Элейн Барбьери - Техасская звезда

Новый Орлеан, 1850 год

Элегантное платье Жанетт Борно выглядело довольно странно на фоне убогой обстановки дешевого гостиничного номера, в который она вошла несколько минут назад. По лицу женщины ручьем текли слезы. Застыв на месте, она не сводила глаз со своего любовника, техасца Бака Стара, поспешно собиравшего вещи. Жанетт не понимала, что происходит. Неужели Бак решил бросить ее?

– Не говори только, что ты не ожидала этого, – сказал он, застегивая саквояж. – Мы оба знали, что рано или поздно нам придется навсегда расстаться.

– Я не понимаю тебя, Бак, – прошептала Жанетт, с трудом выговаривая слова. В ее лице не было ни кровинки. – Я люблю тебя. И ты всегда говорил, что тоже любишь меня… Как же так? Неужели ты меня обманывал?

– Нет, не обманывал. В тот момент, когда я это говорил, я действительно любил тебя.

Бак раздраженно посмотрел на Жанетт. Раньше его лицо пылало страстью в те минуты, когда он обнимал ее. Жанетт вспомнила их первую встречу. Она влюбилась в Бака сразу же, как только увидела его. Им было хорошо вместе. Ласки Бака приводили ее в экстаз. От каждого прикосновения техасца ее бросало в сладкую дрожь. Но теперь в его голубых глазах от прежнего огня не осталось и следа. Бак внезапно охладел к Жанетт.

– Послушай, дорогая, – снисходительным тоном промолвил он, – я не говорю, что ты меня разочаровала. Мы прекрасно провели время. Черт возьми, ни с одной другой женщиной мне не было так хорошо, как с тобой.

– Может быть, ты боишься моего мужа? – дрожащим голосом спросила Жанетт, и ее красивое лицо исказила гримаса боли. – Но Антуан совсем старик. Он по всем статьям уступает тебе. Ему не удалось бы помешать нам, даже если бы он этого захотел.

– Помешать нам? – с недоумением переспросил Бак. – Что ты хочешь этим сказать?

– Я пришла сюда, чтобы заявить, что ухожу от Антуана и еду с тобой в Техас… Я хочу стать твоей женой, чтобы никогда больше не расставаться…

– Опомнись, Жанетт, ты же замужем!

– Я обращусь к церковным властям с просьбой расторгнуть мой первый брак.

– А что будет с твоей восьмилетней дочерью?

– Селеста останется с Антуаном. Думаю, ей будет лучше с отцом.

Видя, что Бак не сдается, Жанетт усилила натиск.

– Я никогда не любила Антуана! – воскликнула она. – Я вышла за него замуж от отчаяния. Тогда мне было всего лишь шестнадцать лет. Он пылал страстью ко мне и был богат. У меня не было другого выхода, и я согласилась стать его женой. До тебя я никого не любила, Бак, хотя у меня были другие мужчины. Ты – единственный, кому я отдала свое сердце. Мы могли бы быть счастливы вместе!

Бак нахмурился:

– Хорошо, Жанетт, я скажу тебе правду. Дело в том, что сегодня утром твой муж приходил ко мне.

– Жанетт ахнула от изумления.

– Знаешь, он мне понравился, – продолжал Бак. – Такой милый старикан. Он вел себя как воспитанный человек. Антуан заявил, что готов простить тебя и все забыть, как уже не раз делал это прежде. У тебя ведь и до меня были любовники. Твой муж выдвинул только одно условие: я должен немедленно покинуть Новый Орлеан и никогда больше не появляться здесь.

– Но…

– Он был чрезвычайно щедр. Твой муж заплатил за транспортировку скота, который я купил здесь для своего ранчо, дал мне деньги на текущие расходы и еще сверх того небольшую сумму. Признаюсь, я был доволен этим обстоятельством. Теперь я возвращаюсь в Техас состоятельным человеком.

У Жанетт подкосились колени, и она вцепилась в спинку стоявшего рядом стула, чтобы удержаться на ногах.

– Но ведь я люблю тебя, Бак, – прошептала она.

– В тебе говорит уязвленное самолюбие, моя дорогая. Тебя бесит, что я бросил тебя в тот момент, когда ты еще не была готова расстаться. Ничего страшного, Жанетт, ты переживешь этот удар.

– Нет, я никогда не оправлюсь от такого потрясения!

– Да ты забудешь меня, как только на твоем горизонте появится какой-нибудь молодой симпатичный парень! А пока тебя утешит любящий муж. Он ждет тебя дома.

– Но я люблю только тебя! Я не смогу делить супружеское ложе с Антуаном или обнимать другого мужчину!

Бак снял саквояж с кровати и, поставив его на пол, пожал плечами.

