Кротов проводил глазами Лёху, перепорхнувшего на скамейку справа и, посидев ещё минут пять для приличия, тихо смотался домой, многозначительно сверкая другу глазами, дескать, не буду мешать.


Дома он возбуждённо заходил по квартире. Взбудораженный хоть каким-то новым витком в этой мучившей его истории, старался не думать о том, а что он будет делать, если у Андрея окажется прописка, скажем, в Норильске. В ожидании утра, ночь показалась неимоверно длинной, как на Венере.

- Короче, записывай, - гундосил Лёха в трубку, видимо, прикрывая ладонью рот. – Симка на него, ага. Адрес - город Апрелевка, Наро-Фоминский район, улица Ленина, дом 10, квартира 47.

 Дима застрочил по заранее приготовленной бумаге, он ждал Лёхиного звонка с 7 утра.

- Я вчера только к трём часам до дома добрался, - гордо продолжил тот без паузы. - Эта красотка сначала вся такая "да я вообще не пью, да я подружек жду", ну ты ж меня знаешь!..

Лёха расписывал вчерашнюю победу, а Кротов, фальшиво восхищаясь, забивал адрес поисковик. Киевский вокзал, 50 минут в пути. Дима вскочил, начал собирать сумку, продолжая угукать в трубку, зажатую между ухом и плечом.

- ...Да иду я! - раздраженно крикнул Лёха кому-то у себя. - Блин, поговорить не дадут. Ладно, пойду. Созвонимся. Я теперь частенько в вашем районе появляться буду!

Дима рассыпался в благодарностях, выходя из квартиры и закрывая за собой дверь.


Апрелевка, некогда гремевшая на весь союз своим заводом грампластинок, ныне представляла из себя тихий городок из кирпичных пятиэтажек и кое-где оставшихся частных домов. Главная улица Ленина шла от железнодорожного моста, и минут через десять Дима дошёл до нужного дома по весьма цивильной асфальтированной дороге. По проезжей части сновали иномарки средней потрёпанности, а по тротуару шли деловые горожане. В конце улицы Дима с удивлением обнаружил возвышающийся здоровенный памятник русскому солдату, а сразу за ним белела стенами аккуратная церковь с позолоченным куполом.

Он зашел во двор десятого дома, оглядывая подъезды. Судя по нумерации, ему нужен был третий,он же последний. Возле крыльца, на куцей лавочке сидели местные синяки, будто со стилизованной картинки: морды помятые, патлы торчком, все как один в синих вытянутых трениках, в клетчатых байковых рубашках с протёртыми локтями. На Диму поглядели с детским интересом, без агрессии – возраст уже был явно не бойцовский, предпенсионный. Кротов кивнул мужикам и зашёл в тёмный подъезд. Лифта, естественно, не было, конструкция хрущевок не предполагала. Взлетев до четвёртого этажа, он остановился перед дверью с облупившейся некогда бордовой краской. Потянулся к пластиковой кнопочке звонка, на чёрной коробке которого было выбито «цена 45 к.». Только сейчас заметил, как у него дрожат руки. В электричке он был готов выпрыгнуть на первой же станции и побежать впереди паровоза – ему казалось, что 53 минуты дороги он не выдержит. Даже кондукторы два раза подходили – он психовал как террорист или, как минимум, заяц. Сил на то, чтобы прикидывать и перебирать возможные варианты событий уже не было, он просто хотел доехать и узнать об Андрее хоть что-нибудь. Звонок молча терпел Димины манипуляции, на нажим не реагировал, как тот ни давил. Тогда нервный посетитель стал стучать. Сначала интеллигентно, костяшками, затем кулаком. Прижался ухом к двери – в квартире полная тишина. Кротов решительно двинулся вниз по лестнице. Вышел из подъезда и остановился возле тёплой компании.

- Мужики, я тут жильца вашего ищу, Неволина. Не видали?

 Синяки все разом посмотрели на одного из сидящих в своём плотном ряду. Чернявенький, невзрачный мужичок, с впалыми щеками и глазами, удивлённо уставился на Диму, загоняя в угол сухого рта жёлтую папиросу без фильтра.

- Чё-то не узнаю тебя, - проговорил картаво, блеснув золотым зубом. – Ты кто таков?

Компания с интересом наблюдала за происходящим, разглядывая незнакомца. Дима подавил желание послать любопытного алкаша, но ему нужна была информация.

- Да вот, адрес у меня только есть. Андрей мне нужен.

 Мужик приподнял брови, а вся компания закивала, потянув слабое «А-а-а, Андрейка», и Дима понял, что не след взят.

- Дак, тебе брат мой нужен! – улыбнулся мужик, от чего его обвислое лицо собралось в сморщенную гузку. – Дак, он же в Москве уже сто лет как.

