучало…

Я на подушки откинулась и глаза закрыла. Из груди вырвался вздох со стоном.

— Вер, ну честно, не нравлюсь я ему!

— Глупости. Вот стопроцентная глупость, Вась. Лёшка ведь не идиот. И ты ему нравишься. Ты вообще нравишься всем парням, ты же знаешь.

— Может, в этом и проблема? Он, наверное, считает, что я… — Пару секунд я подбирала правильные слова. — Прости Господи. Все вокруг говорят, что я влюбляюсь с частотой раз в неделю. Даже папка так считает!

— А ты с ним поговори, объясни.

— Кому, папке?

— Лёшке!

Я приуныла.

— Вот единственное, чего я не умею, так это с парнями по душам говорить. Как я ему скажу? Знаешь, — начала я передразнивать саму себя, — что бы люди ни говорили, я совсем не такая, и вообще я сама невинность!

Верка, как последняя дура, заржала. Вот именно заржала, совершенно неприлично, и я ещё сильнее из-за этого обиделась.

— Не говори про невинность.

— Сейчас трубку брошу, — пригрозила я.

— Ладно, ладно. Но я, правда, стараюсь помочь. И не понимаю, почему у тебя с Лёшкой никак не клеится. Ходите кругами.

— Как будто мне самой это нравится, — расстроено проговорила я и телефон выключила. На подушках сползла, и руки на груди сложила. Задумалась. С Лёшкой Прохоровым у меня на самом деле не клеилось, и это, если честно, обескураживало. Ни с одним парнем до этого у меня столько проблем не было. А тут вроде сам Бог велел, как говорится: и нравимся мы друг другу, и тянет нас, а сблизиться никак не можем. Встретимся, поулыбаемся и отталкиваемся друг от друга, как воздушные шарики, разлетаемся в разные стороны. А я думать ни о ком не могу, кроме него, и это уже со стороны заметно. Ника заметила, Фая, и мало того, отец! Вот куда это годится?

Лёшку я уже почти год знаю. Учимся с ним в одном институте, он на два года старше меня, но мы всё равно, волею судьбы, оказались в одной компании. К тому же, в нашем институте нет человека, который бы его не знал. Лёшка по натуре затейник, очень деятельный человек, с нуля создал команду КВН, сам пишет тексты, шутки, в соревнованиях по бегу участвует, не только за родной институт, но даже за город и область. И влюбилась я в него, кажется, в тот самый момент, когда впервые увидела. Высокий, спортивный, улыбка такая, что сердце поневоле замирает, и глаза голубые-голубые. Я когда помладше была, очень любила любовные романы читать, и попутно рисовала в уме мужчину своей мечты, и получался он у меня вот один в один Лёшка Прохоров. Поэтому и позабыла обо всём на свете, после встречи с ним. И на этот раз могла точно сказать, что влюбилась. По-настоящему, первый раз в своей жизни. И это совсем не было похоже на мои предыдущие частые увлечения. Я всегда была натурой влюбчивой, чем сильно расстраивала родителей и удивляла окружающих. В первый раз лет в тринадцать заявила всем, что полюбила мужчину и собираюсь за него замуж. Это был мой преподаватель английского языка, и он, помнится, всерьёз опешил, когда я ему сообщила о своих чувствах. Скрывать их я не собиралась, меня мама всегда учила, что любовь — это дар небес, и скрывать его, прятать в себе, просто грех. О своей любви кричать нужно. Я, правда, кричать не стала, но честно призналась, а потом наблюдала, как объект моей страсти таращит на меня глаза и наливается пунцовой краснотой. Между прочим, до того случая, я понятия не имела, что мужчины могут так краснеть. В моём понимании это совсем не вязалось с представлением о настоящей мужественности, папка вот никогда не краснел, он легко находил выход из любой ситуации, даже заведомо проигрышной для него. А учитель мой покраснел, как рак, и я его тут же разлюбила. Но с того момента начала свой идеал искать. Я взрослела, идеал мой тоже взрослел и несколько менялся и видоизменялся, и, наверное, из-за этого мой поиск любви превратился в бег по кругу. Мне никак не удавалось дотянуться до желаемого. Мальчиков у меня было много, и не мальчиков тоже, я искренне во всех них влюблялась, разочаровываясь и вновь вспыхивая, как искра, и совсем не обращала внимания на все наставительные речи со стороны родителей. Все их слова казались мне ненужными, непонятными и попросту глупыми. Я далеко не сразу поняла, что мамины наставления о разборчивости (о которой она сама частенько забывала, надо сказать), появились из-за того, что они с отцом решили, будто я со своими ухажёрами уже не просто держусь за ручки и обмениваюсь скромными поцелуями. Когда я это поняла, в первый момент несказанно удивилась: "Откуда они это взяли?", а после и обиделась: "Значит так, да?", и из-за этой же обиды разубеждать их не стала. Так даже лучше, а то обрадуются, дома запрут, и я тогда вообще на волю никогда не выберусь. А как же я тогда встречу свой идеал?