– Что бы ты ни говорила, я все равно уеду, Жанетт. Мой дилижанс отправляется через час.

Жанетт бросилась ему на шею.

– Умоляю, Бак, возьми меня с собой! Позволь мне доказать, как сильно я тебя люблю! Я буду хорошей женой, поверь!

– Жанетт, крошка моя… – тяжело вздохнув, промолвил Бак и, помолчав, продолжал: – Дело в том, что у меня уже есть жена… В Техасе меня ждет семья, и я спешу вернуться к своим близким.

Жанетт застыла как громом пораженная, лишившись дара речи. Бак молча убрал ее руки со своих плеч и прикоснулся кончиками пальцев к полям ковбойской шляпы.

– Благодарю вас за все, мэм, но я вынужден распрощаться с вами, – сказал он и, взяв саквояж, вышел из комнаты.

Ошеломленная, Жанетт долго смотрела ему вслед, не в силах сдвинуться с места.

Капризный голос Селесты Борно разносился по комнатам огромного особняка на Чартерс-стрит. Вырвавшись из рук Маделейн, девочка помчалась по коридору к комнате матери. Однако няня догнала ее и снова схватила за плечо.

– Отпусти меня! – закричала Селеста. – Оставь меня в покое, а не то я скажу маме, чтобы она уволила тебя! Она отправит тебя обратно на остров, с которого ты приехала, и ты сгниешь там заживо!

Симпатичная негритянка, не обращая внимания на угрозы подопечной, крепче сжала ее руку.

– Твоя мама сильно расстроена и просила не тревожить ее, – сказала она.

– Меня это не волнует! – дерзко заявила девочка. Оттолкнув няню, Селеста добежала до конца коридора и, распахнув дверь, ворвалась в спальню. Однако, увидев неподвижно лежащую на кровати мать, она остановилась. Вошедшая вслед за ней Маделейн молча приблизилась к Жанетт и, подняв с пола выпавший из руки госпожи стакан, понюхала его. Почуяв неприятный запах, няня поморщилась и отошла в сторону.

Селеста нахмурилась. Она не понимала, почему мать ведет себя так странно и не радуется ее приходу. Подбежав к кровати, она уже собралась было начать капризничать, чтобы привлечь ее внимание, но Жанетт вдруг схватила дочь за руку.

– Я больше не могу так жить, Селеста, – тяжело дыша, произнесла она. – Он погубил меня… разбил мое сердце… – Ей было трудно говорить, но, сделав над собой усилие, Жанетт продолжала, не сводя глаз с дочери: – Он никогда не любил меня… обманывал… дурачил… О, как я ненавижу его! Ты должна рассчитаться с ним, Селеста! Обещай, что сделаешь это…

Испугавшись хриплого голоса матери, ее затрудненного дыхания, девочка попыталась вырвать руку из ее цепких пальцев. Она не хотела, чтобы мама болела и лежала в постели. Жанетт обещала дочери поехать с ней сегодня в магазин, чтобы купить Селесте новую шляпку.

– Ты должна выполнить мой наказ… – продолжала Жанетт. – Дай слово, что когда-нибудь заставишь этого мерзавца дорого заплатить за все.

Кивнув, Селеста отпрянула от матери, высвободив наконец руку. Жанетт закатила глаза и захрипела. На ее губах выступила пена.

Придя в ярость от того, что мать разочаровала ее, Селеста пронзительно закричала:

– Вставай! Вставай немедленно!

Девочка топала ногами и визжала в истерике до тех пор, пока Маделейн не вывела ее силой из комнаты.

Прошел час, а Селеста все никак не могла успокоиться. Она кричала и колотила кулачками в закрытую на замок дверь своей комнаты. Девочка терпеть не могла, когда ее запирали. Обычно в таких случаях она громко рыдала и выла, пока отец не выпускал ее. Мать часто игнорировала протесты и капризы дочери. Она была слишком занята своими ухажерами, постоянно вившимися вокруг нее. Жанетт ничего не стоило нарушить данное Селесте слово. Она забывала о дочери, как только очередной поклонник начинал нашептывать ей на ухо нежные признания. Но на этот раз Селеста решила, что не будет мириться с обманом матери. Если та не выполнит свое обещание, Селеста обо всем расскажет отцу. Он, конечно же, рассердится и заставит жену купить Селесте новую шляпку.

Ободренная этой мыслью, девочка завопила с новой силой. И только услышав звук поворачивающегося в замке ключа, она умолкла. Вскоре дверь отворилась, и на пороге появилась Маделейн. Девочка забеспокоилась, заметив скорбное выражение на лице няни.

– Крепись, Селеста, я принесла тебе дурные вести, – сказала негритянка. – У тебя больше нет матери. Она лишила себя жизни.