Собутыльники продолжали согласно кивать, будто понятые.

- Он, бишь, когда приезжал-то последний раз? – задался вопросом пегий алкаш с веснушчатым лицом. – Вроде, на тот Новый Год, кажися?

Мужики зажужжали, вспоминая и споря между собой, а Дима уставился на старшего Неволина, как тигр на косулю, цепко разглядывая. В голове не укладывалось, что этот человек мог приходиться хоть какой-то роднёй его Андрею. Ни одной общей черты. А то, что он ещё и опустившийся, конченный алкоголик, вообще разрывало шаблон. Кротов хищно улыбнулся своей коронной улыбкой.

- А я его хороший знакомый, - и он доверительно доложил всей компании. – Андрей Игоревич у нас лучший тренер по плаванию.

 Мужики заохали, загордились земляком, кто-то похлопал заулыбавшегося брата по плечу. А Дима тут же продолжил атаку:

- Он ведь говорил, что его брат вырастил, - хлопнул себя по лбу, сокрушаясь на собственную забывчивость и заговорщицки понизил голос. – Я тогда сейчас в магазин по-быстрому, и всё вам расскажу. Чаем-то напоите?

Брат оживился при слове "магазин", крикнул вдогонку «беленькую возьми» и тут же заважничал перед соседями:

- Эвона как! Уважают! Лучший, говорит, во всей Москве! – и поднял указательный палец, а мужики закивали и углубились в воспоминания об "Адрейке" когда тот ещё "во-от такой был".


      Дима настойчиво потащил Неволина в квартиру, отдав мужикам на откуп бутылку "Столичной". Пройдя в дом, увидел то, что и ожидал – халупа одинокого алкоголика. Ремонт был сделан лет сорок назад. Такие краски и обои можно увидеть только в музее. Доски на полу протёрты до дыр, потолок серый и облупившийся. На запах Дима постарался внимания не обращать, удивившись, однако, зелёному пупырчатому алоэ на широком подоконнике с отслоившейся краской. Мебель была куплена явно ещё до Горбачёва, а холодильников таких Дима не видел даже у бабушки в деревне. С надписью «ЗиЛ» и ручкой в виде большого металлического рычага. Не прекращая улыбаться, он прошёл на кухню и начал выставлять на стол гостинцы, энергично распоряжаясь насчёт тарелок и стаканов. Из пакета появились две бутылки Столичной, батон белого хлеба, шмат розовой пахучей докторской колбасы, пластиковая баклажка Кока-Колы и пара шуршащих пакетов с чипсами. Мужик, увидав гостинцы, засуетился, закрутился по кухне, хлопая покосившимися дверцами шкафчиков с вытертым рисунком.

- Ну, за знакомство! – Дима поднял рюмку, чокаясь с Неволиным.

 Брат представился Олегом. В Димины планы напиться не входило, он заранее позаботился об этом, поставив на стол рядом высокую щербатую чашку с водой из чайника. Пользуясь невнимательностью «собутыльника», он щедро лил себе в рюмку кипячёную воду, тем более, что Олег не сильно утруждал себя обязанностями хозяина и за гостем не ухаживал. Целенаправленно напаивая Олега, Кротов старался не думать о том, что это гадко – у него была цель. То, что тот не имеет понятия, где искать брата, было выяснено почти сразу. Но Дима хотел знать всё, что касалось Андрея, и логика подсказывала, что спившийся родственник - лучший источник, который у него сейчас есть. К слову сказать, и единственный. Влив в мужика вторую бутылку, Дима понял, что Олег уже в нужной кондиции. Глаза остекленели, голова иногда запрокидывалась назад, будто шея её не держала. Только бы не вырубился раньше времени! Олег меланхолично жевал чипсы, приподнимая брови, вроде как прислушиваясь к каким-то голосам в своей голове. Дима нарочито громко вздохнул.

- Да-а, вот ведь, какой у тебя неуловимый братец, а? - и покачал головой. – Я ведь к нему со всей душой – а он бац и пропал. И не звонит, не пишет...

 Кротов поджал губы, иллюстрируя окосевшему собеседнику всю свою печаль. Он чувствовал, что Олег не так прост, что сквозит что-то в его взгляде, когда он говорит об Андрее. Какая-то болезненная тоска и почему-то страх. И наконец, спустя минут десять после последней рюмки, Дима дождался.

- Да-а… Он такой… И всегда таким был…

Олег перевёл глаза на оконное стекло, но было понятно, что сейчас он ничего не видит. Он говорил невнятно, некоторые слова проглатывал целиком. Дима придвинулся поближе, чувствуя, что сейчас услышит то, что поможет ему разложить всё по своим местам. Он молчал, боясь спугнуть говорящего.

- Я ведь тогда после армии пришёл, а он на меня своими глазищами… как у рыбы... Мамка-то померла, меня домой раньше отправили, в дембель... Похоронить же надо, ну... А ему двенадцать только... Отец-то ещё до этого помер… Хм-м, помер… Трепались тогда бабы, что не сам он с лестницы упал... Андрейка за мать-то сильно отца ненавидел, и мог, наверное... Хотя ведь отец-то тоже не просто так её гонял, шалаву, царство ей небесное... Ты вот посмотри на меня и на Андрея!.. Ни на отца, ни на мать не похож... Как инопланетянин… Как ангел… Все им любовались…


Олег взял со стола сигарету, прикурил с четвертой попытки. Руки хаотично дёргались, со стула не падал только потому, что справа была стенка, а сзади - спинка.

- Нагуляла она его, и отец это видел. От осинки не родятся апельсинки! – и зашёлся смехом, переходящим в нехороший кашель. – А она уж Андрейку люби-ила, ласкала, баловала... Да-а... Я когда пришёл, с армии-то, как увидел его... Думаю, не отдам! Оформили всё, чин чинарём, опекунство, всё законно!

 Он заволновался, будто споря с кем-то, оспаривавшим законность его прав на брата.

- Сразу на работу устроился, не пил, в дом баб не водил… Мда-а, баб… Да ты же видел его!

 Он вскрикнул, уставился Диме в глаза, ища понимания.

- Это же демон, скажешь нет?.. - и потянулся к шее, вытаскивая из-за растянувшегося ворота задрипанной майки оловянный крестик. Нервно сжал его в ладони, лихорадочно облизывая шершавые губы. – Я не виноват! На него люди в городе головы выворачивали... Пару раз чуть не своровали прямо на улице... Дьявол послал мне его во искушение…

Олег закрыл ладонью рот, будто заставляя себя замолчать. Дима боялся пошевелиться, до последнего не веря, к чему идёт рассказ. Из последних душевных сил попытался изобразить понимание на лице, чтобы Олег не затих. Тот опять осоловело посмотрел в окно, язык его уже почти не слушался.

- Я вообще, кроме него, никого не видел тогда... Да и потом... Никто мне не был нужен… А он… Никогда я не знал, что у него в голове. Только смотрел на меня так серьёзно, как дети не смотрят, а я по этим глазам с ума сходил... И когда я... Он же не сопротивлялся совсем!

Дима глубоко задышал, борясь с тошнотой. А Олег не видел ни его, ни кухни, никого. Он был целиком в своих воспоминаниях.

- Никогда он меня не отталкивал, никогда... Я после первого раза плакал, прощенья просил... А он только смотрел этими грёбаными глазами и по голове меня гладил... Ни упрёка, ни слезинки... И я не смог остановиться... Но боялся всё время, Господи, как же я боялся... Что узнают, что заберут его у меня, что он сам сбежит… Каждый день домой мчался после завода, боялся, вдруг его нет уже, вдруг ушёл, бросил меня...

Окурок рассыпался в пепел и обожжённую бумагу. Олег посмотрел на свои жёлтые пальцы.

- А после восьмого класса, прям на утро после выпускного, он мне сделал ручкой... Заранее подготовился, я потом догадался... Подал заявление в какой-то ваш спортивный… там ведь это… как его, блядь… общежитие... Записку оставил, дескать, в город уехал, не ищи…

 Дима резко встал, чувствуя, что его сейчас вырвет. Еле добежал до унитаза, склонившись в рвотных судорогах. Его скручивало так, что не вздохнуть. Он вцепился руками в обод унитаза. В голове пульсировала боль, всё тело лихорадило. Такое безжалостное столкновение с кошмаром, о котором он мог только читать в газетах и слышать по телевизору, вырвало ему сердце, оставив в груди поломанные рёбра. Между приступами рвоты, его били истеричные слёзы - на него словно опустилось чёрное, беспросветное горе. Диме казалось, что уже ничего не вытравит этот привкус желчи у него во рту, ему никогда не забыть того ужасного, до шевеления волос на затылке, открытия. Он повис на раковине, пытаясь умыть лицо. Из глаз текла солёная вода, и он никак не мог это остановить. Кое-как придя в себя, он направился на кухню, стукаясь о проёмы и косяки – его сильно качало, словно на палубе. Олег лежал головой на столе и, судя по неестественно свешанной руке, был в полной отключке. Кротов встал над обмякшим телом, понимая, что когда адвокаты говорят о состоянии аффекта, они имеют в виду именно это его состояние.