Селеста на мгновение оцепенела, но тут же тряхнула головой, решив, что не произошло ничего страшного. Отец позаботится о ней. Он купит ей все, что она захочет.

– Горе сразило твоего отца, – продолжала няня. – Когда он узнал о смерти любимой жены, у него случился сердечный приступ. Месье Борно тоже скончался, Селеста.

Девочка пришла в ярость, все ее планы и надежды рушились.

– Нет! Ты лжешь! – задыхаясь от слез, закричала она. – Мама вовсе не умерла! Она просто уснула. А папа… папа никогда не бросил бы меня одну!

Маделейн ударила Селесту по щеке, чтобы привести ее в чувство. Девочка замолчала, и в тишине комнаты снова раздался строгий голос верной служанки:

– Твои слезы бесполезны! Ты плачешь от жалости к себе. Ты думаешь, что теперь будет некому позаботиться о тебе. Но это не так. Я буду прислуживать тебе так же, как раньше прислуживала твоей матери. А сейчас я хочу, чтобы ты внимательно выслушала меня…

Вцепившись в плечи Селесты, негритянка наклонилась и впилась в нее пронзительным взглядом. – В смерти твоей матери виноват ее неверный возлюбленный. Из-за него она наложила на себя руки. Это он убил твоего отца. Этот человек лишил тебя всего самого дорогого в жизни.

У Селесты сразу высохли слезы. Она как завороженная смотрела в темные глаза негритянки, горевшие мрачным огнем.

– Надеюсь, ты не забыла обещание, которое дала умирающей матери? А теперь я тоже хочу сказать свое слово. Я помогу тебе, Селеста. Мы вместе отомстим за смерть твоих родителей.

Вайоминг, 1869 год

Шел снег, и за его пеленой терялись очертания сонной долины. Затянутое серыми облаками низкое небо, надвинувшееся на вершины гор Биг-Хорн, не предвещало ничего хорошего. По-видимому, метель, разыгравшаяся прошлой ночью, была лишь прелюдией к настоящей снежной буре, готовой вот-вот разразиться. Стадо Колдуэлла Стара разбрелось по округе, и это не могло не беспокоить его. Он ругал себя за легкомыслие. Колдуэлл недооценил опасность и теперь мог дорого заплатить за это. Втянув голову в плечи, он надвинул шляпу на лоб, пытаясь спастись от резких порывов ветра, швырявшего ему в лицо пригоршни колючей ледяной крупы, и наклонился вперед, к луке седла. Его конь, несмотря на непогоду, продолжал упорно подниматься вверх по крутому склону, туда, где располагались высокогорные пастбища. Из-под его копыт вниз летели камни. По дороге Кэл собирал напуганных бурей коров и сгонял их в укромные, защищенные от ветра места, где они могли переждать непогоду. Все это занимало много времени. Он и не заметил, как начало темнеть. Кэл не знал, сможет ли найти для себя удобную лощину или пещеру, чтобы переночевать в безопасности.

Однако он успел справиться со своей задачей, и еще до наступления темноты ему удалось подняться на вершину хребта. Завидев наконец очертания ранчо Блустоун, Кэл с облегчением вздохнул. Через полчаса он уже расседлывал в сарае свою лошадь, а еще через несколько минут Кэл вошел в дом, являвшийся приютом для местных ковбоев.

В просторной комнате весело потрескивал огонь в камине, сложенном из дикого камня. Взгляды лежавших на расстеленных на полу одеялах мужчин сразу же обратились к нему.

Сняв заиндевевшую куртку и шляпу, Кэл стряхнул с бороды снег. Он заранее набрался терпения, зная, что сейчас на него, как всегда, посыплются колкости и насмешки. И действительно, ехидные замечания не заставили себя долго ждать.

– Послушай, Кэл, ты когда-нибудь привыкнешь к нашей зиме? Вайоминг – это тебе не Техас! Пора бы уже начать разбираться в местной погоде.

– Что у тебя опять стряслось, техасец? Все нормальные люди по приметам заранее знали, что надвигается снежная буря, и увели скот в укрытия.

– Похоже, тебе нравится мерзнуть, парень!

– Ну как, получил удовольствие от стужи или тебе показалось, что сегодня еще недостаточно холодно?

Кэл криво ухмыльнулся, слушая добродушные насмешки ковбоев. Он не собирался отвечать на них. Кэл переехал в эти места, спасаясь от кошмаров и призраков прошлого. Горы Вайоминга слишком отличались от техасских прерий, и Кэл надеялся обрести здесь долгожданный душевный покой. То, что произошло сегодня с его скотом, он воспринимал как мелкие неприятности по сравнению с теми бедами, которые ему довелось пережить.